Перед глазами белый лист бумаги… нет, не белый, бело-красно-фиолетовый, красного больше и пахнет нехорошо, затылок ломит… и виски. Фома ощупывал голову осторожно, не в силах отделаться от впечатления, что стоит нажать чуть сильнее, и кость сломается, а пальцы уйдут в розовато-серый мозг. К горлу подступила тошнота. Да что же с ним такое?
— Ничего, успокойся, — Голос порождает болезненно-желтые волны. — Тебе просто показалось… галлюцинация…
— Ты тоже галлюцинация?
— В какой-то мере да. Ты лучше умойся, обед скоро.
— Если ты думаешь, что я изменил свое решение, то ошибаешься, — Фома зажмурился, готовясь к новой вспышке, но ее не последовало, Голос только хмыкнул и задумчиво так произнес:
— А не боишься снова ошибиться?
— Не боюсь, — Фома вспомнил хмурый взгляд Хранителя, недовольный тон, резкие движения… и эта женщина, которая постоянно была рядом с Рубеусом. Зачем ему еще и Коннован?
Рубеус.
Обед проходил в привычном молчании. Мика, снова чем-то недовольная, терзала кружевную салфетку, Дик поглощал пищу быстро, не особо обращая внимание на то, что именно ест, Фома же, низко склонив голову над тарелкой, пристально рассматривал содержимое. Или дело не в содержимом? Наверное, ему просто неуютно в подобной кампании, он ведь боялся да-ори. Да и вообще Фома по характеру трусоват.
Был трусоват, поправил сам себя Рубеус, потому что человек, которого задержали на выходе из Волчьего перевала, почти у самых ворот Ледяного Бастиона, имел мало общего с тем Фомой, что когда-то выехал из ворот Ватикана. Прямые жесткие волосы, обильно сдобренные сединой, смуглая обветренная кожа с ранними морщинами и прозрачные блекло-серые глаза, выражение которых постоянно менялось. Заметив пристальный взгляд, Фома поднял голову, виновато улыбнулся, словно оправдываясь за что-то, и отодвинул тарелку, правда, при этом умудрился задеть изящный бокал на тонкой ножке, который от неловкого движении упал на бок, покатился, оставляя на скатерти темно-красные винные пятна, и рухнул вниз. От звона Мика вздрогнула и, раздраженно швырнув салфетку на стол, вскочила:
— Нет, я просто не могу! Когда же это закончится?
— Что именно? — Похоже, следовало готовиться к очередному скандалу, при одной мысли о котором настроение резко ухудшилось.
— Сам знаешь, — Мика ушла, громко хлопнув напоследок дверью. Значит, скандал откладывается, что не может не радовать.
— Извините, — Фома, встав на корточки, собирал осколки. Все-таки придется что-то решать, Хельмсдорф — не самое подходящее место для человека. Может, в какую-нибудь из деревень? Церковь построить… хотя сначала следовало бы узнать, верит ли он еще или тоже… изменился.
Мика ждала в кабинете, в очередной раз проигнорировав запрет, а Рубеус в очередной раз дал себе слово поставить на дверь замок: доверие — доверием, но некоторые из бумаг имели высшую категорию секретности.
— И долго он еще будет действовать мне на нервы? — Мика стояла, скрестив руки на груди, высокая, уверенная в своей правоте — впрочем, как всегда — и готовая защищать свои интересы. Рубеус не ответил, по опыту зная, что в ответах она не слишком-то нуждалась.
— Какого дьявола ты его сюда притащил? Ладно, если бы только притащил, так посадил за один стол с… нами, — Мика явно собиралась сказать "со мной", но в последний момент благоразумно исправилась. Ну да, конечно, заботится обо всех остальных.
— Нет, ты подумай, мало кто из да-ори может рассчитывать на подобную привилегию обедать за одним столом с Хранителем, зато человек…
— Этот человек мне интересен, это раз. Я не вижу проблемы в том, чтобы кто-то здесь обедал, завтракал или ужинал. Мне совершенно все равно в чьем обществе наедаться, поэтому если кто-то там желает удостоиться высокой чести, пожалуйста, я не против. Это два, три и четыре. А теперь пять — если ты еще когда-нибудь заглянешь сюда в мое отсутствие, пойдешь вниз. Мика, я не шучу.
Выражение ее лица стремительно менялось от негодования до полного и глубочайшего раскаяния, которое, правда, продлится не долго. Все-таки замСк будет куда как надежнее.
— Ты просто ищешь повод, чтобы от меня избавиться, — прошептала Мика. — Тебе донесли и ты…
— О чем донесли? Если ты имеешь в виду свои похождения, то поверь, мне это совершенно не интересно, можешь спать с тем, с кем угодно, с Диком, Лютом, Чаром… да хоть со всем сразу.
Мика побледнела, наверное, он слишком жестко выразился, хотя, она сама начала этот разговор, признаться, весьма удачно, давно следовало бы во всем разобраться.
— Садись.
Она послушно упала в кресло и отчего-то шепотом поинтересовалась:
— И давно ты знаешь?
— Давно.
— Тогда почему… только сейчас?
— Почему только сейчас заговорил? Ну… как-то случая не выпадало.
— И тебе серьезно все равно? И ты ни капли не ревновал? — Вот в это она не поверила, по лицу видно, что не поверила. А ему и вправду было все равно. Ну да, с Микой ему удобно, но испытывать какие-то эмоции… ревновать… Рубеус не видел в этом смысла.
— Нет, и ты, зная обо всем, продолжал со мной спать? Какая же ты скотина… — Мика произнесла это почти с восхищением. — Ты… ты использовал меня, как вещь… игрушку… впрочем, дети свои игрушки ревнуют к другим детям, но ты не ребенок. Ты взрослый, разумный… зачем ссориться с нужными людьми из-за пустяка, ведь с меня же не убудет, правда?
Она встала и, одернув подол платья, поинтересовалась:
— И что теперь? Сошлешь?
— Нет. Сядь, я еще не закончил. Итак, любовники твои меня интересуют мало. Во всяком случае, ровно до той поры, пока не доставляют проблем. Вот скажи, зачем тебе понадобилось стравливать Люта и Чара? А Дик? Ты с ним обращаешься, как с собакой, то приласкаешь, то пинка под хвост и до свиданья. Он впадает в тоску, причем происходит это с завидной регулярностью именно в те моменты, когда его знания нужны как воздух. Тебе что, скучно? Твои забавы, Мика, мешают работать.
— Работать? Так вот что тебя волнует! Работа… могла бы и раньше догадаться… ты же у нас только и думаешь, что о работе, и всех остальных считаешь такими же… психами. А я живая, между прочим, я — женщина! И хочу, чтобы на меня смотрели как на женщину, а не… на сортировщик бумаг. Чтобы меня добивались, чтобы за мной бегали, а не наоборот…
— Ничего не имею против. Но еще один инцидент и я откликнусь на просьбу Люта отпустить тебя. Или может прямо сейчас? Ледяной бастион, конечно, мало похож на Хельмсдорф…
— Ты не посмеешь. Я… я не хочу туда.
— Тогда прими к сведению все, здесь озвученное.
