Но этот чёрный корабль был отнюдь не шахтёрским судном. Это был военный корабль, единственный в своём роде — во всём мире.
И он шёл за мной.
Капитан Хэм крикнул, чтобы весь экипаж занял боевые посты, и мы с Салмоном спустились на палубу и отцепились от упряжи (я, конечно же, как всегда, оставил свой маленький рюкзак на спине). Мы взялись за ржавые пики, которыми, теоретически, пользовались, чтобы отбиваться от абордажной команды. Экипаж перенаправил вентиляторы, чтобы обеспечить нам некоторую тягу, но было ясно, что на приближающемся судне (я знал, что оно звалось «Карающий Ворон») двигатель установлен несколько более сложный и эффективный, поскольку оно быстро настигало нас. Капитан посмелее (скажем, я), возможно, попытался бы подняться через ближайший слой облаковины и, положась на интуицию и удачу, чтобы не напороться при этом на серебряные жилы, забраться выше облаков, куда судно более дорогое, возможно, следовать побоялось бы, дабы не разбиться о висящую руду. Но капитан Хэм был лишён воображения, и подобное стратегическое мышление было ему не под силу, а потому «Карающий Ворон» неуклонно сокращал дистанцию. Наши лучники выпустили в «Ворона» несколько слабых стрел, но его газовые мешки были сделаны из материала попрочнее, чем у нас, и снаряды отскакивали от них, не причиняя вреда.
— От жопа, — сказал капитан Хэм. Именно его работа была на первом месте в списке наихудших работ на облачном судне, потому что именно его выбросят за борт первым, если нас возьмут на абордаж.
Черноволосый темнокожий гигант стоял на носу, поднеся к губам золотую кричальную трубку. Он был похож на меня — в достаточной мере, чтобы сойти за брата, но он был всего лишь дальним родственником.
— Ваше величество! — крикнул он срывающимся, но слышимым на ветру голосом. — Вы должны вернуться с нами!
— Величество? — поперхнулся Хэм, приближаясь ко мне и неловко вытаскивая меч из ножен. — Ты… Это… Ты — это он? Ты сто́ишь королевского выкупа! — После небольшой паузы он добавил: — В буквальном смысле слова.
Пока он с довольным видом радовался собственной остроте, я с силой опустил свою пику, возможно, сломав ему запястье, и, уж по крайней мере, заставив его выронить меч. Я прыгнул к ближайшему газовому мешку и с привычной лёгкостью взобрался по поручням. Оказавшись наверху, я понял, что у меня есть всего несколько мгновений, прежде чем за мной поднимутся мои товарищи по команде. Натянув на глаза защитные очки, я прикинул расстояние до ближайшего облака, несколько раз подпрыгнул на пружинистой поверхности мешка, а затем сиганул в пустоту.
Я провалился сквозь облаковину и подумал, что не рассчитал, но, потянувшись наобу́м, я обеими руками ухватился за выступ из твёрдого серебра. Руда даже не шелохнулась, когда на неё пришёлся мой вес, что означало, что это была большая жила, и поэтому я вытянул себя наверх, на единственное подобие твёрдой земли в небе, и встал почти по пояс в рыхлой облаковине. Бежать сквозь облаковину было всё равно, что бежать сквозь перья: теоретически она податлива, но практически довольно устойчива, хотя и не плотнее морской пены, если зачерпнуть её в ладони.
В дни молодости мне не раз довелось поучаствовать в погонях по крышам, но это была моя первая погоня по облакам.
И это была настоящая погоня. Мой родственник подвёл «Карающего Ворона» с его превосходной манёвренностью поближе к моей облачной гряде, и Фейдор выпрыгнул, чтобы лично погнаться за мной. Идиот. Сто́ит ему оступится, и он рухнет и разобьётся насмерть; «Ворон» не сможет спуститься достаточно быстро, чтобы поймать его. Погибни он, и я буду чувствовать себя виноватым, но ведь я и не просил его гнаться за мной.
Внезапно подул ветер, сдвинув в сторону облаковину и приоткрыв дыру всего в дюжине футов впереди. Серебро подо мной всё ещё было твёрдым, но ещё несколько шагов, и я бы упал, а ближайшее облако было слишком далеко, чтобы добраться до него. Быть может, и получилось бы, будь у меня при себе абордажный крюк, но такой случай я не запланировал. Встав на краю, я обернулся, чтобы увидеть Фейдора, который приближался ко мне, безобидным образом раскинув руки, с ужасным страдальческим выражением лица — так он пытался ободряюще улыбнуться.
— Пожалуйста, Ваше величество. Возвращайтесь с нами. Ваша страна нуждается в вас.
Я фыркнул:
— Я оставил всё организованным так, как мне нравится. Не вижу необходимости возвращаться. Но это хорошо, что ты здесь. Можешь дать всем знать, что я всё ещё жив.
В моё отсутствие страна более разумная могла бы назначить, избрать или провозгласить нового короля, но у меня на родине есть некоторые причудливые и древние обычаи, в частности — вера в божественно назначенных правителей. В конце концов, я — земной служитель богов, и пока я отсутствую, в моей стране ничто не может измениться: без моей печати не может быть принят ни один новый закон, ни один новый налог, без моей подписи не может быть назначена ни одна должность, не может быть приведена в исполнение ни одна казнь. И, самое главное, не может быть объявлена ни одна новая война. Всё должно оставаться таким, каким я его оставил, статичным и неизменным.
— Ваше величество. Йорек приказал мне убить вас.
Я рассмеялся. Мой младший брат. Наследник престола. Всё, что ему требовалось, — это подтверждение моей смерти, и он сможет вести дела так, как сочтёт нужным.
— Ты попробуешь? — поинтересовался я.
Он вздохнул. Вида того, как вздыхает этот муж, этот титан на поле битвы, хватило, чтобы я смягчился, но не передумал.
— Конечно, нет, Ваше величество. Я просто посчитал, что вам следует знать о его предательстве.
— В таком случае, в будущих странствиях я буду высматривать не только преследователей, исполненных лучших побуждений, но и убийц.
— Ваше величество, вы в облаках. Здесь вам некуда идти.
— Родич, ты же знаешь о тех усовершенствованиях, что я внёс в «Ворона»? О множестве моих изобретений?
— Да, Ваше величество, все эти хитроумные конструкции.
— Я изобрёл кое-что ещё, — сообщил я и спрыгнул с облака.
* * *
Я назвал своё устройство «прерыватель падения», и до этого я испытывал его всего один раз, да и то с вершины башни, пока за происходящим наблюдал мой камердинер, с трудом удерживая на лице тренированное выражение безразличной скуки. В настоящий момент данный прерыватель падения, состоящий из верёвок и шёлковой ткани, был уложен в моём рюкзаке. Я никогда не пытался задействовать его на такой высоте, и действительно, ранняя модель была сложнее, в ней использовались жёсткие распорки и проволока. Я подумал, что если задействую прерыватель падения, пока низвергаюсь сквозь небеса, велика вероятность того, что мне вывихнет плечи от нагрузок, но этот вариант был предпочтительней, чем приземлиться на городок Край Кратера.
При всём при этом испытать падение, когда ветер шумит у тебя в ушах, а в конце отсутствует перспектива верной смерти, бодрило почти до невообразимости; я мог представить, как проделаю это вновь, для удовольствия — если допустить, что всё сработает на сей, первый, раз.
Я потянул за верёвку, которая разорвала несколько застёжек на моём рюкзаке, и освободила из плена огромное полотнище шёлковой ткани. Я закрыл глаза, не желая смотреть, как на меня несётся голая земля, и молился богам, которые якобы наделили меня своей властью и привилегиями.
Ремни на плечах и на поясе рвануло резко и сильно, но, несмотря на полученные синяки, мне не сломало ни одной кости и не вывихнуло ни одного сустава. Открыв глаза, я обнаружил, что плавно опускаюсь вниз, паря в небе, как пушинка одуванчика на ветру. Земля к тому времени была всего в нескольких сотнях футов, и я посмотрел вверх, но мне был виден лишь конус из беловатого шёлка над головой, который ловил воздух и замедлял моё падение. У меня имелась рудиментарная система управления: верёвки, которые я мог потянуть, чтобы изменить угол прерывателя падения; и я нацелился на то, что счёл заброшенным фермерским домом, рядом со сгоревшими останками сарая — возможно, там найдётся вода, и пища. В моей одежде было зашито много золота (не серебра, только не серебра!), что поможет мне, когда я достигну мест более населённых, ну а пока что: я не мог ни съесть, ни выпить золото.
