А еще цифровую видеокамеру, как давно хотел. Фотоаппарат с мощнейшим разрешением. И новый сотовый, скорее всего коммуникатор… И ноутбук, конечно, новый, тоже самый мощный. И пусть переносной компьютер необходим ему только как инструмент предварительного анализа изображений, недельные командировочные «запои» игры в «Варкрафт» еще никто не отменил…
Кстати, и ремонт сделает в квартире. Разумеется, после того, как рассчитается с долгами за коммунальные услуги. А может быть, имеет смысл старую квартиру и вовсе продать, добавить заработанное и купить новую, пусть даже и в новостройке…
Антон вздрогнул, заставив себя прекратить мечтать. Загадывать — последнее дело, того и гляди сглазишь все к чертям. И пусть дележ шкуры неубитого медведя не был любимым занятием Туманова, вот именно сейчас, на пороге новой работы, этой октябрьской ночью он не мог совладать с собой.
Распечатав пакет, Антон повесил крохотное полотенце на поручень, вынул простыни. Вспомнил, что так и не снял куртку, и отложил белье. Набросив верхнюю одежду на легкую пластмассовую вешалку, переложил сумку на столик, потянулся к верхней полке, стащил матрас и бесформенную подушку. Мысли, как он ни силился, продолжали скакать вокруг предстоящего заказа, заставляя думать только о хорошем. Например, о дорогих женщинах, ночных клубах и прочей яркой чепухе…
Заталкивая в наволочку набитый перьями мешок, считающийся подушкой, он неожиданно замер, размышляя над тем, что невольно привлекло его внимание. Чувство было схожим с тем, что испытываешь, встретив на улице смутно знакомого человека. Проходишь мимо, силясь вспомнить имя, не без труда вспоминаешь, но, когда оборачиваешься, чтобы окликнуть и поздороваться, тот уже садится в автобус. Вот и сейчас, согнувшись над почти одетой подушкой, Антон размышлял, что именно его заинтересовало. Поезд принялся раскачиваться чуть сильнее, набирая скорость, и Туманову пришлось вытянуть руку, опираясь о край верхней полки.
Выпрямившись, он бросил еще один взгляд на четырнадцатое место, расположенное ровно над его. Еще два свернутых рулетами матраса, подушка — сестра-близняшка выбранной им. И бумажный треугольник, лукаво выглядывающий из-за края лежанки. Листок, завалившийся между полкой и стеной. Мусор, упущенный проводниками при уборке вагона. Едва угадывающиеся на листе яркие линии говорили о том, что это рисунок.
Сбросив правый ботинок, Антон поставил ногу на соседнюю полку, подтягиваясь на руках. Прохладный кожзам, обтягивающий спальное место, приятно коснулся ступни. Отодвинув матрасы, Туманов ухватился за уголок листка, осторожно вытягивая рисунок. Держа лист в руках, спрыгнул в проход, едва не стукнувшись головой, и, не глядя, нащупал босой ногой ботинок. Уселся напротив своей почти застеленной кровати, с легкой улыбкой рассматривая находку.
Рисунок, по горизонтали занимавший почти весь альбомный лист, был детским, обаятельно наивным, простым и теплым. Ребенок, во время длительной поездки уговоривший маму достать из сумки цветные карандаши, явно старался, но вышло все равно коряво до умиления. В правой части листа был нарисован дом — простенький дом с дверкой, ступеньками и неизменной печной трубой. Над дверью даже присутствовал номерок, старательно выведенный детской рукой, — семерка. За домиком виднелся палисад, отгораживающий зрителя от ровных рядов грядок, засеянных морковкой и капустой.
Почему Антон решил, что в этом крохотном огороде растут именно капуста и морковь, он не понял и сам, но невольно улыбнулся догадке. Желтая песчаная дорожка убегала от ступенек крыльца куда-то за край листа. Слева, зеленея пышной кроной, высилось дерево, и Туманов снова улыбнулся, предположив, что это дуб. В левом верхнем углу, почти над ярко-зеленой листвой, по всем законам детского рисунка было изображено солнце — желтое, с множеством черточек-лучиков, рассыпанных в разные стороны. А в самом центре картины, стоя на песчаной дорожке, был нарисован человечек. Улыбающийся до ушей, с непропорционально огромной головой, он был набросан совсем небрежно, отчего казалось, что это Страшила из сказки об Изумрудном городе. Простоватый весельчак, набитый торчащей во все стороны соломой.
Мерное покачивание вагона усыпляло, и Антон отложил рисунок на стол, рядом с сумкой. Встал, продолжил борьбу с непокорной наволочкой. Застелив постель, он еще плотнее прикрыл дверь, щелкнув специальным рычажком, не позволяющим открыть ее снаружи. Посмотрелся в зеркало, укрепленное на внутренней стороне выдвижной створки, пригладил русые волосы. Вынул телефон, сразу же переставил время на час вперед, установил будильник и оставил мобильник на самом краю стола, под подоконником.
Переложив из сумки на личную полочку-гамак книгу и футляр со щеткой, Туманов скинул ботинки и разделся. Привычно сунув под подушку джинсы и легкий свитер, убрал сумку под лежак и погасил свет. Вновь чуть не приложившись головой на очередном рывке состава, заполз под колючее шерстяное одеяло. За окном, едва прикрытым тонкими голубыми шторами, мелькали фонари, наполняя погруженную во тьму комнатку белыми сполохами. Поезд катил вперед, на восток, где Антона ждала новая работа. Высокооплачиваемая работа.
В голове, подобно вспышкам дорожных фонарей, мельтешили мысли о том, что через пару месяцев все станет хорошо. Лучше некуда. Мечтай — не хочу… С тягучими размышлениями о том, что мечтать иногда бывает очень даже вредно, Туманов ушел в тревожный и шаткий сон пассажира железных дорог.
Люди, которые следят за собственными эмоциями, часто рассказывают, что многое в их жизни происходит под аккомпанемент целой гаммы ощущений. Антон Туманов не относил себя к таким людям. Однако, едва открыв глаза, он мгновенно ощутил легкую тревогу, словно это она и разбудила его, несильно толкнув в бок.
В купе царил сумрак, лишь из освещенного коридора через узкую щель между дверью и косяком пробивался тонкий лучик, да в окно заглядывала то ли луна, то ли очередной фонарь. Облизнув пересохшие губы, Антон постарался понять, что именно послужило причиной его внезапного пробуждения и как долго он вообще спал.
Туманов сел, поправляя сбившееся одеяло. Теперь, даже не выглядывая наружу, он мог с уверенностью назвать причину пробуждения. Поезд стоял на месте. Не было слышно ни перестука колес, ни мерного гудения, не ощущалась качка. Значит, состав прибыл в какой-то городишко. Стоянка от пяти до тридцати минут. Кстати, можно сходить и принести чаю, чтобы на ходу не расплескать, — к утру остынет, можно будет спокойно выпить залпом, как он любил. Потирая глаза ладонями, Антон сладко потянулся. Опираясь о столик, подобрался ближе к окну, отодвинул штору и уперся лбом в толстое холодное стекло.
