Девушка ускорила шаг, Варн чуть отстала.
-- Вадим! -- воскликнула радостно девушка и бросилась навстречу прохожему.
-- "Вадим", -- передразнил тот. -- Почему не позвонила? Приключений захотелось? Темнота, улицы безлюдны. Все нормальные люди уже либо дома, либо подъезжают к нему. В машине!
-- Да, в том-то и дело! День такой неудачный и вечер хуже некуда. Прямо полоса невезения. Шеф до макушки загрузил, только закончила, в машину села, какой-то ненормальный на повороте подрезал. Теперь машина в сервисе, а я домой пешком. Темно, холодно, страшно -- девушка жалась к мужчине. А тот слушал и вглядывался в темноту за ее спиной. Чудился ему силуэт человека.
Варн максимально слилась с тенью облетающего дерева, но уходить не торопилась. Ей было жаль терять жертву. Она почти чувствовала нектар на языке и хотела, чтоб иллюзия превратилась в реальность. Если б не мужчина, она б, пожалуй, напала прямо сейчас.
-- Ничего странного не заметила? - тихо спросил он у своей женщины. Настолько тихо, что та еле расслышала. Но Варн четко услышала каждое слово, уловила интонацию и поняла подтекст - он насторожился и чувствует ее, как она его. И оба не отступят. Вот только у Варн есть одно, незначительное с виду, преимущество - она не знает и не понимает слово смерть. Оно пусто для нее, как для него сказки о любви капризных женщин.
-- Нет, я ничего не заметила, а что?- насторожилась девушка и испугалась. Обернулась, силясь разглядеть в темноте причину столь странных вопросов Вадима, но ничего не увидела. -- Пойдем домой, -- предложила, зябко передернув плечами.
-- Да, Марина, -- кивнул он, но не двинулся.
-- Вадим, пойдем, мне страшно! -- потребовала настойчивей Марина.
Тот нехотя повернулся к ней, обнял и медленно повел к арке. Варн тенью скользнула следом за парой.
Мужчина остановился:
-- Ты иди, Мариша, я за тобой.
-- Вадим... - она не понимала.
-- Иди, -- процедил. В голосе не просьба - приказ, и тон грубый, властный, недовольный. Видимо, девушке еще не доводилось видеть таким. И отступила, обидевшись и растерявшись одновременно.
-- Иди, милая, иди, -- повторил мужчина, внушая и успокаивая, уже мягче, но не менее настойчиво. Она поддалась, сделала неуверенный шаг в сторону от него и от Варн. Та не сдержала стон сожаления, губы искрились от злости, тело приготовилось к прыжку.
-- Беги!! -- предостерегающий крик мужчины подстегнул девушку и толкнул Варн к нападению. Она прыгнула и напоролась на его удар, впечаталась в кирпичный забор и, спружинив от него, в полете отвесила ответный удар противнику. Мужчина отлетел и рухнул на землю. Марина закричала и тут же смолкла, услышав странный завораживающий звук - Варн смотрела на нее, щуря черные глаза, в которых, казалось, нет зрачков, и словно пела.
Вадим поднимался с земли.
-- Уходи!! Не слушай ее!! -- попытался перекрыть своим криком странную манящую чудесную мелодию. Или песню? Или что-то еще не имеющее названия? И губы, что издавали эти звуки, влекли к себе и сама певица - стройная, ирреально красивая, гордая и сильная. Идеал. Мечта, звезда.
Иди ко мне - звали вишневые губы, такие же приметные на абсолютно белом, неживом в своей красоте лице, как и черные глаза, в которых играли искры безмятежных лет, прошедших, как миг, таких дорогих, что нет сил думать о них не плача, не сожалея. Но они вернулись и зовут, и нужно сделать всего лишь шаг, чтобы вновь обрести утерянное счастье, покой и безграничную любовь, которая окутает все существо, пронзит каждую клетку восторгом и негой...
-- Стой!!
Вадим криком пытался остановить любимую и силой - Варн.
Чарующая мелодия стихла, Марина скривилась, готовая расплакаться от огорчения и щемящей тоски, что вытеснила из сердца радость и счастье.
-- Уходи!! -- врезалось в мозг яростным грохотом.
Девушка вздрогнула и очнулась. Взгляд еще стремился к предмету обожания - странной женщине, но глаза уже видели и Вадима. Тело еще не слушалось, мозг соображал вяло, да и не хотел соображать вовсе. Ей хотелось спать так сильно, что она б легла прямо здесь, на мокрую плитку асфальта, но где-то на краю сознания плавало глупое, нервирующее ее правило, взятое, бог знает где - нельзя спать на улице, на сырой земле.
Она видела, как мечутся две фигуры - Вадима и женщины, и понимала - они дерутся, и не воспринимала данный факт иначе, чем кадры фильма или сценку особо бездарной, компьютерной игры для юных фанатов какого-нибудь особо заумного и давно забытого вида рукопашного боя. Ей вдруг стало смешно - женщина так красиво двигалась, взлетала высоко и легко, словно парила и пела ту чудесную мелодию даже движениями. Вадим же был неуклюж и груб. Бил всерьез, промахивался, получал плюху, падал и вновь неуклюже вставал.
Она не узнавала его - этот человек был слишком груб с женщиной, бился со всех сил, неистово, зло, не делая скидки ни на возраст, ни на пол, ни на красоту. И бил, стараясь попасть по лицу.
-- Как ты смеешь так себя вести с ней? - возмутилась Марина и упала, мгновенно заснув. И не видела, как женщина вспорхнула вверх черной птицей и исчезла в ночи. А Вадим, тяжело дыша, шатаясь, подошел к девушке и опустился рядом прямо на грязный асфальт. Долго вслушивался в ее ровное, сонное дыхание, набираясь сил, прежде чем доставить ее и себя домой.
-- Она вернулась ни с чем, -- Ойко злорадно усмехнулась, качнувшись к Бэф.
Лесс облизнула разбитые губы, затравленно следя за вожаком. Что он скажет, что сделает? Пятая охота неудачна. Наверняка это выведет его из себя.
Широкоскулый мужчина с задумчивым взглядом огромных карих глаз, покачивал пустым хрустальным фужером и, как обычно, не торопился высказать свое мнение. И как обычно - по его лицу невозможно было определить, какое оно.
Его мощный обнаженный торс обнимали тени, и мужчина казался расслабленным, не годным ни к нападению, ни к сопротивлению. Но и это было обманом, как и равнодушная безмятежность лица, как вальяжная поза, которую он занял в кресле, как небрежность одеяния - лишь легкие домашние брюки и знак вожака на груди - то ли талисман, то ли пустая татуировка.
Лесс смотрела на его голую ступню, что он поставил на край кресла и не смела посмотреть прямо в глаза Бэф. В этом сумрачном зале давно заброшенного костела ее одолевали странные непонятные чувства, холодком пробегая по спине, а сам Бэф рождал немоту не столько языка, сколько мысли. Она знала, что люди называют это чувство определенным словом, но сколько ни силилась вспомнить его - не могла. В этих стенах, в этом обществе само слово - память - теряло свой смысл.
Бэф насладился паузой, лениво встал, осторожно, будто боясь расплескать невидимую глазу жидкость, поставил фужер на низкий столик у кресла, и медленно подошел к Лесс. Пальцы с острыми, как лезвия ногтями почти ласково очертили овал ее лица, приподняли за подбородок, заставляя взглянуть в карие глаза. Она и не думала противиться. Пара секунд в тишине пустых зрачков и Бэф считал все, что с ней случилось.
