— Он сам себе это позволил, неофит, — раздавшийся за спиной тихий голос заставил меня содрогнуться. Первосвященник открыл дверь своего кабинета и стоял прямо позади меня. Тайком оглядевшись, я искал угол, куда мог бы заползти, но всеми силами удержал самообладание и низко поклонился своему Господину, которого еще ни разу не видал так близко.
Про Маркуса говорили, что он мог заглядывать людям в души и я наделся, что он в данный момент не заинтересовался моей.
— Делайте дальше свою работу. Нет никакого повода для беспокойства. — сказал он нам. Потом повернулся и предложил чужаку войти. Замок двери тяжело защелкнулся за ними и коридор снова погрузился в тишину.
Мой товарищ, казалось, не нашел во всем этом ничего примечательного, он вернулся без проволочек на свое место, чтобы снова мурлыкать себе в бороду, но у меня все еще тряслись колени. Как неофит я не имел права разговаривать с кем-то из Мастеров, не говоря уже о том, чтобы выполнять их приказы, и вот теперь внимание самого Первосвященника задержалось непосредственно на мне. Я поймал себя на том, что мысленно посылаю беззвучную молитву Строителю, дабы никто из них обоих не воспринял плохо мое слегка преувеличенное служение долгу.
В коридоре стало очень тихо, ведь охранник напротив погрузился в глубокое раздумье и даже прекратил бормотать. Я стоял возле самой двери и рассеянно таращился на муху, которая из-за мороза залетела в дом и теперь с презирающим смерть упрямством билась об оконное стекло напротив, без осознания того, что кажущееся не есть действительность. Это была внушающая беспокойство картина. Я не из тех кто подслушивает, но чем больше я пытался, не концентрировать себя на обрывках голосов, что доносились из-за двери позади меня, тем больше навострялись уши.
— У него были те же самые раны.
— Вы уверены? Мы не можем допустить ошибки. — это был голос Первосвященника, который внушал каждому, кто его слышал, чувство благочестивого страха, голос хотя и старого человека, но твердый и с ощутимой внутренней уверенностью и достоинством.
— Это уже второй. И я уверен.
— Это внушает беспокойство. Мы не подготовлены.
— Тогда мы должны начать готовиться.
— Какой смысл вгонять и без того перепуганных кур в панику? Мы должны действовать планомерно и прежде всего незаметно.
— Это тяжелее, чем Вы думаете. Кто бы ни стоял за этим, он знает, что мы за ним наблюдаем. С нашей стороны ему ничто пока не противостояло. Он легко мог от нас уклониться. Мы не знаем, кто он, но он знает, что мы задумали.
— Он думает, что хорошо нас знает, это якобы преимущество, и до сих пор так оно и было. Но что если мы сделаем нечто совсем противоположное, то, чего он от нас не ожидает?
— Что Вы имеете в виду?
— Я думаю, он исходит из того, что мы направим на него наших лучших людей, и тогда спокойно получит то, чего ожидал. Надеюсь, это помешает ему быть всегда на шаг впереди.
— И как Вы хотите отвести ему глаза?
— Обычно тень ловят с помощью тени.
— Я думал, Вы находились однажды в состоянии войны с некой особой тенью?
— Это тот же случай. Совсем недавно он нанес нам радостный визит.
Я мог бы поклясться, что чужак чем-то забавлялся, когда ответил:
— Кошка не бросит ловить мышей.[1]
— Этот человек — пример заслуживающей сожаления растраты удивительных способностей.
— Он бы так не сказал.
— Он ослеплен, но также и полезен.
— И как Вы представляете себе общую работу вместе с ним? Он может быть совсем не заинтересован.
— Тогда мы должны будем его убедить.
— Когда я вступлю в контакт с ним, он сразу высмотрит нашего противника. Я близок к нему, насколько это вообще возможно. Итак, должен быть кто-то из Ваших подчиненных, кому бы можно было доверить это трудное задание.
— Это верно. Но только не тот, кто мог бы привлечь внимание чужих глаз. Слуга, работница. Кто-то, кого нельзя было бы посвятить в наше дело, поскольку он слишком незначителен.
— Итак, у Вас есть кто-то на примете?
— Предоставьте это мне.
Сразу же отворилась дверь и снова от страха я едва не выронил свой молот. Я чувствовал себя пойманным на месте, хотя это было мое задание — сторожить перед дверью. Конечно же это было совсем не мое задание — прислушиваться. Муха лежала на подоконнике, вытянув над собой лапки.
— Неофит.
Пол подо мной не разверзся, чтобы тут же меня поглотить. Первосвященник выглядывал из-за двери и дружелюбно улыбался мне.
— У меня есть пара вопросов, — сказал он, когда я отчаянно пытался так низко поклониться, чтобы он не мог меня заметить. — Пожалуйста, войди.
Я, шатаясь, послушно шагнул вперед, крепко зажав молот в правой руке, с трудом пытаясь сохранить жалкие остатки своего достоинства.
— Ты можешь сейчас положить свое оружие, — сказал Первосвященник при взгляде на грубое орудие убийства и я опустил его на пол. — Пожалуйста, сядь.
Скорее упав, чем усевшись, я не отваживался поднять глаз.
— Как твое имя?
— Тим… то есть Тимотеус, Господин.
— Как долго ты пребываешь у нас, Тим?
Я чувствовал себя мышью, вокруг которой движется змея, постепенно сужающая свои круги.
— Три месяца, Господин.
— Твой Мастер — Торбен, не так ли?
Он прекрасно знал, кто я и хотел лишь успокоить меня. Это не удалось до конца. Я немо кивнул.
— Ты услыхал во время твоей вахты там снаружи — разумеется против своей воли — нечто, что здесь происходило, не так ли?
Не было смысла лгать, он знал об этом все это время. Я снова молча кивнул.
— Тогда ты знаешь, что нам нужен некто, кто, как можно меньше бросаясь в глаза, мог бы связаться с неким человеком?
Будь я мышью, то громко пискнул бы от ужаса. Но я мог только снова кивать, в то время как ловушка захлопнулась.
— Я думаю, ты тот, кто нам нужен. Ты стал, так сказать, невольно сопричастным. Знание означает также ответственность, Тим.
Я с чувством гибели рассматривал кончики своих ступней.
— Как Вы пожелаете, Господин, — было все, что я смог выдавить.
— Это несложное задание. Ты должен передать ему одну рукопись, которую я тебе вручу. Я пошлю тебя к одной из наружных стен в Город, и ты не скажешь про это ни одной живой душе. Ты меня понял, Тимотеус?
Я слегка содрогнулся и смотрел в пол с большой концентрацией, когда его голос стал отчетливо властным.
— Да, Господин.
— Изволь смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю, Тим.
Я сделал это, кинув на долю секунды взгляд на него. Он выглядел не особенно дружелюбно.
