Даже такой натренированный лжец, как Шев, не мог убедить такую легковерную дуру, как Шев, что это заведение не было жопой. Но это была ее жопа. Это — начало. И у Шев были планы ее улучшить. У нее всегда были планы.
— Ты вычистил трубки? — спросила она Секутора, который топал от открытых дверей, отодвигая занавеску.
— Народу, который сюда приходит, плевать на чистоту трубок, босс.
Шев нахмурилась.
— Мне не плевать. У нас может и не самое большое заведение, и не самое удобное, и шелуха тут не лучшая, — она подняла брови, глядя на прыщавое лицо Секутора, — и не самые симпатичные люди ее разжигают. Так в чем же наше преимущество перед конкурентами?
— У нас дешево?
— Нет-нет-нет. — Она подумала об этом. — Ну, да. Но что еще?
Секутор вздохнул.
— Работа с клиентами?
— Динь, — сказала Шев, щелкая по самому большому молитвенному колокольчику и заставляя его зазвучать своей неземной песней. — Так что чисти трубки, ленивый говнюк, и разожги угли.
Секутор надул щеки, покрытые чем-то вроде пушистой бородки, от которой парень должен был выглядеть мужественнее, но на самом деле из-за нее он еще больше выглядел мальчишкой.
— Да, босс.
Когда он вышел через заднюю дверь, Шев услышала шаги со стороны передней, и положила руки на стойку — или на обтесанную колоду мясника, которую она спасла из кучи мусора и отполировала — и приняла профессиональный вид. Она скопировала его у Гусмана, продавца ковров, который был самым чертовски хорошим торговцем, из тех, что она знала. Он выглядел так, словно ковер мог быть решением всех твоих проблем.
Профессиональный вид слетел с нее тут же, как только она увидела, кто важно заходит в ее заведение.
— Каркольф, — выдохнула она.
Боже, Каркольф была проблемой. Высокой, светловолосой, прекрасной проблемой. Сладко пахнущей и сладко улыбающейся проблемой. Проблемой с быстрым умом и быстрыми пальцами. Нежной, как дождь и надежной, как ветер. Шев осмотрела ее сверху донизу. В этом ее глаза не оставили ей выбора.
— Что ж, похоже, мой день улучшается, — пробормотала она.
— Мой тоже, — сказала Каркольф, проходя через занавеску, так что теперь дневной свет сиял сквозь ее волосы. — Сколько времени прошло, Шеведайя.
Комната стала выглядеть намного лучше, когда в ней появилась Каркольф. На любом базаре Вестпорта не сыщешь украшения краше. Ее одежда не была узкой, но прилегала в нужных местах, и она так виляла бедрами… Боже, эти бедра. Они ходили, словно не были приделаны к позвоночнику, как у всех. Шев слышала, что Каркольф была танцовщицей. Несомненно, тот день, когда она ушла, был потерей для танцев и приобретением для жульничества.
— Зашла покурить? — спросила Шев.
Каркольф улыбнулась.
— Мне нравится ясная голова. Как еще наслаждаться жизнью?
— Наверное, это зависит от того, приятная у тебя жизнь или нет.
— У меня да, — сказала она, важно расхаживая по заведению, словно оно принадлежало ей, а Шев была всего лишь ценным гостем. — Что ты думаешь о Талинсе?
— Он никогда мне не нравился, — пробормотала Шев.
— У меня есть там работенка.
— Всегда его обожала.
— Мне нужен партнер. — Молитвенные колокольчики стояли совсем не низко. Но все же Каркольф нагнулась, чтобы хорошенько на них взглянуть. Могло показаться, совершенно невинно. Но Шев сомневалась, что Каркольф делала в своей жизни хоть что-то невинное. И особенно не нагибалась. — Мне нужен кто-то, кому можно доверять. Кто-то, кто присмотрит за моей задницей.
Голос Шев немного охрип.
— Если именно это тебе нужно, ты пришла по адресу, но… — И она отвела взгляд, поскольку ее разум постучался, как нежданный посетитель. — Ты ведь здесь не только за этим, да? Я бы сказала, тебе совсем не помешает, если этот твой партнер сможет открыть замок или кошелек.
Каркольф ухмыльнулась, словно эта идея только что пришла ей в голову.
— Это не помешает. И будет отлично, если он к тому же может держать рот закрытым. — Она продрейфовала к Шев, глядя на нее сверху вниз, поскольку была на добрых несколько дюймов выше. Как и большинство людей. — Разумеется, за исключением тех случаев, когда мне захочется, чтобы ее рот был открыт…
— Я не идиотка.
— Мне от тебя не было бы никакой пользы, если бы ты ею была.
— Если пойду с тобой, то, скорее всего, закончу брошенной на какой-нибудь улочке, и у меня останется только та одежда, что на мне.
Каркольф наклонилась еще ближе, чтобы прошептать, и голова Шев переполнилась её запахом, который был намного призывнее гнилого лука или потной рыжеволосой женщины.
— Я думаю о тебе, лежащей на постели. И вовсе без одежды.
Шев пискнула, как ржавая петля. Но заставила себя не схватиться за Каркольф, словно утопающая девушка за прекрасное, прекрасное бревно. Она слишком долго думала тем, что у нее между ног. Пора было подумать тем, что между ушей.
— Я не занимаюсь больше такой работой. И об этом заведении надо заботиться. Да и за Секутором присмотреть, наверное…
— По-прежнему пытаешься сделать мир лучше, да?
— Не весь. Только тот кусочек, который поблизости.
— Шеведайя, нельзя делать каждого заблудшего своей проблемой.
— Не каждого заблудшего. Только этого. — Она подумала об огромной женщине в своей постели. — Только парочку…
— Ты же знаешь, что он в тебя влюблен.
— Я всего лишь помогла ему выкарабкаться.
— Потому он в тебя и влюблен. Больше никто не помог. — Каркольф потянулась, мягко смахнула пальцем выпавшую прядь волос с лица Шев и вздохнула. — Но этот мальчик стучит не в те ворота, бедняжка.
Шев поймала ее запястье и отвела в сторону. Если ты маленькая, это еще не значит, что надо позволять людям относиться к себе неуважительно.
— Он не единственный. — Она смотрела Каркольф в глаза и говорила спокойно и ровно. — Мне нравится твой спектакль. Видит Бог, нравится, но лучше тебе прекратить. Если тебе нужна только я, то моя дверь всегда открыта, и ноги раздвинутся сразу вслед за ней. А если я нужна тебе, чтобы ты выжала меня, как лимон, и выбросила мою кожу на улицах Талинса, что ж, без обид, но мне что-то не хочется.
Каркольф поморщилась, глядя в пол. Не так красиво, как улыбка, но куда честнее.
— Не уверена, что понравлюсь тебе без спектакля.
— Почему бы нам не попробовать?
— Слишком многое терять, — пробормотала Каркольф, и высвободила руку. Когда она подняла взгляд, спектакль снова был в действии. — Что ж. Если передумаешь… будет уже слишком поздно. — И улыбаясь через плечо улыбкой, смертоносной, как лезвие ножа, Каркольф ушла прочь. Боже, как она ушла. Текла, как сироп в жаркий день. Как она этому научилась? Тренировалась перед зеркалом? По нескольку часов в день, скорее всего.
