— Мы, кажется, пробрались сюда именно этой дорогой, — заметил Сухмет и передёрнул плечами. — Должен заметить, путешествие было не из приятных. Бездонные пропасти, тропа шириной в полтора фута…
Покует нарисовал у кувшина небольшое отверстие в верхней правой части днища.
— Вообще-то весной там не рискуют ходить даже горцы, кроме самых молодых и глупых. — Покует нарисовал второе отверстие слева, в середине кувшина. — Второй перевал называется Широким, и у него то преимущество, что он представляет собой хорошую, вполне безопасную дорогу…
— До недавнего времени безопасную, — поправил его Сухмет. Заметив, что Покует помрачнел, он поспешно добавил: — Но господин Покует, как же вы вывозите свои товары?
На это дуайен торгового сословия нарисовал внутри кувшина большую восьмёрку. От нижнего её ободка вниз и дальше, через горлышко, пошла извилистая линия. Не вызывало сомнения, что это река.
— Вот наше озеро. Верхнее — то, которое называется Хрустальным Кувшином, — использовать не удаётся, потому что оно отрезано от Нижнего водопадом. — Покует ткнул прутиком в середину восьмёрки. — От Нижнего наша река течёт уже без особых помех в Мульфаджу и дальше к морю.
— Что вывозите? — спросил Сухмет.
— Лес, пушнину, кожи, руду, воск, шерстяные ткани. А нашему полотну из горного льна нет равных на свете, — запел Покует. Чувствовалось, что на эту тему он мог говорить часами.
— Я слышал, — подал голос Лотар, — что подняться по реке невозможно, мешают пороги и слишком быстрое течение.
— Потому-то так важна весенняя ярмарка, когда возвращаются наши купцы, которые вывезли товары прошлой осенью и зимовали в нижних долинах. Они привозят и нашу выручку практически за весь предыдущий год, и новые товары, которые мы не производим сами — хлеб, оружие, вино, стекло, ковры… Да мало ли что!
— Но если на реке есть пороги, как же вы вывозите столько товаров? — поинтересовался Сухмет.
— Мы строим плоты, — хмуро, думая о чём-то другом, ответил Покует. — А на плот, который тянется на десятки туазов, многое можно нагрузить.
— Значит, тот, кто перехватил ваших купцов, возвращавшихся к весенней ярмарке, должен сорвать хороший куш? — очень вежливо спросил Лотар.
— Он заграбастал доход практически всей долины.
— А есть какие-нибудь подозрения? Кто бы мог решиться на это?
— Что ты имеешь в виду? — Глаза Покуста стали узкими и непроницаемыми. Так он, должно быть, торговался с самыми неудобными для себя агентами.
— Я имею в виду тех, кто считает, что заслуживает большего, и самое главное — имеет возможность настаивать на этом.
— Для того чтобы узнать ответ на этот вопрос, я и пригласил тебя. — Покует отшвырнул прутик. — Ну ладно, плохим настроением делу не поможешь. Если князюшка ни на что не решится, вечером приходи ко мне. Как бы там ни было, без дела не останешься. Никто из разведчиков с перевала не вернулся, значит, что-то делать придётся.
Вздохнув, Покует пошёл по лужам, яростно разбрызгивая грязь высокими ярко-красными сапогами из мягкой кожи.
— Ну и что, будем ждать? — не очень уверенно спросил Сухмет.
Лотар улыбнулся и полез в котомку за следующим куском хлеба. Лошадь звонко чмокнула губами, чтобы Лотар не забыл, кому этот хлеб предназначен, и наклонилась к его рукам, возбуждённо переводя дыхание.
Наступил полдень. Лучники ушли. Дружинники с десятником каким-то образом оказались совсем близко от ветеранов и служанок, которые восприняли это подкрепление весьма благосклонно. Лошадь, убедившись, что у Лотара в котомке не осталось ни крошки, пошла искать сено в тень под стеной. Сухмет почти успокоился.
Потом где-то прокричали о том, что обед почти съели и, если эти бездельники ещё хотят сегодня набить свои животы, им лучше поторопиться. Солдаты с гоготом понеслись в сторону казармы, а девушки, разочарованные стремительным исчезновением поклонников, ретировались на кухню со всеми своими чанами и таганками.
Стало по-настоящему жарко. Лотар достал из сумки большую флягу с водой и выпил едва ли не половину. Никто им не предложил не то что обеда, но даже кружки воды.
Потом воины появились снова и попытались тренироваться, но теперь даже десятнику это казалось откровенной глупостью. Солнце ещё не закатилось за Часовую башню, как вояки ушли, похоже, в город. Сухмет уже был совершенно спокоен.
Внезапно на крылечке приоткрылась дверь. Так незаметно, так тихо, что Сухмет негромко, не шевеля губами, спросил:
— Видишь?
Лотар маловразумительно заворчал.
— Значит, они всё ещё раздумывают.
Дверь закрылась. Потом открылась снова, но уже широко и почти гостеприимно. На крыльце показался — кто бы мог подумать — сам Принципус, капитан княжеской дружины. Он был в лёгких доспехах, а вокруг его большой, совершенно лысой головы наискось проходила чёрная повязка — Принципус был одноглаз, половиной своего зрения доказав верность князю Везу, и было это ещё в далёкой, туманной юности обоих. Капитан взмахнул рукой и голосом, от которого по двору прокатилось эхо, прокричал:
— Желтоголовый, тебя ждёт князь.
Лотар неторопливо поднялся с чурбаков, сунул флягу в мешок, поправил Гвинед за плечами и пошёл к крыльцу. Сухмет, подхватив сумку, засеменил следом. Принципус нахмурился.
— Рабу следует подождать.
— Он всегда со мной, — ответил Лотар, не сбавляя шаг. Принципус нахмурился ещё суровее.
— Тогда пусть войдёт с заднего входа. Парадное крыльцо не для рабов!
Лотар уже поднялся до промежуточной площадочки. Сухмет, бесшумно переводя дыхание, стоял за его плечом. Принципус протёр свой единственный глаз — только что этот немощный на вид старик стоял едва ли не в дальнем углу двора, и вот он уже здесь.
— Ты опоздал со своим предупреждением, Принципус, — лениво произнёс Лотар. — Либо мы поднимаемся, либо уходим.
Капитан огляделся по сторонам. Конечно, он не заблуждался по поводу происходящего ни на мгновение, кто-то обязательно видит, что происходит, и сегодня же вечером обо всём будет доложено князю. Но внешне вокруг было тихо, спокойно, безлюдно. Скрипнув зубами, Принципус шагнул назад, давая чужеземцам пройти.
В низких, очень удобных для обороны дверях внутренних палат капитан пастаринской стражи вынужден был сгибаться чуть не вдвое. Лотар с усмешкой наблюдал, как этот гигант, проиграв стычку во дворе, пытается теперь демонстрировать пренебрежение, но, так как ему приходилось поторапливаться, это не очень-то получалось.
Веза они нашли в небольшой полутёмной комнатке у открытого стрельчатого окна, в которое широкой струёй вливался быстро холодеющий воздух. Он мелкими глотками пил молоко, которое наливал из высокого, дивной красоты стеклянного кувшина с замысловатым, как изморозь, рисунком. После второго кубка князь повернулся к вошедшим.
