— Привет, Катарина! — сказал один из парней, подходя к стойке.
Он был блондином с классическими арийскими чертами лица. Ряса буддиста смотрелась на нем странно. Ирвингу его лицо показалось смутно знакомым. Официантка улыбнулась парню, как старому приятелю:
— Здравствуй, хулиган. Как всегда?
— Ну да.
Катарина выставила на прилавок поднос, взяла чистую кружку и принялась качать в нее пиво. Ирвинг обернулся, чтобы уйти, и задел хулигана рюкзаком.
— Эй, поаккуратнее, — сказал тот.
— Извините, — холодно сказал Ирвинг.
— «Извините» в карман не положишь, — ответил парень.
Ирвинг медленно повернулся к нему, засовывая руку за пазуху.
— А будешь вежливым, так и в штаны не наложишь, — процедил он сквозь зубы.
— Ха, Дэтвинг, это ты! — радостно воскликнул парень. — Крыло, старик, откуда ты здесь?
В этот момент Ирвинг тоже узнал его. Да и не так уж много людей, знавших боевое прозвище Ирвинга — «Смертельное крыло», — были еще живы.
— Привет, Крэк, — проворчал он и опустил руку.
— Пойдем, посидишь с нами! — предложил Крэк.
Его фамилия была Джонс. Впрочем, Ирвинг подозревал, что Крэк взял себе эту фамилию, чтобы иметь хоть какую-нибудь.
Ирвинг охотно согласился. Все складывалось как нельзя удачнее.
— Катарина, еще одно пиво! — воскликнул Крэк.
Когда они подошли к столику, Крэк представил Ирвинга остальным как своего старого боевого товарища. Один из новых друзей Крэка оказался тем самым негром, которого Ирвинг заметил еще на площади. Его звали Аниксом. Третьего члена компании звали О Ли Синь. Он был единственным, чей наряд хорошо сочетался с разрезом глаз. Рядом с молодым китайцем на столе лежала книга. Ирвинг несколько мгновений разглядывал ее, не в силах отвести глаз.
Она была в кованом окладе с тяжелой застежкой. Старинный умелец изобразил на обложке стальное дерево. Его обвивал дракон. На одной из ветвей висело яблоко. Листочки покрывала зеленая эмаль. Яблоко изображал очень красиво ограненный черный блестящий камень.
— Что это? — спросил Тачстоун.
— Это учебник, — ответил Крэк рассеянно. — О Ли принес его мне. Книга редкая. Мы учимся по ней по очереди. Не забыть бы ее здесь.
Друзья уселись. Катарина принесла пиво.
— Ну, рассказывай, — произнес Крэк. — Как ты тут оказался?
— Кто ты? Откуда ты? Куда ты идешь? — добавил Аникс и почему-то засмеялся.
— Да я брата нашел, — ответил Ирвинг. — Он в России. Вот, еду к нему.
Аникс перестал смеяться. Посерьезнел и Крэк.
— Да ну? — сказал он недоверчиво.
— Ну да, — ответил Ирвинг. — Эта, как ее… Организация Объединенных Наций — ну, синие каски. Помнишь, мы вместе с ними Калькутту брали?
— Помню, — ответил Крэк и отхлебнул из кружки.
— У них сейчас акция — «Родные адреса» называется, — пояснил Ирвинг. — Все, кто потерялся во время войны, подают туда свои данные.
— Настоящую фамилию значит, надо, — отстраненно заметил Крэк.
Ирвинг понял, что не ошибся в своих предположениях. Своей настоящей фамилии Джонс просто не знал. Это частенько случалось в те времена.
— Если ты ее помнишь, — согласился Ирвинг. — И место рождения. ДНК можно, если не помнишь совсем ничего.
— И что, ты сообщил свои данные? — спросил О Ли.
Он говорил на английском чисто, без того мяукающего акцента, который Тачстоун так ненавидел, и услышав который, ему всегда хотелось вытащить из-за пазухи то, что у него там было.
— Куда их подают-то, данные эти? — спросил Аникс.
— Я в английское посольство в Катманду зашел, — сказал Ирвинг. — Мне паспорт надо было новый, у меня старый истек. Там и узнал про это, там и анкету заполнил.
Крэк вздохнул:
— Тебе-то они дадут паспорт.
Ирвинг понимающе развел руками.
— А вам может быть тоже амнистия какая вышла, ты бы разузнал, — ответил он. — Ребят из тридцать четвертой вон всех амнистировали.
— Так их осталось человек двадцать всего, наверное, — заметил Крэк.
— А где твой брат, говоришь? — спросил Аникс.
— В России, — ответил Ирвинг. — Они под конец войны там какой-то регион захватили, да так и остались.
— Кто — они? — спросил Крэк.
— Ну, он дивизией командовал, — ответил Тачстоун. — Союзнической. Лот меня на семнадцать лет старше, он был уже взрослый, когда все это началось. Да и Лот кадровый военный был, какую-то академию кончал даже. Помогали телкхассцев из русской столицы выбить, а потом… вот…
— Понятно, — ответил Крэк.
— Большой регион? — спросил О Ли.
— Почти две Бельгии, брат говорит, — ответил Ирвинг.
— Да уж, — сказал О Ли. — Вам повезло.
— Холодно там, в России этой, — поморщился негр.
— Зато две Бельгии, — возразил О Ли.
Даже Ирвингу собственная история казалась чем-то невероятным. Сказкой с хорошим концом, каких никогда не случается в действительности. И только сейчас, поведав ее этим малознакомым ребятам, Тачстоун окончательно поверил, что это все — правда. Что он едет к брату, и они будут жить мирной жизнью. И у них будет не только дом, но и кусок земли. Пусть даже покрытый лесом. Но это будут сосенки и ясени, а не осточертевшие джунгли. Лот писал, что Ирвингу обязательно надо будет доучиться. Хотя бы в школе, для начала.
Тачстоун допил пиво.
— Ладно, — сказал он и встал. — Спасибо, ребята. Я пойду, мне на автовокзал пора.
— Я тебя провожу, — сказал Крэк.
— А можно нам тоже? — спросил Аникс.
Крэк посмотрел на Ирвинга. Вряд ли ему хотелось делиться своей сказкой с каким-то черномазым, и еще меньше — с косоглазым, и Крэк это отлично понимал. Но Ирвинг вдруг подумал, что ведь дом когда-то был у каждого из них…
А брат, оттяпавшего себе кусок земли размером с две Бельгии, был только у него. И провожая его, каждый из троих парней мог на миг стать им — Ирвингом Тачстоуном.
Счастливым парнем, для которого война закончилась и который возвращается домой.
— Ну, пойдемте, — согласился Ирвинг.
Крэк расплатился за пиво сразу. Им не пришлось звать Катарину и ждать, пока она подойдет. Парни вышли на улицу.
На столе осталось лишь четыре пустые кружки, на стенках которых засыхала пена.
Приемная главы Новгородской области казалась мрачноватой из-за дубовых панелей, которыми были обшиты стены. Но отец Пётр видел хороший знак в том, что руководитель пригласил его домой, а не в кабинет в Доме советов.
Отец Пётр был представительным мужчиной. Он носил густую черную бороду лопатой и квадратные очки в позолоченной оправе. Тот факт, что настоятелю Деревяницкого монастыря немногим более тридцати, в глаза обычному наблюдателю не бросался.
