Но энергия, поглощенная Глазом, того стоила, когда он попросил показать будущее Лили. Увиденное дало ему надежду. Надежду, что они будут вместе, что еще есть будущее, в котором он снова сможет обнимать ее.
Бывали моменты, когда он видел себя, обхватившего ладонями ее лицо, нежно целующего ее закрытые веки, чувствовавшего соль слез, что медленно текли по ее щекам. Эти прекрасные вспышки были всем, что он хотел знать. Об остальном пусть тревожится вселенная. Может, удерживать их связь было и эгоистично с его стороны, но он не мог отпустить Лили. Не сейчас. Не тогда, когда еще был шанс.
Хотя Амон знал, что она ходит с ним по Нижнему миру в своих снах, были случаи, хоть и короткие, когда они оба спали. И тогда они могли бы общаться, но сознание Лили всегда блокировало его, ее тело слишком устало от следов их связи, и сознание закрывалось, чтобы она крепко спала.
Когда это случалось, он не давил. Ей нужно было отдохнуть, и хотя он очень хотел поговорить с ней, цели такой он не ставил. Он обрек их на эту судьбу из-за своей слабости. Если бы он достаточно ее любил и сразу оставил ее в покое или отправил обратно, может, ничего этого не случилось бы.
Конечно, без Лили оставалась возможность, что он и его браться погибли бы, а мир захватил бы Хаос. И все же, если бы он был хоть немного бдительнее касательно своих эмоций, она бы сейчас не страдала. Она была бы обычной человеческой девушкой, одной из миллиардов в мире. Не самой важной, и точно не той, на которую обратили бы внимание боги. Кроме него.
Амон вздохнул. Правда была в том, что пока у Лили его сердце, Амон будет бороться. Он был обязан ей, и если она хотела, чтобы он поспешил, он найдет путь.
1
Передышка
- Амон! – я резко проснулась, сердце колотилось, а кошмар медленно отступал. Мне приходилось держать возле кровати ночник с тех пор, как в мои сны проникали ужасы, что потом виделись и в темной комнате, когда я просыпалась. Какое-то ужасное существо загнало его в угол. Оно радостно визжало, его мерзкое дыхание ударяло по носу, а язык высунулся, чтобы слизнуть кровь с раны на плече Амона. Все казалось таким настоящим.
Дрожа, я обхватила себя руками и соскользнула с кровати, направившись к своему любимому месту на балконе с видом на центральный парк. Там я потерла рукой голову статуи сокола, примостившейся на поручне.
Птица напоминала мне об Амоне, становившемся золотым соколом, и когда солнце нагревало статую, жар накапливался в металлических узорах и задерживался в них, согревая в поздние часы, когда я ходила по комнате и не могла уснуть. Прикосновение к ней успокаивало меня, я могла представлять Амона, каким я его оставила, а не покрытого синяками и истерзанного болью, каким он был в моих снах.
Для меня он был потерян. Я это знала. Я понимала, что должна попытаться идти дальше, может, попробовать встречаться с кем-то еще, но память о моем ожившем египетском солнечном принце было сложно преодолеть. Амон не был идеальным, но был близок к этому. Даже сейчас я могла легко представить его рядом с собой – его золотистую кожу согревало солнце, ореховые глаза мерцали, а улыбка едва заметно появлялась на его очерченных податливых губах.
Вздохнув, я склонилась над поручнем и осмотрела парк. Я влюбилась в парня, возраст которого исчислялся тысячелетиями, который сейчас гнил в искусно украшенных саркофагах, созданных самим Анубисом. А его душа должна была пребывать в раю, пока он ждал следующего раза, когда он понадобится, и проникала в мои сны.
Или он был в ужасной беде, или что-то серьезное случилось со мной, пока я возвращалась из Египта. Существа, которых я видела во снах, были намного страшнее, чем те, которых я могла вообразить. Я не была изобретательной. Но хуже подозрений, что Амон был в опасности, было то, что я никому не могла об этом рассказать. Никто не знал, что он существовал.
Ну, это было не совсем правдой. Доктор Хассан знал, но он жил на другом конце мира. Я написала ему, когда вернулась домой, и его радостный ответ заставил меня улыбнуться, хотя я была уверена, что он все понял, когда не нашел моего тела у пирамиды, когда Амон с братьями спасли мир. Я очень гордилась, что была частью всего этого, хоть я и чуть не погибла, когда обманом заставила Амона забрать мою энергию.
Ответа от доктора Хассана пришлось ждать целый месяц, хотя я фанатично проверяла ящик на почте, который завела для нашей секретной переписки. Он сказал мне не волноваться, и что Амон под защитой богов, что он хорошо спрятал братьев, и что я должна гордиться жертвами, на которые пошла, чтобы мир был спасен.
Вот таким было содержание его писем. Они становились все короче со временем. Я бы на его месте тоже хотела бы просто забыть все случившееся и жить дальше. Но как я могла? Амон являлся в моих снах. Не сказать, чтобы я не была рада его видеть. Я была рада. Но ужасов, которые постоянно угрожали ему, хватило бы, чтобы любую девушку, даже видавшую то же, что и я, отправить в ближайшую психиатрическую больницу.
Родители беспокоились. Начала проявляться моя нехватка сна, хотя я старалась вести себя так, словно жизнь была простым делом, как раньше. Они не знали, что я чуть не умерла, влюбилась в прекрасную ожившую мумию и провела длинные весенние каникулы в Египте. И то, что я закончила учебный год после без понижения оценок, было главным достижением.
Они не знали о том, что я испытала с Амоном в Египте, как сильно это изменило меня. Я и сама этого не осознавала, пока не попала домой. Я думала, что на моем лице проявятся все эмоции, вся боль, вся… смерть, но родители заметили только мои волосы. Мои каштановые, по-деловому прямые волосы теперь были пронизаны выгоревшими на солнце прядями разных оттенков. Им это не понравилось.
И мама сразу сказала:
- Чем ты думала? – она тут же схватила телефон и отчитала нашего стилиста, который не смог ничего поделать, кроме как освободить свой график, чтобы тут же исправить «ущерб». Я тихо, но строго сказала ей, что мне мои волосы нравятся, и что я хочу их такими оставить. Сказать, что они были поражены моим маленьким мятежом, было бы преуменьшением.
И хотя они возражали против моего решения оставить волосы такими, они сразу отказались в ответ на мою просьбу называть меня Лили вместо Лиллианы. В результате я чувствовала себя чужой в своем доме. Чтобы уберечь мир, я сказала, что пойду в тот колледж, в который они так давно хотели меня отправить, если взамен они позволят мне провести лето на ферме бабушки в Спринг-Лейк, Айова. И я поняла, что после этого им стало все равно, куда я ходила, но они долго пытались усмирить страхи по поводу моего нового стиля волос.
