— Кстати, — Шандер слегка смутился, — Ланка хочет поговорить с тобой наедине.
— О чем?
— Бедная девочка, — вздохнул Шандер, — бедная, раз ты не понимаешь…
— Ты хочешь сказать, что она до сих пор?!
— Даже сильнее, чем раньше…
— Тогда я не буду с ней разговаривать. Обижать не хочется, а помочь ей не в моих силах.
— Ты сам себе противоречишь, мой друг, — вмешался жаб. — Чем раньше покончишь с неприятным разговором, тем меньше он будет иметь печальных последствий. Или доверь свои мысли бумаге, а я готов тебе помочь…
— Представляю, что у нас получится, — фыркнул маринер. — Нет уж, лучше я объяснюсь с ней сам…
2
— Сегодня?! Сейчас?! — Илана принялась лихорадочно собираться. К Проклятому вдовий балахон, она наденет… Она попросит у Шани одежду «Серебряного». Рене никогда не жаловал расфуфыренных светских красоток, так что даже хорошо, что у нее больше нет рубинов. Незачем напоминать о Михае. И краситься она не станет, с кожей и глазами у нее все в порядке, а мужской наряд это только подчеркнет…
В конце концов, не мог же он совсем ее забыть! Шани рассказал про Герику и Рене все, что знал. Рене ей благодарен, он мужчина, ему нужна женщина, а дочь Михая и раньше была его любовницей, пусть и не по своей воле… Тарскийка прошла пол-Арции, отыскала его, она оказалась смелой, сильной, благородной. Разумеется, он оценил, но страсти дружба и благодарность не заменят. Что ж, Илана Ямбора готова остаться в тени. Ей будет очень хорошо в Оленьем замке, а император будет иногда приезжать в Таяну. Только и всего, на большее она не рассчитывает, а Шани — хороший друг, он их не выдаст.
Хватит с нее тайн! Она расскажет Рене, как спасла Гелань, а может, не только Гелань. Он поверит, потому что знает то, чего не знают другие. Поверит и забудет, что она натворила из-за господина Бо…
Илана одернула черный с серебряным шитьем мундирчик, несколько тесный в груди, и, подумав, расстегнула верхний крючок, выпустив на волю кружевную фронтерскую рубашку. Очень хорошо! И никакие драгоценности не нужны, только ее удивительные медные локоны и оправленный в серебро кинжал на поясе. Спасибо Тиверию и его клетке, талия у нее опять осиная, у Геро такой никогда не будет.
— Я готова! — возвестила женщина, сияя глазами. Сердце Шандера сжалось от жалости, когда он представил ее возвращающейся, но герцог ничего не сказал, а только учтиво придержал дверь.
…Рене сидел за столом в небольшом угловом кабинете, некогда принадлежавшем Альберу-Филиппу. Илана, бойко переступив порог, неожиданно оробела, а Рене смотрел на нее загадочными голубыми глазами. Он ждал. Она молчала, поняв, что произнести вслух столько раз проговоренные про себя слова безумно тяжело. Император все понял и пришел на помощь.
— Ты хотела меня видеть? Я тоже, но как-то не получалось… Я хочу тебе вернуть твои рубины. Тиверий собирался их присвоить, не удалось. Вот они.
Ланка с восторженным стоном, вызванным как нежданным обретением утраченного, так и тем, что Рене вернул рубины ей, откинула крышку. Темно-красные огни по-прежнему завораживали, манили причудливой игрой и, казалось, жили своей собственной жизнью…
— Я почти забыла, какие они, — прошептала Илана.
— Изумительное зрелище, — подтвердил Рене, — но пугающее. Я понимаю, почему Герика от них отказалась…
— Герика? Отказалась? Ах да, она же мне их подарила в Гелани…
— Она и сейчас отказалась, — удивленно уточнил Рене. — Шандер нашел эти камни в тайнике у Тиверия и привез их Герике. Если они действительно принадлежали Циале, Церковь была бы счастлива их заполучить, но мы и так отдаем ей очень много…
— А Герика? — прошептала Илана. — Она не взяла?
— Она их отчего-то боится, — неохотно пояснил Рене, — хотя вообще-то Геро не из робких…
Илана вздрогнула не столько от его слов, сколько от нежности, зазвучавшей в голосе Рене, когда он заговорил о невесте. Все было кончено, он действительно любил тарскийку. На всякий случай, чтобы продлить агонию, Ланка спросила:
— Ты ее очень любишь? Почему?
— Не знаю, — он задумался, — но это навсегда, и ты…
Закончить император не успел: Илана почти швырнула шкатулку на стол.
— Отдайте циалианкам. Они действительно имеют на них все права. Надеюсь, это будет достаточным вкладом для вступления в сестринство?
— Ты хочешь уйти в монастырь? — Рене явно опешил. — Ты слишком молода, у тебя впереди целая жизнь…
— Ваше величество, — голос женщины был тусклым и невыразительным, — мне надо замаливать грехи. И свои, и чужие.
— Какие грехи, да никто тебя ни в чем не винит. Ни я, ни Герика…
Это было уже слишком!
— Вы, может, и не вините, — в голосе Ланки звенела та же ярость, что и тогда, в Оленьем замке, — но я-то вас ненавижу! Ненавижу! Вы отняли у меня все, а теперь пытаетесь меня купить этими камнями и всякими глупостями… Да будьте вы оба прокляты!
Она вихрем вылетела из комнаты, но еще успела услышать последние слова Рене:
— Будь по-твоему. Я сегодня же отошлю камни в Фей-Вэйю.
3
— Монсигнор. — Слуга принял плащ и шляпу и распахнул тяжелую дверь, пропуская герцога Таянского. Илана была одна. Белое просторное платье и вуаль, прикрывавшая все еще короткие для святой сестры волосы, не то чтобы ей совсем не шли, но напрочь перечеркивали памятный Шандеру с юности образ. Герика из безнадежной овцы стала дикой рысью, Анна-Илана изо всех сил старалась стать овцой.
— Ваше высочество хотели меня видеть.
— Да, Шан… герцог. — Ланка повернула к нему хмурое лицо. — Когда вы возвращаетесь в Гелань?
— Завтра.
— Я хочу выехать вместе с вами.
— Ничего нет проще. Вы будете путешествовать в карете или верхом?
— В карете…
Шандер ее прекрасно понимал, праздное любопытство, с которым обыватели будут таращиться на дочь короля Марко и вдову страшного Годоя, перенести было бы трудно, но Ланка и карета…
— Мы выедем затемно. Ночевать, видимо, будем уже в Лаге.
— Мой путь куда ближе, герцог. Я поверну на Фей-Вэйю.
— Все-таки туда?
— Что мне еще остается? Война кончена, я знаю Рене… И тебя… Уж вы-то постараетесь, чтобы на дорогах никто не буянил, так что стать разбойницей у меня и то не выйдет. Сменить имя? Я для этого слишком горда…
Куда бы я ни поехала, на меня станут показывать пальцами. Те, кто недоволен, что корона досталась Рене, будут со мной заигрывать. Каким бы… благородным ни был император, он не может оставить меня без присмотра. В Таяну мне дороги нет, люди слишком хорошо помнят Годоя и… меня. В Тарске мне появляться нельзя, я дала клятву верности Рене, а там… там или мне придется ее нарушить, или меня убьют за измену. Ройгианцы попрятались по щелям, но скоро начнут выползать по ночам и кусаться. Жизнь свою, особенно такую, какой она стала, я не ценю, но от их рук умирать противно. У меня один выход — циалианство…
