— Значит, вы следили за Каспаром, майстер Штайнмар? — не ответив, сказал Курт. — Дважды проделывали, как я теперь вижу, долгий путь, чтобы увидеть, где и как он обитает…
— Я уже говорил вам: мне не нравится то, что говорит и делает этот человек. Поначалу я полагал, что он служит Австрийцу, но как заподозрил не так давно и теперь уже понимаю со всей ясностью — то, чем является он на самом деле, гораздо хуже и опасней.
Курт молча кивнул и отвернулся к огню.
Этим утром майстер инквизитор поднялся легче — то ли тело приспособилось к непривычной нагрузке, то ли близящаяся цель пути попросту заставила боль в мышцах отступить на задворки мыслей и ощущений. А возможно, дело было всего лишь в том, что на сей раз удалось как следует выспаться: их проводник не поднял своих временных подопечных ранним утром, выгнав в путь, и солнце наблюдало за их пробуждением с высоты, ощутимо припекая сквозь едва пожелтевшую и все еще густую листву. Идти предстояло недалеко, как сообщил еще вчерашним вечером Штайнмар: даже с учетом того, что придется двигаться медленно и петлять, дабы не попасться на глаза случайному охотнику или иному обитателю этих мест, к охотничьему дому убитого наместника они должны были выйти самое большее часа через три.
Нессель, и прежде молчаливая, за все время пути не произнесшая ни единого лишнего слова, сегодня притихла совершенно, словно уйдя в себя, однако Курт не мог отделаться от ощущения, что ведьма, напротив, пребывает повсюду вне себя самой — впереди, на не видной с первого взгляда звериной тропе, слева и справа, далеко в зарослях кустарника и меж древесных стволов, в вышине, средь зеленых вершин… Она шагала уверенно, не спотыкаясь и явно четко разбирая дорогу, однако чем дальше, тем больше казалось, что все же отчасти она не здесь. Фельдхауптманн порой косился на спутницу майстера инквизитора — видимо, каким-то неосознанным, мало понятным себе самому чувством улавливая, подозревая то, в чем сам Курт уже окончательно уверился…
Сам Штайнмар тоже временами погружался в задумчивость, явно решая для себя какой-то важный вопрос, и Курт, ловя на себе брошенные искоса оценивающие взгляды, прекрасно понимал, какой именно. Этим утром фельдхауптманн осторожно поинтересовался его планами касательно проникновения в обиталище Каспара: от этого зависело, когда выступать в дорогу, какими путями и с какой скоростью идти — в зависимости от того, намеревался ли майстер инквизитор штурмовать дом наместника внаглую днем или караулить снаружи в надежде, что девочку выпустят на прогулку хотя бы во двор за частоколом, либо же пробираться внутрь ночью, надеясь застать обитателей спящими.
Последний вариант Курт отмел сразу: лезть в незнакомый дом в темноте, не зная планировки и расстановки сил, не представляя, с чем можно столкнуться внутри, было идеей не из лучших. При дневном свете нападающие (или подстерегающие в зарослях вокруг), конечно, были на виду, однако и сам Каспар тоже, а посему, при всех возникающих в связи с этим сложностях, иного выхода не оставалось…
Штайнмар остановился внезапно, остерегающе вскинув руки и преградив дорогу. Несколько мгновений протекли в неподвижности; Нессель напряженно смотрела на проводника, ожидая слова или немого сигнала, Курт всматривался вперед, в заросли, уже и сам отмечая, что лес стал реже, кустарник жиже, а чуть дальше просматривается что-то вроде тропинки или просто хоженого места. Фельдхауптманн переглянулся со спутниками, многозначительно кивнув, и двинулся вперед медленно, осторожно, делая каждый шаг так опасливо, точно под ногами был тонкий весенний лед. Он остановился снова спустя несколько минут и молча указал вперед, где Курт уже и сам увидел проплешину в лесу и нечто, похожее на едва заметную в зелени бревенчатую стену. Штайнмар снова переглянулся с каждым и, уверившись в том, что был понят верно, махнул рукой, призывая идти за собою, развернулся и так же неспешно и тихо зашагал обратно в лес.
— Осмотреть дом снаружи будет не слишком сложно, — тихо сказал он, когда их маленькая группа отдалилась на достаточное расстояние. — Частокол низкий и не сплошной — он не рассчитан на штурм, поставлен от животных; двор неплохо виден. В частоколе — калитка чуть правее того места, к которому приблизились мы. Дверей в доме — две, одна прямо напротив калитки, другая позади, во второй комнате. Их в доме три или две: возможно — основная, кухня и что-то вроде кладовой или оружейной, а возможно — кладовая это просто часть кухни; начертить вам план или хотя бы просто рассказать точнее я не смогу: внутри никогда не был и представление об устройстве имею только с чужих слов.
— Вы и без того сделали достаточно, спасибо вам, — поспешно возразила Нессель, и фельдхауптманн качнул головой:
— Нет. Недостаточно. Но сделаю.
— Я могу узнать, что вы задумали, майстер Штайнмар? — нахмурился Курт, и тот пожал плечами:
— Пойти с вами, разумеется. Что проку от двух дней моих стараний, если вас там попросту убьют на глазах у ребенка? Со мною у вас будет ровно на один шанс больше.
Курт молча переглянулся с ведьмой, походя отметив, что судя по выражению ее лица, Нессель совершенно не удивилась услышанному.
— Вы сами говорили, что он опасен, — предвидя возражения, настойчиво сказал Штайнмар. — Утомленный долгой дорогой инквизитор и женщина — что это за противники малефику? Быть может, и я не стану ему сильным противником сам по себе, но все вместе…
— Это дурная идея, — оборвал его Курт и чуть повысил голос, не дав фельдхауптманну ответить: — Вы опасаетесь, что он убьет нас, но что, если убьет вас? Что я потом скажу вашей семье? Какими глазами посмотрю на ваших детей? Что я скажу им?
— Что их отец старался быть достойным человеком, которым они смогут гордиться.
— А гордиться живым отцом им было бы не лучше ли?
— Не хороните меня прежде времени, — криво усмехнулся Штайнмар и, наткнувшись на серьезный, тяжелый взгляд, вздохнул: — На встрече с принцем Фридрихом вы призвали меня поставить себя на ваше место, майстер Гессе, так вот сейчас я призываю вас к тому же: поставьте на мое место себя. Вы бы ушли?
— Я могу упасть замертво прямо здесь, — возразил Курт, — и это ни на что не повлияет. Каспара рано или поздно отыщут наши, Альту рано или поздно отобьют, его рано или поздно казнят. От меня не зависит ни будущее государств, ни судьба моих соотечественников. Я просто служитель, каких сотни; не будет меня — на мое место встанет другой, и все будет, как прежде. Вы готовы пожертвовать счастливым будущим собственной семьи? Хорошо, но готовы ли вы столь же легко принести в жертву будущее трех ортов?
