Кровать давно была постелена и согрета, свечи потушены, слуги распущены на ночной отдых, но спать не хотелось. Мальчик сидел на подоконнике, завернувшись в складки портьеры, чтобы укрыться от ветерка, пробирающегося через приоткрытые оконные створки, и смотрел вниз. На двор, по которому время от времени проходил караул. На далекие костры, мерцающие таким уютным теплом..
Скрипнула дверь. Только не та, что вела в коридор, а другая, внутренняя, через которую обычно ходили слуги, чтобы убрать из покоев принца неподобающие для лицезрения непосвященными вещи. Ночную вазу, к примеру. Но сейчас было еще слишком рано для подобного визита, и мальчик невольно вжался в угол окна, наблюдая, как в комнате становится темнее, чем прежде.
Света луны вполне хватало, чтобы разглядеть очертания кровати, кресел, столиков и прочей утвари, наполняющей покои. Хватило и для того, чтобы увидеть густую тень, имеющую очертания человеческой фигуры, крадучись двигающуюся к разобранной постели. Мальчик не знал, что за человек пришел к нему в поздний час, но ничего хорошего не ждал. Где-то на кромке сознания мелькнуло воспоминание о наемных убийцах, отправивших к Всевышнему не одного представителя королевской семьи. Значит, и за ним пришли? Уже? Так рано?
Страха не было. Чувства беспомощности тоже. Мальчик подумал о том, что сейчас умрет, но принял эту мысль так спокойно, как будто был ветераном многочисленных войн. Сегодня хорошая ночь. А завтра будет хороший день. И пусть принцу не доведется стать императором, он ведь может, хотя бы один-единственный раз, гордо выпрямиться, выпятить подбородок и крикнуть, стараясь удержать голос от петуха:
— Стража!
Крика не получилось, послышалось что-то вроде возгласа, неуверенного, даже робкого, но убийце этого вполне хватило, чтобы понять, где находится намеченная жертва. Темная фигура развернулась быстрее, чем моргнули глаза принца, и лунный свет бликом скользнул по обнаженному лезвию. Мальчик подумал, что самым правильным сейчас было бы зажмуриться, но не успел, потому что хоть зов и оказался слабеньким, его все-таки услышали. Тот, кто слушал.
Парадная дверь покоев распахнулась от сильного пинка, пропуская внутрь вместе с коридорными сумерками еще одну фигуру. Кто-то другой на месте убийцы обернулся бы, чтобы оценить внезапно возникшую угрозу и либо принять бой, либо сбежать, но тот, кого прислали за жизнью принца, не стал терять время попусту и прыгнул к окну, туда, откуда прозвучал мальчишеский голос. Ринулся сильно и стремительно, как дикий кот. Вот только стрела летела быстрее.
Кто мог додуматься поставить в охранение покоев принца стрелков императорской гвардии? Только тот, кто был осведомлен о событиях грядущей ночи. Что проку от длинного лука в лабиринте и закоулках дворца? Ни размахнуться, ни развернуться, одна красота, и ничего больше. Юный лучник придерживался такого же мнения, но когда услышал призыв о помощи, почему-то мигом забыл о тесноте и узости коридоров Он не думал ни о чем, кроме того, что надо поразить цель, темнеющую на полпути от двери к окну. Стрела сама скользнула в пальцы нетерпеливым гончаком, словно просящим отпустить сворку, оттолкнулась от тетивы, рванулась вперед, насадила на себя, как на вертел, летящее тело, сбивая направление прыжка в сторону, а следом уже собиралась в полет новая остроносая сестренка.
— Больше никого не было, — сказал мальчик, восторженно глядя на своего неожиданного защитника.
— Вы уверены, ваше высочество?
— Не было, — помотал головой принц.
Стрелок подошел, не опуская лука, пинком перевернул лежавшее ничком тело лицом кверху. С такими ранами не выживают, вот и убийца смотрел в потолок уже ничего не видящими глазами. А может, успел еще и проглотить яд, чтобы не попасть в допросную и не отвечать дознавателям.
— Я позову капитана.
— Да ну его, — махнул рукой мальчик — Придет, поднимет шум-гам, и весь сон насмарку. Лучше давай спрячем этого куда-нибудь, а утром всем расскажем.
— Ваше высочество…
— Это мой приказ. Императорский! — гордо вскинул голову принц, и стрелок вдруг подумал, что этот ребенок однажды уж точно станет императором.
— Велик и славен был когда-то Невендаар, обильны были зеленые нивы его, тенисты вековечные леса, прозрачна речная вода, благостны дни, что проводили в трудах и заботах жители его, не знавшие иной доли, кроме нежного детства, горячей юности, мудрой зрелости и благостной старости. Мир и покой осеняли ангельскими крылами пределы сущего… Но как в мирной семье рождаются воины, так родились однажды между ангелами беспощадные споры о том, кто из них любимое дитя Всевышнего. А когда не стало хватать крылатых армий, спустилась война с небес на Невендаар…
Голос ярмарочного рассказчика звучал надтреснуто, но не потому, что изложение событий древности требовало полагающегося в таком деле надрыва всех чувств и ощущений. Просто старик устал изо дня в день на протяжении многих лет твердить одну и ту же историю. Она не приносила большого дохода: мало кто из ныне живущих хотел знать и помнить времена, когда земли огромного мира были едины в стремлении к добру и свету.
«Не было этого», — твердили его сверстники и сейчас, и полвека назад, когда юноша, твердо решивший посвятить свою жизнь сохранению знаний о прошлом, восторженно прикасался к древним легендам, прячущимся в строчках полувыцветших букв на листах неподъемных фолиантов. Может, и не было, кто знает? Но тогдашнему ученику сказителя очень хотелось верить, а вера всегда сильнее трезвого рассудка.
С тех пор минуло много времени. Больше, чем оказалось отмеряло многим погодкам, ушедшим к Всевышнему раньше старика, повторяющего заученную некогда сказку. Да и вера поистерлась, как ношеное платье. Но где-то в глубине души рассказчик все еще оставался тем ребенком, который когда-то и сам разинув рот стоял среди прочей детворы и слушал, слушал, слушал…
Дети. Они подобны ангелам в кристальной чистоте своих помыслов. Их можно обмануть, но лишь однажды, а на следующий раз придется придумывать новую ложь — это старик знал наверняка. Сейчас они смотрят широко раскрытыми глазами, впитывая слухом каждое слово, потом, год спустя или даже намного скорее, навсегда закроют свое сердце для того, что не приносит прибыли и не помогает выжить.
Черствый пряник с каплей медовой глазури усладит и взор, и желудок, а на что сгодится запутанная история о богах и героях? Вот и сейчас только горстка ребятишек внимала старику, прочие же люди, пришедшие на ярмарку, даже не прислушивались к голосу рассказчика, все еще сохранявшему остатки былой звучности. Продавцы зазывают покупателей, покупатели ищут лавки с товарами подешевле — вот где настоящие сказки!
