— И?
— Не целуйся, ты меня отвлекаешь… Не целуй, тебе говорят!
— Извини, — покаялся я. — Что же было дальше?
— Я потеряла сознание. Папа говорил, что он очень испугался, услышав шум в моей комнате. Но, когда он привел меня в чувство, никакой цепочки на шее не было. А цепь я нашла уже утром следующего дня в том же кармашке платья.
— Значит, бабушка вложила в свой подарок всю ведьмовскую силу и таким образом передала ее тебе?
— Да. Когда мне исполнилось восемнадцать, я ощутила этот дар.
— Как именно?
— Я могу взглядом двигать предметы.
— Рядовой телекинез, — хмыкнул я.
— Могу летать.
— Обычная левитация.
— Могу колдовать.
— То есть уверять человека в том, что он видит то, чего нет? Подснежники посреди зимы, кролик в шляпе, белье из Франции и червонцы с потолка… Банальный гипноз. Девочка моя, ты находишься во власти глубоких заблуждений. Мой долг мужа и гражданина взять тебя за руку и отвести к хорошему психиатру, а уж там…
Вместо ответа она взглядом подняла со стола чашку остывшего чая и заставила ее медленно вылить содержимое мне за шиворот. С этого момента я ей поверил…
* * *
Потом она показала мне эту цепь, действительно, старое серебро с чернью, царапинками, тяжелое и холодное. Крест аккуратно вписывался в правильный квадрат, нижняя планка несколько изогнута вправо, верхняя — влево, но все равно это, несомненно, был крест. Металл мне неизвестный, черный, как чугун, но на ладони легче алюминия. Я попытался примерить, но жена отобрала, покрутив пальцем у виска.
— Может взорваться? — кисло пошутил я.
— Не умничай… Дара в нем уже нет, но рисковать не хочу.
— Боишься, что я стану колдуном?
— Милый мой, ну о чем ты говоришь?! — Она всплеснула руками и прижалась ко мне. — Ты хоть понимаешь, каково это — быть колдуном?
— Крибле, крабле, бумс! После чего появляются маленькие зеленые человечки и выполняют любое мое желание…
— Маленькие зеленые человечки появляются после второй бутылки без закуски. Послушай, ты у меня умница, красавец мужчина, вдобавок замечательный поэт, я тебя очень-очень люблю! Не лезь, пожалуйста, куда не просят…
Она меня уговорила. Ей вообще легко это удается, я просто теряю голову от ее поцелуев. Каждый раз напоминаю себе, кто в доме хозяин, каждый раз даю слово обязательно настоять на своем и… Ей достаточно подойти и посмотреть мне в глаза. Только что веревки не вьет. Почему я так свято уверен, что она меня действительно любит?
И вот однажды в зимнюю ночь Наташа исчезла. Это произошло примерно через месяц нашей совместной жизни. Началось с того, что я проснулся от непонятной смутной тревоги — жены рядом не было. Подушка еще хранила аромат ее волос, но простыня с той стороны кровати уже была холодной. Я встал, нашарив в темноте шлепанцы, пошел в кухню, включил свет — никого… В туалете и ванной ее тоже не оказалось. Я бросился в прихожую — Наташина дубленка висела на вешалке, а зимние ботинки уютно прикорнули в углу. Ничего не понимаю, чертовщина какая-то…
— Милый, ты где? — Голос моей жены раздался из спальни, заставив меня буквально подпрыгнуть на месте. Ничего не понимаю… Ее же там не было!!!
— Что с тобой? — сонно мурлыкнула она, когда я вновь залез под одеяло. — Ты же холодный весь! Иди ко мне, я тебя согрею…
Мы жадно прижались друг к другу, и, уже засыпая, я никак не мог понять, что за странный запах исходит от ее черных волос…
Второй раз это случилось дня через три. У нас не было четкого распорядка, кто когда встает, кто готовит завтрак, кто нежится в постели. На этот раз первым встал я, Наташа спала, свернувшись теплым комочком и натянув одеяло до самого носа. За окном шел снег. Я быстренько влез в штаны, прошлепал на кухню поставить чайник, а вернувшись, присел на краешек кровати, любуясь этой женщиной. Мне очень нравилось смотреть на нее спящую… Такую беззащитную, трогательно-ранимую и безумно родную. Вот тут-то я опять почувствовал режущий ноздри запах. Оглядевшись, я невольно склонился над безмятежно посапывающей женой, и… запах усилился! Он шел от ее волос… Резкий, душный запах псины! Нет, чего-то очень похожего, но иного… более дикого, что ли… Наташа так неожиданно распахнула глаза, что я вздрогнул.
— А-а-а… это ты… — Она сладко потянулась, выпростав из-под одеяла смуглые округлые руки. — Опять подглядываешь? Ну как тебе не стыдно, заяц… Сколько раз я тебя просила…
— Ты ничего не чувствуешь? — перебил я.
— Хм-м… нет, а что? — Она недоуменно хлопнула ресницами.
— Здесь пахнет… собачьей шерстью или чем-то очень похожим.
— Да?
— И пахнет от тебя, — пояснил я.
— Сережка, милый, ну что ты несешь? — мягко улыбнулась Наташа, забрасывая руки мне на шею. Одеяло скользнуло по ее груди, и я вновь почувствовал томительно-сладкое головокружение. — Нет, погоди… Я — в душ!
Она выскользнула из моих объятий, как волна, и через некоторое время уже звала меня из кухни. Чайник закипел. Наташа доставала из шкафчика банку кофе. Она только что вылезла из ванны, и ее мокрые волосы источали аромат зеленых яблок. Ненадолго я забыл о странном запахе…
Наташа сама заговорила со мной в следующую же ночь, когда мы, горячие и усталые, пытались улечься поудобнее, чтобы хоть какую-то часть этой ночи посвятить именно сну.
— Что-нибудь не так?
— Любимая, ты у меня просто чудо… Живой огонь! Я никогда не встречал такой женщины.
— Не выкручивайся. — Она приподнялась на локте, заглядывая мне в глаза. — Ну вот зачем ты так со мной? Я же все вижу…
— Что ты видишь?
— Ты опять принюхиваешься к моим волосам.
— Вовсе нет. Просто твоя голова лежит у меня на груди, я вдыхаю и выдыхаю, вот и создается иллюзия…
— Ты уверен, что тебе надо это знать? — перебила Наташа.
Я пожал плечами, мы помолчали.
— Ты прав. Конечно же ты во всем прав. Раз уж мы вместе, то ты имеешь право знать обо мне все. Я… я надеялась, что, может быть, ты не заметишь, но… У меня появились определенные проблемы.
— Тогда рассказывай. Пока мы едины — мы непобедимы! Ай! Ухо… не кусайся!
— Кусалась и буду кусаться! Вредина… Я с ним серьезно разговариваю, а он от меня дурацкими лозунгами кубинской революции отмахивается. Не буду говорить!
— Все, все, все… Смилуйся, государыня рыбка! Ты хотела поделиться со мной нашими проблемами.
— Нашими?
— Естественно, ибо как муж принадлежит своей жене, так и жена принадлежит своему мужу, — важно заключил я.
Наташа встала, подошла к окну и отдернула занавеску. На ультрамариновом небе, среди серебряной россыпи звезд, матово отсвечивал розоватый диск луны.
— Полнолуние…
Я смотрел на залитое холодным блеском тело моей жены, почти не дыша от немого восхищения. Она была так недосягаемо прекрасна, как мраморная статуя Венеры в Эрмитаже, как «Источник» у Энгра или «Утро» у Коненкова. Я бы мог назвать еще кучу имен и произведений искусства, но самое дивное творение самой природы стояло сейчас передо мной.
— Ты можешь хоть минуту не думать обо мне как о женщине?!
— Могу… после девяноста восьми.
— Дурак… только попробуй. — Она едва не прыснула со смеху, но вновь попыталась взять серьезную ноту: — Ты видишь, в небе полная луна. В такие ночи Силы Тьмы берут над нами особую власть. Я — ведьма, и я тебя люблю. Поэтому я ухожу далеко, далеко…
— Ничего не понимаю. Какие Силы Тьмы? Какая еще власть? Почему и зачем тебе надо куда-то уходить?
— Затем, что я не всегда могу контролировать свои чувства. Затем, что звериные инстинкты берут верх, а я не могу себе позволить причинить тебе хоть малейший вред. Я ухожу в другие миры… И возвращаюсь почти тут же. То, что является целым днем там, здесь занимает меньше минуты. Умение сворачивать время — серьезный плюс ведьмовства. Раньше мне удавалось проделывать это незаметно, теперь ты стал замечать. Значит, время настало…
— Любимая, иди ко мне… — Я протянул руки в надежде, что она, как всегда, бросится ко мне в объятия, а уж там… в общем, вдвоем мы сумеем развеять ее депрессию.
