Как будто эта неправильно услышанная фраза — так поют мертвые — открыла дверь, сквозь которую доносилась музыка. Необычная, настойчивая музыка.
Пол выдавил нечто вроде согласия, и я запер машину:
— Я побежал.
— Трусцой? — поинтересовался Пол, но меня уже и след простыл.
Я пробежал через стоянку, мимо кубиков-общежитий, мимо украшенного светлыми колоннами Янси-холла, мимо фонтана со смеющимся сатиром перед зданием Сьюард-холла… Мои кроссовки, следуя зову песни, шлепали по выложенной кирпичами дорожке.
Музыка нарастала, сплетаясь с мелодией, играющей внутри меня всегда и дающей мне направление, ориентацию в мире. Дорожка закончилась, но я продолжал бежать, спотыкаясь на поросших травой кочках. Казалось, сейчас я спрыгну с края мира. Над холмами полыхало закатное осеннее солнце, а в голове у меня билась единственная мысль: «Опоздал».
И все- таки я увидел его, неизвестного, вдали на холмах, почти за пределами видимости. Едва различимый силуэт, темная фигура неопределенного роста на бесконечном ослепительно золотом возвышении. Прежде чем потеряться среди темных деревьев вдали, фигура замерла.
Музыка в голове играла громко, так, точно через наушники проникала прямо в мозг. Однако странным образом я понимал, что эта музыка — не моя. Она предназначена для кого-то — или чего-то — другого, а мне просто не повезло ее услышать.
Меня это убивало.
Он обернулся и долго смотрел на меня. Я застыл, пораженный не его музыкой, которая продолжала вести мелодию, повторяя: «взрасти, восстань, иди», а его нездешностью, простертыми пальцами рук, которые что-то удерживали под землей, расправленными плечами, подчеркивавшими его силу и непостижимость, а самое главное, огромными ветвистыми рогами на голове, которые застилали небо.
Я не заметил, как он пропал, — в то же мгновение, когда солнце исчезло за краем холма, погружая мир в сумерки. Я глядел ему вслед, немного запыхавшись, ощущая биение сердца в шраме над левым ухом, и не понимал: то ли я хотел бы никогда его не встречать, то ли жалел, что не успел добежать и спросить, почему снова могу видеть его и ему подобных.
Я повернул к школе, но не успел сделать и шага, как почувствовал толчок в живот. Я потерял равновесие и чуть не упал.
Неизвестный резко выдохнул:
— О боже, простите!
До боли знакомый голос. Дейдре. Моя лучшая подруга. Вроде бы.
— Ничего, вторая почка мне все равно ни к чему, — прохрипел я в ответ.
Дейдре, вспыхнув, моментально изменилась в лице, я так и не смог понять, что оно выражало изначально. Я впился в нее глазами. После того как я столько раз представлял себе ее огромные серые глаза на бледном тонком лице, было странно видеть ее наяву.
— Джеймс! Джеймс! Ты Их видел? Они должны были пройти мимо тебя!
Я попытался собраться. Я привык, что мое шестое чувство всегда настороже; удивительно, что меня застиг врасплох такой важный для меня человек.
— Кого Их?
Она сделала шаг в сторону и всмотрелась вдаль, за холмы, напряженно щурясь в наступающую темноту.
— Фей. Их было четверо. Или пятеро?
Я изрядно нервничал. Она так быстро двигалась, что ее волосы, собранные в короткий темный хвост, беспорядочно болтались.
— Подожди, остановись. У меня сейчас голова закружится. Ты сказала «феи»? Опять?
Дейдре на минуту зажмурилась. Открыв глаза, она выглядела уже спокойнее, больше похожей на себя.
— Глупо, да? Я, наверное, просто двинулась. Мне кажется, что они повсюду.
Я не знал, что сказать. Даже просто смотреть на нее было больно — почти забытое ощущение. Вроде как заноза саднит — не когда ее только загонишь, а постоянная тупая боль в месте, откуда ее вытащили.
Дейдре покачала головой:
— Глупее не придумаешь. Я тебя сто лет не видела, мы всего пять минут как разговариваем, а я уже ною, хотя прыгать должна от радости. Ты… прости меня, я никак не могла прийти повидаться.
В какой-то момент я подумал, что она еще что-нибудь добавит к «прости меня». Какие-то слова, означающие, что она понимает, какую боль мне причинила. Не услышав ничего, я хотел было обидеться и наговорить гадостей, однако не решился. Вместо этого, я как последний рыцарствующий идиот-мазохист, пришел ей на помощь.
— В буклете писали, что здесь больше пятнадцати акров территории, мы бы могли еще несколько лет не встретиться.
Дейдре закусила губу:
— Я не ожидала, что уроков будет так много. Но… здорово. Я очень рада тебя видеть.
Последовала длинная неловкая пауза. Раньше мы бы дружески обнялись… Впрочем, это было до Люка и до сообщения, которое я ей отправил и которое ни она, ни я не могли забыть.
— Ты загорела, — сказал я.
Вранье, Ди никогда не загорает.
Она почти улыбнулась в ответ:
— А ты постригся.
Я провел рукой по голове, задержавшись пальцами на свежем шраме над ухом.
— Мне выбрили место, куда накладывали швы, а я просто довел дело до конца. Подумывал выбрить на затылке первые буквы имени, но представь, только сейчас осознал, что они складываются в слово «ДЖЕМ». По-моему, это личное оскорбление.
Ди рассмеялась, и я невольно обрадовался.
— А мне кажется, тебе подходит, — сказала она, разглядывая мои руки, так густо покрытые каракулями до запястий, что под чернилами почти не видно кожи.
Я хотел спросить, как у нее дела, про фей, про сообщение, но важные слова не шли с языка.
— Больше, чем тебе.
Она снова рассмеялась, хотя я и не думал ее смешить, мне просто нужно было что-то сказать.
— Вы что здесь делаете?
Мы с Ди развернулись и оказались лицом к лицу с Евой Линнет, преподавателем драматической литературы. В тусклом свете она напоминала маленького бледного призрака. Симпатичное лицо портила хмурая гримаса.
— Вы вышли за территорию школы.
Что-то было не так, но я не сразу сообразил, что именно. Она пришла со стороны холмов, а не от школы.
Линнет склонила голову, делая вид, что только сейчас заметила Дейдре. Ди покраснела, как будто нас застукали.
— Не знаю, в каких школах вы учились раньше, но здесь мы такого не одобряем, — бросила Линнет.
До этого лета я бы отшутился, сказал бы, что она не о том думает, что я с рождения у Ди в рабстве или что между нами ничего не может быть, поскольку Ди отталкивает какая-то химическая составляющая моей кожи. Вместо этого я просто сказал:
— Вы ошиблись.
Прозвучало так, как будто я оправдываюсь, и она это почувствовала, потому что продолжила:
— Неужели? Зачем же вы тогда сюда пришли?
Я понял. Я посмотрел мимо нее, в сторону холмов:
