выбивая одну прядь волос из причёски.
— Можете, вы можете всё, ваше высочество, — если бы Серкан сейчас мог, то точно бы закатил глаза.
Он аккуратно сделал шаг вперёд и протянул ладони к лицу Рустема. У того была борода, волосы, доходящие почти плеч, кустистые брови и узкие глаза, крупный нос с горбинкой, сильное подтянутое тело.
— Чем вы занимались, пока меня не было? — поинтересовался Рустем, когда принц отошёл от него.
— Ты же и сам знаешь, что рисовал и на арфе играл, а ещё… я занимался ночами вместе с мечом стараясь отточить приёмы, о которых говорили стражники на тренировках, чтобы в случае чего защитить себя. Я не использовал их в реальном бою и не знаю получится ли у меня, но я бы хотел, чтобы ты посмотрел на мои умения. — Серкан с ним вёл себя более открыто, чем с другими, но всего рассказать не мог: боясь показаться слабыми и немощным. Ему хотелось же наоборот быть сильным, но наивность к миру, его чувства и эмоции делали принца слабым; только он от себя такого никогда не откажется. Серкан добрый и мягкий, в нём нет высокомерия, он очень понимающий.
— Похвально, но будьте аккуратнее, иначе можете ранить себя, ваше высочество, — Рустем недовольно цокнул языком, и они направились в столовую. — У вас нежная кожа и слабое тело, не забывайте сколь легко можете подхватить простуду и раны ваши подолгу затягиваются, — он потерел переносицу. И вот Рустем снова видит улыбку своего принца и понимает сколько много боли скрыто за ней. Мог ли как-то ему помочь? Что-то исправить или же нет?
Рустем всегда переживал за него, ведь знавал его в детства. Они вместе с ними росли и дружили, принц дня от дня становился только краше от того многие завидовали ему, Рустем всё по их глазам видел. Взял его под локоть он придержал для Серкан дверь в столовую, чтобы тот не стукнулся лбом.
— Спасибо, — ему было неловко, он отвык, что кто-то помогает ему, а не грязью поливает. Серкан ещё на подходе сюда слышал знакомые голоса своей семьи, думал развернуться, но нужно перебороть страхи и научиться общаться со своей семьёй, давать отпор, а не сбегать.
Один голос ему не был известен: то был женский, но ему труда не составило догадаться, кому он принадлежал. Ненавидел ли Серкан свою мать? Скорее да, чем нет, но и понять её мог. Голос Сону скрипучий и раздражающий нежный слух, она говорила довольно громко и Серкан сморщил нос понимая, что хочет сбежать отсюда туда, где его никто никогда не потревожит. Рустем сжал его плечо в поддержки и сурово посмотрела на императорскую семью, ему здесь никто почти не нравился разве тётушка Эни.
— Я рад вас приветствовать, Ваше Величество, — он склонил голову выражая глубокое почтение.
Мать Серкана Сону подняла взгляд карих глаз на сына, в её глазах отчетливо читалось раздражение и изумление, она поняла, кто стоит перед ней. Раньше они никогда не сталкивались с друг другом, Серкана отселили в другую часть дворца, чему она несомненно была рада. Её алые губы поджались и она фыркнула не желая смотря на это отродье, что сыном не назовёшь, другое же дело — Сол и Нилас. Когда-то о её красоте слагали легенды, восхищались ей посвящая баллады; а сейчас она превратились в мерзкую старуху с множеством морщин и румяна на лице, что только прибавляли ей возрасту. На ней одеть чёрное атласное платье в пол, бордовая накидка и корона на голове. Сону внимательно оглядела Серкана подмечая про себя его красоту, но такого бы она вслух никогда не сказала, вместо этого она вскрикнула:
— Выгоните это отродье! — она вожделением посмотрела на мужа.
Ханун часто потакал жене и ничего не мог с собой поделать, он любил её до безумия, всё разрешали. Но с годами всё угасло и завяло, тёплые чувства прошли. Они давно спали в разных комнатах, а не с друг другом. Не целовались, не проводили время вместе, охладели став чужими.
— Пусть остаётся, — голос у короля Хануна низкий и тихий, напоминающий чем-то хруст листьев под ногами осенью. — Он наш сын, не забывай об этом, Сону, — император смотрит на Серкана, что весь съежился и зажался. — Присаживайтесь и поешьте с нами, — Ханун указал ладонью на два свободных месте.
Рустем и третий принц Золо дружно выдохнули, а потом он помог Серкану сесть на одно из предложенных мест. Его высочество немного побледнел и крепко сцепился руками в вилку выдавив из себя улыбку. Он не ожидал того, что отец его не прогонит и ещё разрешит вместе с ними поесть.
От блюда приятно пахло пряными травами, это был гусь запеченный в винном соусе с лимоном. У Серкана слюнки потекли и захотелось попробовать. Он вспомнил вкус помоев и запах вызывающий одно отвращение с тошнотой. Блюдо же стоящее перед ним считалось поистине деликатесом. Император и Императрица спорили. Серкан пытался отрезать кусочек мяса. Рустем вызвался ему помочь видя, как тот страдает и порезал всё на мелкие кусочки. Серкан смаковал вкус, мясо было невероятно сочным и мягким, оно таяло во рту.
Императрица Сону подскочила с места приподняв юбки с разочарованием смотря на мужа и младшего сына, которого она бы пожелал и дальше все эти годы не видеть. Она не верила, что могла родить не ребёнка, а проклятого.
— Пожалуй я откланяюсь, голова болит, — императрица Сону вышла с гордо поднятой головой из трапезной.
Серкану стало стыдно, что мать ушла из-за него. Он это понял по её голосу и, когда стало вдали слышен цокот каблуков. Так и закончился вечер в молчивой тишине, за столом никто с друг другом не говорил. Можно ли их было назвать семьёй?
Рустем пообещал отвести Серкана в его комнату, было уже довольно поздно.
— А чем я по вашему пахну? — невзначай спрашивает Рустем, убирая руки в карманы штанов. Его давно это волновало, потому что он не умел различать людские запахи подобно его высочеству, все люди для него одинаковы, а вот Серкан был другим.
— Дай мне подумать… бумагой и кровью, — произносит с запинкой Серкан хмурясь. — Да, определено от тебя так пахнет, — его тело пробило мелкой дрожью. Его друг всегда источал такой запах?
— Кровью? — Рустем искренне этому удивляется немного замедляя шаг, дыхание перехватывает. — Вы уверены, Ваше высочество?
— Ты смеешь подвергать мои слова сомнениям? С каких пор? — Серкан останавливается посреди коридора. Ему бы не хотелось сомневаться в единственном близком человеке.
— Ох, нет. Простите меня за моё
