Ознакомительная версия.
— Надеюсь, не принесете, — пробормотал Полл так тихо, что слышал его только я.
— Кофе готов. Можно завтракать.
Пока они ели, я быстро проверил одно свое потайное местечко, где зарыл недавно кое-что. И как оказалось, до моих запасов еще никто не добрался.
Когда я вернулся, лагерь был пуст. Ни собак, ни людей. Что может быть лучше! Осторожно принюхиваясь к незнакомым и странно знакомым запахам, я ступил на утоптанный снег. Первым делом — рюкзак. Я уже давно испытывал к нему симпатию, уж очень соблазнительно от него пахло. Он был убран на каменный уступ, довольно высоко. Но, подпрыгнув пару раз, я подцепил его лапой и стащил вниз. Порвав веревки, засунул туда голову и ухватил первое попавшееся — большой кусок чего-то остро и приятно пахнущего, белого цвета, с дырочками, словно прогрызенными мышами. Вкус мне понравился. И в поисках чего-нибудь подобного я опрокинул рюкзак набок. Белого и дырчатого больше не оказалось, но зато нашлись какие-то черные зерна — с сильным и горьким запахом и что-то мелкое, похожее на снежную крупу, очень сладкое. Зерна я равнодушно просыпал, а крупу лизнул несколько раз. Еще было много твердых холодных предметов, пахнущих железом, кусок сухого мяса и чрезвычайно интересная прозрачная штука, сужающаяся к одному концу. В ней булькала и переливалась янтарная жидкость.
Я покатал это лапой, соображая, как добраться до жидкости, потом взял штуку в зубы и отнес к камням. Хорошенько примерившись, стукнул узким концом, тот обломился, и жидкость потекла в снег. Она пахла странно, вызывая отвращение и желание попробовать одновременно. Я лизнул ее раз, другой…
Жидкость обжигала язык и приятным теплом разливалась в животе. Войдя во вкус, я вылизал все без остатка и почувствовал себя несколько необычно. В голове стоял легкий туман, земля слегка покачивалась под лапами, и внутри играло очень приятное чувство, похожее на легкую щекотку. От него хотелось скакать по снегу, словно глупому котенку, и хватать себя за хвост. В игривом настроении я до конца распотрошил рюкзак и заглянул внутрь темного предмета выше меня ростом. Это оказалась сложенная из шкур пещера — здесь не было ничего интересного, только несколько длинных кусков человеческой одежды. Выбравшись из нее, я закончил начатое — стащил котелок и зарыл его неподалеку от лагеря, порвал собачью упряжь, от души повалялся в снегу, на который пролилась «веселая» жидкость. А потом, подумав, вытащил из палатки все «шкуры» и оттащил их на другой конец площадки. Сотворив все это, я осмотрел разоренный лагерь и гордо удалился, довольный собой.
Стив был прав — рисковать не имело смысла. Но мне не терпелось опробовать новое снаряжение. Поэтому я начал с довольно легкого уступа неподалеку от стоянки. Впрочем, тот оказался простым только на первый взгляд. Я изрядно запыхался, пока влез на него, и присел перевести дыхание на естественный каменный порожек, защищенный от ветра скалой.
Кругом лежал снег. Пожалуй, ничто не было сейчас созвучно моей душе так, как это безграничное заснеженное пространство, искрящееся под ярким весенним солнцем. Прекрасный белый мир, где нет места человеку.
Я достал из нагрудного кармана блокнот и попытался в карандашном наброске передать странную красоту этого места. Изломы неприступных скал, белеющие вечными ледниками, черные ущелья… Я так увлекся рисованием, что не сразу почувствовал на себе внимательный, напряженно изучающий взгляд. Осторожно, не делая резких движений, оглянулся. Но никого не увидел.
Так было уже несколько раз — явственное ощущение чужого присутствия, острого взгляда в затылок. И никого за спиной. Невольно вспомнились красочные рассказы Стива о местных привидениях и белом тигре. Иногда я верил в него. Иногда нет. И заранее сочувствовал зверю, который непременно будет убит из-за красивой шкуры…
Да что же это? Определенно, кто-то за мной наблюдает. Я снова пробежал взглядом по снегу и черным полоскам оголенного камня. Опять ничего, но, уже отворачиваясь, краем глаза заметил легкое движение, как будто бы один из камешков… Чувствуя, как мгновенно пересохло в горле и гулко стукнуло сердце, я обернулся.
Он лежал всего в нескольких метрах от меня, полностью сливаясь со снегом и камнями белоснежной шкурой с черными полосами. Огромный белый тигр. Ни за что мне бы не заметить его, если бы он не выдал себя, чуть дернув ухом с черной полоской. Белый тигр… С голубыми, ярко-голубыми, как незабудки, глазами. Едва дыша, я смотрел на него и не мог оторвать взгляда от этих удивительных глаз, в которых светилось нечто большее, чем звериная мудрость.
Значит, ты все-таки существуешь.
Тигр вдруг прижался к земле, весь подобрался, словно готовясь к прыжку, и глухо заворчал. Я не шевелился, зная, что он может броситься, но не отвел взгляда. Тогда он поднялся, медленно отступил на несколько шагов, поставил передние лапы на камень, чуть выдающийся из скалы, и снова замер, теперь видимый весь.
Огромный зверь. Хозяин заснеженного мира.
Несколько мгновений тигр стоял, словно в нерешительности, рассматривая вершины гор и одновременно искоса наблюдая за мной. А затем отвернулся и пошел вверх по каменной осыпи. Некоторое время я видел темные полосы на его шкуре, потом белая шерсть слилась с сугробами, и он словно растаял в холоде и неподвижности гор. Только тогда я поднял блокнот, упавший с колен.
Странное ощущение. Я слышал, как скрипит наст под ногами, видел ледяные отблески далеких вершин, темные пятна деревьев в долине и чувствовал пустоту в душе. Запоздалый страх?
Впервые в жизни я почувствовал себя слабым. Абсолютно беспомощным, зависимым от воли дикого зверя, который может убить одним ударом когтистой лапы. А он лежал и смотрел на меня с выражением властного спокойствия, может быть даже высокомерия, в голубых глазах.
После этой неожиданной встречи я почти поверил в мистическую природу прекрасного зверя. Только тени или призраки умеют столь бесшумно появляться и таинственно исчезать. Надо рассказать Стиву о нечеловеческой мудрости голубого взгляда, о серебристом сиянии пушистого меха, разрисованного стрелами темных полос… и о запахе виски, который вот уже несколько минут чудится мне в морозном воздухе.
Стив выбежал мне навстречу, в величайшем возбуждении размахивая обрывком собачьей упряжи:
— Я же говорил! Вы не верили!.. А я говорил!
— В чем дело?
Он перевел дыхание и махнул упряжью в сторону лагеря. Но я уже сам видел, что произошло. В рыхлом снегу валялись консервные банки, обрывки рюкзака и ремни упряжи. Палатка перекошена. Собаки отчаянно рвались с привязи, и в их злобном лае отчетливо слышалось испуганное повизгивание. Даже вожак упряжки — Волк, мой большой друг и редкий умница, — в состоянии, близком к истерическому, яростно рычал и скалил зубы.
Ознакомительная версия.
