Кроме того, была ещё одна девушка — на вид младше других, почти подросток. Она тоже определённо не мёрзла, потому что была в плотных неказистых джинсах и мешковатой спортивной куртке, над застёжкой которой виднелся высокий воротник шерстяного свитера. Хотя она шла со всеми, смеялась со всеми и так же, как другие, иногда произносила грубоватые словечки, внимательный наблюдатель заметил бы два обстоятельства: остальная компания не очень обращает на неё внимание, а сама она старается держаться подальше от хорошо одетой красотки.
Внимательный наблюдатель, конечно, сразу сделал бы очевидные выводы: человеком, который неформально руководил группой (и который покупал спиртное, если уж на то пошло), была девушка постарше. А девочка в джинсах если ещё не заняла низшую ступеньку иерархии, то была на прямом пути к этому.
Лестница — местный памятник архитектуры и достопримечательность — уже показалась из-за ближайших зданий, стоящих фасадом на реку. Пафосная восьмерка из ступенек и площадок с фонарями поднималась от идущей по набережной дороги наверх, на почти двухсотметровую высоту откоса к вытянутой центральной площади города и башням не очень старой и не слишком красивой крепости. Летом в хорошую погоду вид на лестницу и крепость кажется довольно привлекательным, открыточно-привлекательным (определенный угол зрения, определенное время суток, и вот он — заветный кадр, имеющий мало отношения к реальности остальные триста шестьдесят четыре дня в году). Сейчас всё было серо. Солнце и днём было скрыто за тучами, а теперь быстро темнело, крепость наверху уже казалась невнятной мрачной массой. Лестница выглядела грязной и разрушающейся, хотя на самом деле это не так, но осенние дожди и плохое освещение сделали своё дело.
Несколькими годами позже на откосе и башнях поставят подсветку, лестницу отреставрируют и вычистят дорожки, так что всё это место станет приятной прогулочной зоной. Но осенью тысяча девятьсот девяносто седьмого года тут, откровенно говоря, было мерзко. Однако студенты народ простой (за исключением, возможно, девицы в пальто), поэтому наша компания без сомнений устремилась к грязноватым метровым стенкам и тумбам. Некоторые из парней тут же запрыгнули на парапет и уселись тощими задами в хлипких джинсах прямо на крашеный бетон.
Одна из девушек, одетая особенно легко, жалобно заныла:
— Ну блииин, тут тоже вееетер!
— Да вроде бы тут уже не так холодно, — бодро ответила девочка в джинсах.
— Да, ты-то у нас практично одета, прямо как моя бабушка, — заметила красотка в пальто, доставая пачку сигарет. Она не претендовала на «общак» из мини-маркета, у неё была пачка «Парламента», который очень явно не вписывался в бюджет всех остальных.
Остальные с готовностью заржали, но девочка не готова была сдаваться без боя, раз уж до неё докопались. Она сказала вызывающе:
— Одежда должна быть удобной и по погоде, остальное неважно!
— Да, по тебе заметно, — ответила, щелкая зажигалкой, красотка. — Издалека и не сообразишь, девочка ты или мальчик.
— Зато задница в тепле, — сказала девочка и, упреждая пошлые шутки, с явным удовольствием выдала сама:
— А то, знаешь, цистит мешает нормальной половой жизни!
Кто-то из девиц в мини-юбках оскорблено фыркает, но эта дуэль не требует вмешательств со стороны. Красотка не обманывает ожиданий:
— Ты сначала найди чокнутого, который захочет от тебя половой жизни!
Все засмеялись ещё громче, девочка в джинсах пробормотала «да пошла ты…» — но её час ушёл, всем уже плевать. Они столпились вокруг паренька в джинсовой куртке, который откручивает крышечки с бутылок. Ребята и девушки тянутся за пластиковыми стаканчиками, толкаются, топают ногами, чтобы не мерзнуть. Кто-то открывает купленные в мини-маркете сигареты, пачка идёт по рукам («Эй, а мне!» — кричит девочка в джинсах, — «Да на, не ори» — сует ей пачку сутулый парень в трикотажной шапочке, какие непочтительно именуют гондонами).
Через несколько минут всё устаканилось, в том числе в буквальном смысле. Все получили по пластиковому стаканчику с пивом, были открыты большие упаковки чипсов с резким сырным запахом и сухариков, гордо сообщающих, что они «со вкусом копченых ребрышек», но на самом деле это обобщенный вкус чего-то жареного и соленого. И следующие полчаса эта компания мирно пила под холодным ветром холодное пиво, закусывая скудной закуской, обсуждая нормальные студенческие темы — лекции, конспекты, лабы и коллоквиум, который вот-вот грядет на днях, а также кто с кем, где, когда и почему. Девушка в пальто пьёт мало, зато слушает внимательно. Она уже стала старостой группы, как до этого в школе несколько лет была старостой класса, и у неё есть дальнейшие планы. Девочка в джинсах её несколько беспокоит, потому что вопреки ожиданиям и прежнему опыту она не оказалась туповатой троечницей, чудом пролезшей в группу из-за низкого конкурса. Нет, эта девочка, самая младшая в группе и явно выросшая в бедной семье, неожиданно очень хорошо учится — и дружит… нет, не дружит, конечно. Спит с одним из аспирантов кафедры, на которой им всем предстоит специализироваться через пару лет. Девочка в джинсах явно считает, что остальные не в курсе. Она попросила своего любовника не приходить к ней в учебное время и вообще не афишировать их знакомство. Она явно хочет побыстрее освоиться среди сверстников (почти сверстников — она младше всех минимум на год и остро чует эту разницу, хотя остальным плевать). Наша красотка немного досадует, что девочка не попалась на недавнюю подначку. Что ж, и она пока придержит эту информацию, но кто знает — может, пригодится. Аспирант кажется её перспективным, а девочка довольно слабой конкуренткой.
Когда пиво было допито, снеки доедены, а девочки в мини окончательно замёрзли, компания засобиралась идти.
— А мы щас куда? — спросил сутулый парень в «гондоне».
— Ну, наверх же, — ответил другой, спортивного вида блондин.
Тут же заголосили наперебой девочки — ооой, нееет, ну вы чооо, мы на каблуках же!
— И чо теперь? — с вызовом сказал спортивный.
— Тихо, Ваня, не бузи, — произнесла красотка, в очередной раз закуривая свой «Парламент». — Сейчас мы вернемся на набережную, пройдём чуть назад и окажемся возле конечной первого трамвая. На котором поднимемся без страданий и сломанных каблуков, да, девочки?
Девочки радостно согласились, парни поворчали для вида, но вот уже закончены препирательства и вся компания зашагала по растрескавшемуся мокрому бетону набережной.
А девочка в джинсах осталась стоять на ступеньках, держа в руках пакет с мусором и опустевшими бутылками.
Не то чтобы ей хотелось идти с ними. Она понимала, что для налаживания контактов это было бы правильно — пойти со всеми, по пути закинуть мусор в ближайшую урну (и не особо париться, если не поместится), продолжая болтать, пикироваться, жаловаться на холод уже вполне искренне, потому что после долгого стояния на месте даже её теплая одежда перестала спасать. Но нет, не очень хотелось ей идти с ними. Причин было больше одной (очевидной, в красивом пальто и с дорогой сигаретой в руке). Во-первых, она выпила чуть больше, чем стоило, плохо соображала и боялась повести себя глупо. Во-вторых, ей зверски хотелось писать.
Она дождалась, когда компания скрылась за ближайшими зданиями, и медленно пошла в противоположную сторону. Здесь набережная как улица заканчивалась, и дальше справа был только откос: крутые косогоры, покрытые травой, кое-где пересеченные наклонными дорожками и утыканные редкими деревьями. Её цель лежала чуть дальше, где стояли в небольшой рощице бесплатные общественные туалеты и несколько мусорных контейнеров.
Последние сто метров до туалетов она пробежала чуть шаткой рысцой, закинула с разбегу пакет в контейнер (промахнулась, но не заметила этого) и забежала в общественный туалет. Ей здорово повезло, что там было не слишком нагажено, потому что в темноте и спьяну она совершенно не смотрела, куда встаёт. Всё, что её волновало — это переполненный мочевой пузырь. Когда тугая струя ударила в дырку в полу (а это был очень старый и примитивный туалет), у неё от облегчения едва не подогнулись колени.
