— Ага! — кивнул я. И снова ведь правду сказал! Уж наверняка не тяжелее, чем в трактире.
— Ну и ладно. Пока что поработаешь за еду и одежду, а дальше посмотрим, какую тебе плату положить. Годится?
Я молча кивнул. Ещё бы не годилось! Кто бы в моём, бродяжкином, положении, кочевряжиться стал?
— Только смотри, чтоб не воровать и не лениться! У меня в доме порядок строгий, если что — шкуру спущу!
Ой, напугал! Моя-то шкура, как змеиная кожа — уж сколько мне её ни спускали, а всякий раз отрастала заново, и крепче прежней. Впрочем, откуда господину лекарю про то знать?
Я, понятное дело, только поклонился низко.
— Ну, пошли тогда!
И пошли мы. Я ещё подумал тогда, что хорошо, вещей у меня никаких. Потому что как бы я их понёс, коли руки заняты — штаны порванные поддерживать? И было мне на сердце радостно, поскольку знал я, что очень скоро и помоюсь, и пожру. Вот вы улыбаетесь, а жрать мне тогда до жути хотелось! Вы ж понимаете, что до того неделю мне пришлось поститься, и понимаете, что иначе-то и нельзя было.
Теперь про дом господина Алаглани. Конечно, вы и так знаете, как там всё выглядит снаружи, но я всё-таки расскажу подробнее. Прежде всего — и дом, и сад окружены глинобитным забором, и забор высокий, в полтора моих роста. Мало того — там вдоль и снаружи, и изнутри посажены кусты длинношипа. Колючие, плотные, если через такие продираться, то и одёжу порвёшь, и сам до крови исцарапаешься. Правда, у длинношипа ягоды вкусные, но вызревают они только к осени. И сразу я задумался — а к чему такой забор непроходимый? Должно быть, воров опасается — по нему ж видно, человек богатый.
Ладно, теперь про дом. Дом большой, первый этаж из серого камня сложен, такой в южных пределах добывают, второй — из брёвен. И по форме необычный, вытянут вроде подковы. Крыша двускатная, крыта черепицей, каждый черепок своего цвета, а вместе получается красиво. Стены второго этажа не крашены, но брёвна просмолены, такие уж никогда не сгниют, сколько дождей ни лей. Парадный вход высокий, крыльцо со ступенями каменными, и ступенек этих восемь. Дверь мощная, из бурого дуба, окована стальными полосами, такую и бревном-то не скоро высадишь.
За домом разные постройки, только про них после, их я поначалу не особо и разглядел.
Вошли мы, значит — ну, то есть постучал Халти в ворота… а ворота, кстати, тоже подстать парадной двери — мощные, из толстых брёвен, да медными листами обитые. Изнутри лязгнуло — вынули засов.
Открыл слуга — мальчишка на вид меня слегка помладше. Одет как Халти — полотняная рубаха, полотняные штаны, только башмаков нет, босой. На вид не особо крепкий, в кости тонок, волосы посветлее моих, лицо загорелое, и руки тоже, глаза серые, уши чуть оттопырены, и левое ухо побольше правого самую малость. Поклонился он господину, а тот и говорит:
— Вот, Алай, новый слуга у нас. Звать Гиларом. Возьми его и устрой. Да смотри, — улыбнулся, — не обижай, он и так судьбой обиженный.
Вот честно скажу: трудно мне было не ухмыльнуться. Хотя, как посмотреть. Ведь лекарь-то не солгал!
Перво-наперво Алай отвёл меня в баню. Баня на заднем дворе располагалась, и натоплена была, точно ждали меня. Ну, понятное дело, не меня, а для кого-то растопили, да вот и сгодилось. Хорошая баня, просторная, и дым в трубу уходит, а не в дверь полуоткрытую, так что угару никакого. А в общем, ничего шибко интересного. Кусок скользкого серого мыла мне дали и мочалку. Смыл я с себя грязь и кровь, облился, как полагается, тремя водами, а как вышел в предбанник — там уже новая моя одёжа лежала. Полотняная рубаха с широким разрезом у горла, полотняные штаны — и, главное, совсем мне впору, ничего подгонять не пришлось.
— Башмаки дадут, если в город выходить придётся, — пояснил случившийся тут Алай. — Только это не скоро. Новичков тут поначалу домашней работой загружают.
— А что, — спросил я, одевшись, — часто разве господин новых слуг нанимает?
— Ну, часто не часто, — поразмыслил Алай, — а бывает. Я тут полтора года, а при мне уже двоих взяли, Хайтару и Дамиля.
Я аж присвистнул от такого известия.
— А много ль всего у него людей?
— Да не так чтобы много, — разъяснил Алай. — Вот гляди, старшой над нами — Тангиль, ему ко дню Зимнего Солнца восемнадцать стукнет. Он ещё кроме того, что старшой, лошадьми занимается. У господина-то коней четверо — Ласточка, Прыткий, Искра, Уголь. Потом Халти — господин его своим учеником сделал, всякой лекарской науке наставляет. Затем Амихи с Гайяном, это братья, они у нас кухней заправляют. Хасинайи — та за свиньями ухаживает и за птицей всякой, стирает и чинит одежу. У нас тут и куры, и гуси, и утки. Птицы её любят, а так — придурковатая она малость. Хайтару — тот на всякую чёрную работу надобен, Дамиль — он у господина в комнатном услужении, тихий парнишка. Я к огородному и садовому делу приставлен, а уж куда тебя господин определит, то ему виднее. Но сдается мне, что поначалу будешь Хайтару помогать.
— Слышь, Алай, — тут же спросил я, — а как тут со жратвой?
— Со жратвой тут отменно, — усмехнулся мой сопровождающий, — кормят сытно. Не разносолами господскими, ясное дело, но нам завидуют слуги из многих домов. Тебе раньше-то в услужении где быть приходилось?
— Да так, немножко, — кивнул я, вспомнив трактир.
— Ну вот, значит, понимаешь, что такое над каждой коркой трястись и как рёбра выпирают с голодухи, — наставительно сказал Алай. — А тут не так.
— Я неделю почти не жрамши, — снова поведал я правду, — нельзя ль чего пожевать, а?
Ну а что ещё мне надо было спрашивать? Что ещё может спросить бродяжка, взятый из милости в богатый дом?
— Обеда дождись, — сухо возразил Алай. — Уже скоро. И смотри, не вздумай чего на кухне стащить.
— Выдерут? — понимающе спросил я.
— Не, — Алай ухмыльнулся, — господин на такую мелочь отвлекаться не станет. А вот старшой пинков надаёт, да и повара добавят, они здоровые, сильные.
Ну, тут всё как обычно.
— Слышь, — только сейчас решил я спросить, — я вот чего не пойму. Если господин новых слуг нанимает, то куда старых девает?
Внимательно я глядел на Алая, но не в упор, конечно. Так, осторожно скользнуть взглядом — и в сторонку, но главное, чтобы успеть зацепить.
— Ну… — протянул Алай, — той зимой, к примеру, прежнему старшому, Ханимари, восемнадцать исполнилось, и господин дал ему денег и письмо в Алагралайю, к своему аптекарю знакомому, чтобы тот, значит, взял его в подмастерья, коли Ханимари по аптекарской части пойти надумает. А нет — так найдёт себе применение. Голова на плечах есть, и плечи крепкие, и деньжата на первое время будут… А на будущую зиму Тангиль так же уйдёт, и Халти старшим станет. Но бывает и по-другому… Вот до тебя был у нас такой пацан, Хосси, так он недавно вздумал обокрасть господина, в кабинет его ночью залез…
Вот, значит, подумал я тогда, почему у аптекаря освободилось местечко… Повезло же мне, что никто не опередил. Хотя, братья, вы же понимаете, что такие везения должны быть тщательно подготовлены. Да, понимаю, понимаю! Не я один готовил, были и другие глаза да уши. А всё ж таки не полезь этот злосчастный Хосси куда не след — я бы долго ещё рядом ошивался, ища повод.
— И что? — спросил я с замиранием, почти не притворяясь. — Наказали?
— Если бы! — скривился Алай. — Господин ему вообще слова не сказал, а только на другой день приехала телега, парой быков запряжённая, а на телеге — трое здоровых таких дядек, по виду вроде не селяне, а приказчики купецкие. Посадили Хосси на телегу, ноги ему верёвкой спутали, чтобы утечь не вздумал, и уехала телега за ворота. Вот. А ещё перед Дамилем был Асараби, его тоже увезли, только вот за что, неведомо. Такой тихий пацан был, зашуганный совсем, слова не проронит. А вот чем-то всё же не угодил.
Задумался я над словами Алая. И ведь не то удивительным было, что господин слуг меняет — такое во всяком богатом доме сплошь и рядом. Но две вещи мне чудными показались. Первая — это насчёт телеги. Ну, не угодил тебе слуга, так отлупи его, другим в назидание, да и вышвырни за ворота, и пусть бредёт куда хочет. Нет — телега какая-то, быки какие-то… Второе диво — это насчёт старших. Почему, как слуге восемнадцать стукнет, так выпроваживает его господин, и даже не выпроваживает, а судьбу ему устраивает — денег даёт, письма рекомендательные? От первого дива веяло жутью какой-то необычной, а от второго — необычной милостью.
Но обо всём этом надлежало потом как следует размыслить, когда пообвыкнусь тут, пооботрусь. Нам спешить некуда, наши жернова, как сами знаете, мелют медленно. Медленно — да верно.
— А что о работе скажешь? — задал я самый главный вопрос. — Тяжело ль приходится?
И вновь на минутку задумался Алай.
— Да как тебе сказать… Тут, конечно, не рудник и даже не мельница, спину не сорвёшь, но и без дела не сидят. Особенно летом да осенью, у господина аптекарский огород ведь большой, всякие целебные травы, и надо их правильно вырастить, правильно собрать, правильно высушить, а потом из них правильно снадобья изготовить. Силы особой тут не надо, а вот внимание да старание… это да.
