Бага оторопел. Не только он сам никогда не слышал, чтобы Коричневый Человек произнес хоть одно человеческое слово, но считалось, что это вообще невозможно! Голос у Коричневого Человека был гулкий и густой, но с перепадами, так что начало и конец слова он произнес, как из бочки бухнул, а середину пропел тоненько и ломко.
— Прова…лишь…ся! — повторил Коричневый Человек, хихикнул и наконец сошел с тропы. — Провалишься! — заорал он во все горло и пустился широкими прыжками вниз по склону, размахивая измочаленной палкой над головой и выкрикивая: — Прова — лишь — ся-а-а!!!
Бага прижался к скале, в ужасе глядя ему вслед, потом вытер рукавом взмокший лоб. Его пробирала противная дрожь, как будто по спине бегал пяток мохнатых гусениц с озябшими ножками. Больше всего ему хотелось вернуться назад в Клох, но, во-первых, именно в ту сторону умчался полоумный дух, а во-вторых, договариваться насчет угля все равно надо.
Всю дорогу до Джековой хижины Бага вздрагивал от каждого шороха и нервно озирался. Последними словами он ругал и себя, и Коричневого Человека: будь местный дух как все, ему бы точно не поздоровилось. Но вот наконец брод с тремя широкими камнями, служившими мостиком через ручей, вот дуб, под которым Джек имеет обыкновение отдыхать от праведных трудов, созерцая вечернее небо над горами, а вон там и его скособоченная избушка…
Но в том-то и дело, что избушки-то нет! Бага даже остановился и заморгал. Потом огляделся. Да нет, заблудиться тут негде. И яблоневки или хотя бы пива он с самой субботы даже не нюхал, а сегодня уже, слава богам, вторник. Но скособоченной избушки все равно не было, равно как и не скособоченной тоже. Был ручей, дуб и скала, а избушки не было.
И была дверь в скале — даже скорее двустворчатые ворота с округленным верхом. Каменные косяки были облицованы искусно вырезанными мраморными плитками, медные кольца на воротных створках были начищены и сверкали, почти как золотые. Возле ворот на травке валялся малорослый, но весьма плотный и коренастый мужичок с рыжей бородой и глазами навыкате. Бага даже остановился. Такой чудной породы он никогда не встречал ни в Клохе, ни в окрестностях, ни даже в Аптоне, куда мастер Гаахт со всем семейством однажды ездил к родичам из своего клана. Голова и кисти рук у привратника казались непомерно большими для такого небольшого тельца, зато шеи не было, похоже, вовсе; кожа казалась очень темной и грубой. В большое ухо было продето такое же большое кольцо. На первый взгляд Баге показалось, что оно из чистого золота, но этого, пожалуй, быть не могло. Поверх кожаного кафтана на привратнике была синяя накидка с капюшоном и воротником, закрывавшем грудь и плечи. По одну сторону от него стоял кувшин, а по другую лежало нечто вроде топора с очень длинным изогнутым лезвием, на длинной рукояти. Однако, при виде Баги мужик не стал хвататься за свое оружие и даже не пошевелился. В глазах его не отразилось ничего, кроме пьяноватого добродушия.
— Это… — сказал Бага, в изумлении остановившись. — Тут это… вроде домик стоял…
— Куда вы держите путь, о изысканный и красноречивый юноша, сын благородных родителей? — высокопарно осведомился привратник, по-прежнему лежа на спине и плечами опираясь о скалу.
Любому другому Бага за такое приветствие как следует врезал бы под челюсть с левой ноги, поскольку назвать его изысканным и красноречивым можно было только в насмешку. А за «благородных родителей» он бы голову оторвал, назад приставил и еще раз оторвал — «за маму» и «за папу». Но в облике беспечного привратника было столько безмятежного благодушия, что Бага только нервно сглотнул. Везет ему сегодня на сумасшедших!
— Я эта… насчет угля я… — наконец нашелся он, вспомнив, зачем вообще пошел сегодня в горы. Хотя и понял, что старым пьяницей Джеком тут и не пахнет.
— Какую фирму изволите представлять? — деловито-любезно осведомился привратник и ловко вытащил из-под спины дощечку, на которой явно вознамерился что-то записать.
— Да не с фермы я, а из города, из Клоха, от кузнеца, мастера Гаахта, — пояснил Бага. — Вот чудак, да зачем на фермах уголь, они дровами топят.
— В высшей степени справедливое замечание! — одобрил привратник и поднялся. Оказалось, что ростом он Баге ровно по грудь. — Прошу! Прошу во владения короля Лаурина! Поставками угля ведает достопочтенный мастер Клаверин, сын Флодира. Вниз, потом направо, потом второй поворот налево. Если забудете, у фонарщика спросите, он как раз там со своей тачкой лазит. Удачных вам переговоров!
— А где Джек-то? — Бага не мог понять, куда и к кому его посылают, но какой-то уголь тут и правда вроде есть.
— Прошу! — Вместо ответа привратник потянул за медное кольцо, и одна половинка ворот открылась.
И Бага сам не понял, как и зачем он туда вошел. Дураку ясно, что Джека тут нет и надо уносить ноги, раз кругом одни сумасшедшие — ну, день сегодня такой! Хотя бы до завтра отложить, а еще лучше, пусть мастер Гаахт сам идет. Он умный, его даже Огхарот, сын Торгана, начальник герцогской стражи, уважает. Но привратник говорил так уверенно и любезно, словно все это — самое простое и естественное дело. И Бага сам не заметил, как шагнул в темноту за воротами.
Впрочем, там оказалось не так уж и темно. Войдя, Бага сразу увидел впереди оранжево светящееся пятно. Оно давало достаточно света, чтобы разглядеть длинный коридор с лестницей, уходящей вниз. На гладко отшлифованных каменных стенах даже можно было разглядеть инкрустацию из желтовато-розового мрамора, несложный узор из ломаных линий, без особой тонкости и роскоши, но приятно разнообразивший гладкость стен. Дойдя до источника света, Бага остановился. Это оказался большой, размером с человеческую голову, шар из прозрачного стекла, без пузырьков, трещин и мути. Внутри шара сидел жук, величиной с крупный кулак, и от спинки его исходил этот оранжевый свет. Завидев посетителя, жук пошевелил усиками, и Бага на всякий случай поклонился ему тоже. Он бы не удивился, если бы жук с ним заговорил. Но тот ничего не сказал, и Бага пошел дальше. Он чувствовал себя малость обалдевшим: все это было совершенно непонятно, но почему-то имелось ощущение, что так и надо.
Ступенек через сто коридор перестал снижаться, ступеньки сменились гладким полом, тоже с узором, теперь уже черно-красным. Вскоре он разветвился на два, причем налево пол был темным, а налево — выложен светящимся узором. Помня, что ему нужно налево, Бага свернул сюда, но старался не наступать на синевато мерцающие камешки: ему казалось, это тоже жуки, наподобие тех, что сидят в стеклянных фонарях. Они попадались через каждые шагов двадцать. Ближайшие светили довольно тускло, но дальше по коридору виднелся яркий и напористый свет.
