— Эй, ты… это…
Обращался он явно ко мне. Черт, этого не хватало! Но следующие слова парня заставили меня застыть, забыв обо всем, только что так меня удивившем.
— Отец-то… того. Помер отец. А ты тут… шатаешься, чтоб тебя.
Я чуть не задохнулся. Он же ко мне обращается, значит… папа?! Но как?..
— Слышь… домой пошли.
Парень разом перестал казаться ищущим развлечений гопником. Да мне вообще было теперь на него наплевать. Он что же, про моего папу говорит? Я механически шел следом за ним, сердце бешено колотилось, спина холодела, мысли скакали, как в лихорадке. Единственное, чего я хотел — узнать, что это ошибка и незнакомый парень все перепутал.
Мы пошли вдоль берега реки. Чуть выше по течению виднелось что-то вроде запруды, рядом — какие-то постройки; возле них стояли несколько человек, которые разом повернули головы в нашу сторону. Сердце сжалось так, что, кажется, дальше некуда. Люди расступились, и мы, миновав какие-то сарайчики, вошли в дом. Я изо всей силы закусил губу и тут же едва не прислонился к стене от облегчения, выплеснувшегося на меня, точно ведро воды. На кровати лежал абсолютно незнакомый мертвый мужчина. Парень, приведший меня, угрюмо перекрестился. Я машинально последовал его примеру, почувствовав, как моей ноги что-то коснулось. Опустив глаза, я увидел Барса и с трудом подавил желание схватить его и расцеловать. Не важно, за кого меня тут принимают, главное — на кровати не папа.
И все же, за кого меня принимают? Страх за моего настоящего отца прошел, способность спокойно соображать возвращалась, а с ней — сознание ненормальности происходящего. Я сделал печально-отрешенное лицо, что, с одной стороны, соответствовало обстановке, с другой же — освобождало от каких бы то ни было проявлений активности, а когда ни черта не понимаешь, от активности лучше воздержаться. Надо было как-то сориентироваться, что я и пытался сделать, прикрываясь приличествующей случаю рассеянностью.
Люди вокруг деловито готовились к похоронам, а заправлял всем тот самый парень, приведший меня сюда и оказавшийся старшим сыном почившего, то есть — мама дорогая! — моим родным братом. Впрочем, мамы, то бишь, вдовы покойного, нигде видно не было — и на том спасибо. Появления незнакомой женщины в роли мамы я бы, кажется, не выдержал, хватит и братца-гориллы. Обретение этого родственника так поразило меня, что я с трудом прогонял с лица дурацкую улыбку. Мне даже было не особо интересно, кто эти, явившиеся на похороны люди — родственники, соседи… мало ли, кто. На меня почти не обращали внимания, что очень устраивало. Зато из обрывков разговоров я уяснил, что сооружение, принятое мною за дамбу, было водяной мельницей (значит я — сын мельника), и унаследовал ее, конечно, старший брат (вот и славно), а мне, непутевому младшему (ха, сами такие!), придется остаться у него батрачить (я мысленно показал говорившим кукиш). Скорее бы вытерпеть все эти церемонии, взять Барса в охапку да смыться отсюда. Но хоронить мельника должны были завтра утром, так что одну ночь все же придется провести здесь.
Ни намека на спальню в доме не оказалось, и я еще раз порадовался, что на меня почти не обращали внимания и никто не заметил, как вытянулось мое лицо, едва стало понятно, что спать придется прямо на лавке, а то и на полу, среди всей честной толпы, собравшейся разлечься кто куда. Впрочем, я вовремя вспомнил о пристройках во дворе и, разыскав сеновал, решил переночевать там.
Если кто-то думает, что спать на сене большое удовольствие, как это пишут в книжках и показывают в кино, то теперь я мог бы его сильно разочаровать. Уже через несколько минут все тело отчаянно чесалось — для колкой сухой травы одежда не препятствие, да еще на лицо постоянно падали какие-то насекомые. Барс предусмотрительно устроился у меня на груди и завел свой урчащий моторчик. Я не стал его гнать, пусть хоть кот выспится с комфортом, к тому же его пение будто перенесло меня в детство, когда он сворачивался на подушке и вот так меня убаюкивал. Наверное, благодаря ему, а, отчасти, усталости, я таки провалился в сон.
Наутро беднягу мельника отпели, отнесли на кладбище и по-быстрому, как-то очень буднично помянули. Я невольно проникся жалостью к этому совсем незнакомому человеку, которого все считали моим отцом; настолько, что и сам удивился: что же это, вхожу в роль, что ли?
Наконец на мельнице остались только мы с братом да несколько работников. Я вышел во двор и присел на крыльцо, раздумывая, как бы поприличнее обставить свое исчезновение, когда во двор вышел так называемый брат.
— Чего это животинка тебя так полюбила… — хмыкнул он, кивнув на уютно устроившегося у меня на коленях Барса.
Улыбнувшись, я пожал плечами и погладил мягкую шерстку, но, встретив угрюмый взгляд брата, буркнул:
— Не твоя забота.
По выражению его лица я понял, что ответил правильно, нежничать тут не принято. Следовало ковать железо, пока горячо, и я продолжил:
— Пойду я. Чего мне у тебя на мельнице делать? Своей жизнью буду жить.
Брат кивнул, словно именно этого и ожидал. Собравшись идти в дом, он остановился и покосился на Барса.
— Бесполезный зверь. Дармоед. В мешок его, да…
— С собой заберу, ясно? — перебил я, и на этот раз грубость в голосе уже не была наигранной.
— А и забирай, — ухмыльнулся братец. — Муфту из него сделаешь. Все равно мне нечего тебе дать.
— И не надо. Голова и руки при мне, не пропаду.
Он кивнул и исчез за дверью. Я посадил Барса за пазуху, затянув потуже ремень, чтобы кот не вывалился, и уже собрался было идти, как дверь отворилась, и брат поставил на порог пару крепких кожаных сапог.
— На вот… — как-то смущенно сказал он. — Мне все равно не в пору… маловаты.
Я хотел поблагодарить, забыв, что сантиментов тут не жалуют, но дверь захлопнулась. Переобувшись, я с легким сердцем покинул якобы родной, но такой неприветливый и совсем не знакомый мне дом.
Я медленно шел берегом реки, Барс бежал чуть впереди, изредка нюхая придорожную траву и чихая. Вода блестела до рези в глазах, над осокой носились стрекозы, в ослепительно-голубом небе резвились ласточки, и мне, несмотря на странность происходящего, было до одурения хорошо. Думать не хотелось, хоть и было над чем. В самом деле, где я и что со мной? Все больше вживаясь в эту реальность, я не мог при том не понимать, что совсем недавно был буквально выброшен в нее из другой — моей, родной. Да, где-то остались родители, институт, привычная жизнь… Но и окружающее тоже начинало казаться привычным и настоящим. Разве эта пыльная дорога, блестящая река, бегущий рядом Барс — не настоящие? Я остановился, как вкопанный. Барс. Ведь в том, моем родном мире, ты умер. Ощущение счастья пропало, по спине снова скользнул противный холодок. Барс тоже остановился и посмотрел мне в глаза все понимающим, по-кошачьи проницательным взглядом. Живой, осязаемый Барс, но и — умерший несколько лет назад. Я вспомнил прижавший меня к воротам капот машины, мгновенную боль, удушье, и — бесконечный сырой подвал, из которого вышел сюда. Стало до головокружения страшно. Неужели эта машина задавила меня насмерть, и теперь я — здесь, куда вывел меня тоже умерший в том мире Барс? Неужели все эти байки про параллельные миры — не просто сказки?
