— Чуть не забыл, — сказал он, увидев выбоину у основания колонны и аккуратно вставив в него подобранный осколок.
Ему смертельно хотелось отдохнуть, Мэлнон опустился на стул и позвал своего верного помощника:
— Рикке, подойди ко мне!
В коридоре послышалось хлопанье небольших крыльев.
— Вы меня звали? — раздался из коридора тоненький голосок, больше подходящий ребёнку, нежели кому-то взрослому.
— Принеси мне настоя….
Послушный Рикке, хоть и был размером с большого кузнечика, но отличавшийся невиданной для своего племени силой, ловко примостил рядом с локтём большую кружку свежесваренного настоя из трав горного стоцвета. Настой этого цветка всегда добавлял заряд бодрости старику, который уже семь веков бродил по этому и тому свету. Мэлнон с жадностью выпил всё содержимое, причём в горле было сухо, как после того перехода через соляную пустыню, когда роины украли у него весь запас настоя стоцвета. Руки у него при этом дрожали, а глаза судорожно дёргались, как бы показывая весь процесс мышления великого старца.
Никогда в жизни он не был так озадачен, как сейчас. Первый раз он не знал чётко, что делать. И тут лицо его перестало дёргаться, он застыл на мгновение, а после чего стал быстро ходить вдоль каменных стеллажей, словно что-то потерял. Рикке впервые за сорок лет службы видел своего хозяина не бесконечно спокойным, а таким: шумным, бормочущим несвязанные слова«…свиток… Ансун… Брадкон…Сермион…», бегающим от одной полке со свитками к другой и разбрасывая вокруг искры. На самом деле Мэлнон очень дорожил своим имуществом, и всегда берёг как зеницу ока каждый свой свиток — написал ли он сам, купил ли у бродячих монахом, нашёл ли у поверженных магов в битве или просто достался в подарок от своих друзей или учеников. И уж тем более никогда их не разбрасывал, а каждый раз, как брал в руки, — аккуратно стряхивал пыль, протирал шкатулку из драконьего дерева и никогда не позволял себе забываться, ибо он, глава ордена огня, властитель всех тайн пламени, мог одним дыханием вызвать огненный шторм… Но только не в этот раз. Шкатулки падали с полок, свитки летали по всему залу, так и норовя вылететь в открытое окно.
— Рикке! Готовься, завтра на рассвете мы отправляемся в Лемток. Мне срочно нужно в библиотеку Карруна, и, если повезёт, то и с самим Карруном увидеться. Так что пошевеливайся, собери мои вещи и не забудь мой настой. Путь предстоит долгий.
Давно Мэлнон не выбирался из своего ордена. Последние несколько лет он вообще не покидал стен форта. Но сегодня всё было иначе. Обычно спокойное, будто высеченное из камня лицо, пронизанное морщинами, сейчас же было то сосредоточенным, то растерянным. Его серые глаза, полные вековой мудрости, то смотрели в одну точку практически не мигая, то начинали быстро рыскать по всем сторонам, судорожно впиваясь в каждую мелочь.
Верный Рикке весь вечер летал по дому великого Мэлнона, собирая в один сундук всякие книги, травы, редкие артефакты. К последним, кроме ставших вполне обыденными и практически ничего не стоящими зубов дракона, была чешуя последнего зерзона, который погиб в вулкане ещё три века назад. Тогда Мэлнон бродил по предгорьям Нарэн-Кура, выискивая пропавшего Палладина. Но вместо искомого встретил своего старого знакомого дракона Дарго из рода каменных драконов, который и рассказал о том, что видел, будто Лемас из рода огненных драконов, дрался на вершине вулкана Казо с зерзоном. Но Мэлнон ему не поверил, т. к. до этого последний раз зерзона видели пару тысячелетий назад, ещё когда его, Мэлнона, учитель был совсем юным и не умел вызывать даже простого пламени для разжигания костра. Мэлнон в это время смотрел безотрывно в окно, много курил свою любимую трубку и только глубокой ночью ушёл к себе в дом и лёг спать.
Вечер в таверне «красный нос» для Сенгура явно не удался — кроме как выпить пять дубовых кружек местного пива, ему «посчастливилось» ввязаться в драку между десятком роинов. Этим вечером в таверне десяток молодых и горячих роинов после удачной охоты зашли в таверну отметить свой успех. Роины всегда «славились» своим не очень покладистым нравом и жадностью до добычи. В этот раз они не поделили убитых ими волков. Для роинов носить пояс из шкуры волка считалось эдаким шиком, последним писком моды. В разгар пьянки, двое не поделили подстреленного ими самого крупного волка и зацепились друг с другом в драке. Пока остальные роины расчищали место, один из них неожиданно зацепил столик Сенгура и опрокинул кружку с пивом на пол. Сенгур и сам был не прочь иногда померяться силами с крепким противником, — но в этот раз их было чересчур много. И через несколько минут его просто выкинули на улицу с разбитой губой и поломанным ребром, а может и двумя — считать он не стал.
Валяясь на холодной каменной мостовой перед таверной, он всё же был горд собой — ему таки удалось «вырубить» троих. Делать нечего, не валяться же здесь до утра. Тем более что скоро роины успокоятся и вспомнят о трёх своих, побитых неизвестным и тут ему точно не то, что рёбра переломают, — как бы в живых остаться…
Собрав остатки силы и гордости, Сенгур всё же заставил себя встать и побрёл вдоль кажущейся в ночи бесконечно длинной улицы. Синяя накидка поверх кольчуги была испачкана грязью мостовой и кровью, хлеставшей из разбитой губы. Синяк под глазом начал наливаться, грозя закрыть к утру весь глаз. Благо хоть оружие осталось на месте, — меч с красивой кованой ручкой, украшенной превосходной резьбой, остался при хозяине.
Где-то здесь, в Лемтоке, жил его старый знакомый. Познакомились они лет десять назад, когда Сенгур отправился в горы за перьями веленга, очень ценившиеся у местных модниц. За одно такое перо в те времена можно было купить хорошую лошадь или приличный меч, выкованным лучшими мастерами гномов, живших с той стороны Нарэн-Кура или ещё дальше.
Фонари Лемтока скудно освещали главную улицу. Где-то вдали величественно возвышался форт ордена магов земли. Форт представлял собой небольшой замок с высокой башней в самом его центре. Цветом этот форт был подобен одеянию самих магов ордена — светло-коричневого, но сейчас, в темноте он казался чернильно-чёрным. Сенгур помнил, что поворот на улицу своего друга седьмой или восьмой от таверны, а уж тем более в таком виде — пьяный и побитый — вспомнить, сразу явно не удаётся. Сенгур понадеялся на удачу и, отсчитав седьмой поворот, свернул на право. Редкие в этот час прохожие с удивлением и страхом рассматривали идущего вдоль домов побитого воина. Однако ж Сенгуру гордость или стыд за свой внешний вид не позволяла спросить, а знает ли кто из них Ратика. Ему наоборот, хотелось исчезнуть, скрыться с глаз, дабы никто не смог запомнить его и на следующий день не рассказать на весь город об этом инциденте.
