Но я одна. И мне страшно.
Я – в неведомом мире, огромном, незнакомом, чистом, сияющем и пустом. Вокруг – бескрайние луга. Я и не знала, что у травы есть запах. Такой свежий, чудесный. Как обострились все чувства! От избытка кислорода кровь быстрее бежит по жилам. Вдруг обнаружилось: я различаю запахи, что прежде от меня ускользали; я словно открыла для себя новое измерение. Я и сейчас думаю, что здесь моему телу нет нужды сражаться с окружающим миром, гнать его от себя, беречь от него сознание – чтобы не свел с ума. Этот мир так чист, не затронут загрязнением – вот где человек может слиться с природой, не прятаться от нее за крепостными стенами, не чувствовать себя чужаком, который крадется, не смея вздохнуть, под покровом ночной темноты по вражескому стану. В здешнем кристально чистом воздухе зрение тоже стало острее. Здесь я вижу дальше и отчетливее, чем в родных краях, среди клубов смрадного дыма. Как же далеко меня занесло от такого знакомого серого загаженного мира! А ведь и там бывали дни, когда воздух вдруг радовал чистотой, я надышаться не могла его свежестью. Как же мало я знала тогда! Как была глупа. В том воздухе просто оказывалось чуть меньше дыма, чуть меньше смрада – это выглядело лишь напоминанием о том, каким может быть мир. Обострился и слух. Вот, легко касаясь травы, пробегает по равнине ветерок, колышет поблескивающие в солнечном свете былинки. Даже цвет стал ярче, глубже, насыщеннее. Живая, буйная зелень травы, глубокая голубизна неба – неужели бывает такое небо на свете? Облака – белые, четко очерченные – вздымаются в вышину, мгновенно, точно Протей, меняют форму, несутся, гонимые ветром, то выше, то ниже, то медленно, то быстро, то парят огромными величественными белыми птицами, плывут по небесной реке. Обнаженное тело тронул ветерок. Я вздрогнула. Во всем теле, в каждой его клетке пульсировала жизнь.
Страшно.
Я взглянула на солнце. Посмотрела по сторонам, вниз, вдаль.
Теперь я осознавала – ясно, как никогда прежде, – что-то во мне не так. По-новому ощущается тело, его движения. Похоже, чуть изменился вес. Я гнала от себя эти мысли, не могла с ними примириться. Буквально выталкивала их из головы. Но они упорно возвращались. Нет, отрицать бессмысленно.
– Нет! – закричала я.
И все же это правда. Изо всех сил открещивалась я от очевидного, неизбежного объяснения этого невероятного феномена.
– Нет! – кричала я снова и снова. – Не может быть! Нет! Нет!
Онемевшими руками я приподняла свисающую с ошейника цепь. Недоверчиво осмотрела ее. Тяжелые звенья отлиты из простого грубого черного металла, плотно пригнаны. Не особенно красивая, не особенно дорогая. Но я у нее в плену. Я ощупала ошейник. Видеть его я не могла, но, похоже, он тоже изготовлен из тяжелого металла. Простой, ничего особенного, без затей, но зато как плотно охватывает горло! Наверно, тоже черный, как цепь. С одной стороны – грубый шарнир. На крайнем звене цепи – кольцо, прикрепленное к скобе ошейника. Скоба, похоже, часть самого ошейника. Шарнир – под моим правым ухом; закрепленная кольцом и скобой, цепь свисает под подбородком; с другой стороны, под левым ухом, я нащупала увесистый замок. Вот и замочная скважина. Значит, ошейник открывается. Значит, он не заклепан намертво у меня на шее. Интересно, у кого же ключ?
Обернувшись, я поглядела на огромную гранитную скалу с прожилками полевого шпата.
«Надо постараться проснуться, – твердила я себе. – Я должна проснуться! – Я горько рассмеялась. – Наверно, я сплю».
Снова в сознание вползли мысли о том, как по-другому ощущаю я теперь свое тело, его вес, его движения.
– Нет! – снова вскрикнула я. Подошла к гранитной глыбе, рассмотрела привинченную к камню тяжелую пластину с кольцом. Звено моей цепи продето в кольцо. Цепь длиной футов десять. Я попробовала намотать ее на держащий кольцо штырь – не получается. – Нет! – прокричала я. – Я должна, должна проснуться! Наверняка давно пора вставать, завтракать, ехать на занятия. Не может быть никаких других объяснений! Я сплю! А может, сошла с ума? Да нет. Просто сплю – и все. Такой странный, такой нереальный сон. И все же сон. Да. Да. Сон. Всего лишь сон!
А потом, на свою беду, я вспомнила мужчину, что держал меня сзади, так, что видеть его я не могла, вспомнила, как тщетно пыталась вырваться, как рот и нос обмотали тканью и как он ждал, чтобы я вдохнула, и как я сделала наконец этот отчаянный вдох, наполнив легкие зловонным дымом – больше дышать было нечем, – невыносимым дымом, от которого померкло в глазах, и потом потеряла сознание. Итак, я знаю – это не сон.
Что было мочи заколотила я кулаками по гранитной скале с прожилками полевого шпата. Но только в кровь разбила руки.
Повернулась, отошла от скалы – футов на пять, – окинула взглядом поросшую травой равнину.
– О, нет, – зарыдала я.
Итак, сомнений не оставалось: все это правда, все наяву. Что толку спорить? Страшная мысль затопила сознание, сковала волю, погребла остатки надежды.
Знаю, отчего тело как чужое. Знаю, почему немного нарушена координация движений. Я не на Земле. Это не земная сила гравитации. Я в чужом, неведомом мире. Этот мир ярок и прекрасен – но это не Земля. Это не мой мир. Я здесь не дома. Меня привезли сюда, не посчитавшись с моей волей; меня привезли; моя воля здесь ничего не значит.
Одна, беззащитная, обнаженная, я стояла, глядя в пространство, у огромной скалы.
Одна-одинешенька, перепуганная насмерть, с цепью на шее.
Зарыдав от горя, я спрятала лицо в ладони. А потом земля ушла из-под ног, меня окутала тьма – я потеряла сознание.
Меня резко перевернули на спину.
– Век, кейджера! – рявкнул кто-то. – Век, кейджера! – Голос звучал раздраженно.
Вздрогнув всем телом, перепуганная, я взглянула вверх. И закричала от боли. В месте сгиба между левым бедром и низом живота в тело вонзилось металлическое острие. Потом наконечник убрали, копье повернули древком и тычком древка бесцеремонно повернули меня на правое бедро. Я зажала руками рот. Нога в высокой, тяжелой сандалии, сплетенной из ремней, отшвырнула прочь мои руки. Надо мной возвышался бородатый мужчина. Лежа меж его ног, я с ужасом смотрела на него снизу вверх.
Да он не один! За ним стоял второй. Оба в алых туниках; на левом бедре у обоих висят ножны с кинжалами. На поясах – украшенные орнаментом ножи. У того, что позади, за спиной многослойный щит из кожи и латуни, в руках – копье, к копью привязан шлем со сплетенным из темной шерсти плюмажем. На шее – гирлянда из зубов какого-то хищного зверя. Тот, что стоял надо мной, отложил шлем и щит в сторону. Шлемы сделаны так, чтобы закрыть всю голову и большую часть лица. Открытая лицевая сторона вырезана в форме буквы «V». Оба длинноволосые. У того, что стоял надо мной, волосы стянуты сзади обрывком ткани.
