Его предложение было встречено одобрительными возгласами и начались обсуждения. Из толпы, как юный тюлень из водной пучины, вынырнул ботан Сашка. Он пытался скрыть нежную привязанность к восходящей звезде волейбола, впрочем, безуспешно.
— Вячеслав, привет. Все растешь.
— Все чахнешь, — не глядя на ботана, отозвался Слава.
Он относился к категории парней, уверенных в собственной безупречности, поэтому частенько позволял себе грубости.
— Моя тетка работает на базе «Улыбка»… — начал Сашка, легко касаясь руки… возлюбленного. Настойчивый парень.
— Ботан, ты охренел? — Слава стряхнул руку и метнул злобный взгляд на бедного Сашу. — Катись отсюда, пока я тебе руки не вырвал!
— Прости, — втянув голову в угловатые плечи, выдавил Саша и сконфуженно улыбнулся.
— Будешь строить мне глазки — выколю!
Отказаться от предложения ботана теперь стало делом чести, поруганной грязными намеками гея.
— Мы поедем на базу «Лесная Сказка», — заявил он. — А ты если еще раз тронешь меня, поедешь туда в инвалидном кресле, усек?
По коридору понеслись смешки.
Завтра суббота, поэтому было решено поехать на ночь. Выезд в четыре часа дня. Место, конечно, роскошное, да и цены не кусаются, но мне совсем не хотелось тратить полученный аванс на увеселительные мероприятия, поэтому я вежливо отказалась, сославшись на крайнюю занятость в выходные.
— Я адресок тебе дам, на всякий случай, — сказал Славка и сунул мне визитку.
Одного прикосновения моих пальцев к визитке оказалось достаточно, чтобы сердце пустилось в галоп. Каждый человек сталкивается с ситуацией, знакомой и чуждой одновременно, зажигающей смутные и до конца неопределенные сомнения — это уже было? Нет, не было визитки, не было этого предложения, но в то же время…
Понимание пришло как удар под дых — все случится завтра. Я растерянно смотрела на картинку с изображением деревянного домика, ничего не замечая, ощущая себя загнанной в какой-то другой мир, в котором правят иные законы. Как будто со мной затеяли игру, правил которой я не знаю, но она уже началась. Я молчала, разбираясь в своих ощущениях.
Жадность, с которой я хотела вернуть Стаса, раздирала меня на части. Я была в шаге от того, чтобы плюнуть на Катю, просто не поехать туда, и пусть все идет своим чередом! Но одна мысль об этом вызвала угрызения совести, потому что я знаю, что было бы, если бы…
И что делать теперь, когда я в руках держу еще теплую жизнь? Ехать. Не могу я взять и стиснуть ладошку в кулак, ощущая, как сквозь сомкнутые пальцы сочится чужая жизнь.
Понимая как все это нелепо и нереально, я мотнула головой, пытаясь стряхнуть оцепенение.
— Вот те на! — присвистнул Славка, толкнув меня в плечо. — Гляди, как разошлась. Нужно будет завтра ее уговорить сделать то же самое. Таких булок ни в одной кондитерской не испекут.
Тогда я услышала выкрики.
Толпа скандировала «Давай!». Полуголая Катя стояла в центре курилки и танцевала эротический танец. Она извивалась у стены, медленно опускаясь к полу. А благодарные зрители, состоящие в основном из парней, дружно хлопали в ладоши, громко свистели, выкрикивая: «Давай, крошка, покажи нам все!». А она, к слову, уже и показала почти все. На ней остались крошечная юбка и кружевной бюстгальтер.
Если Черт думает, что я струшу — он заблуждается. Я достала из сумки тысячную купюру, протянула Славе, который тут же затолкал ее в карман.
— Я поеду, — шепнула я. — Поеду.
С этой мыслью я растолкала толпу, и пробралась в первые ряды. Курилка представляла собой закуток между торцами соседних корпусов, соединенных огромным окном, за которым виднелась винтовая лестница с притаившимся на ступеньках ушлым подростком, непонятно как пробравшимся в универ.
— Катя! Ты выпила? — осторожно спросила я.
Она не обернулась на мой крик, а только затравленно покосилась.
— А что мне терять? Перед смертью не надышишься, Веснушка! Или я не права?
Катя специально обратилась ко мне так, кличку дала мне она.
Подросток, смотревший в окно, улыбался до ушей, направив на Катю сотовый телефон. Паршивец! Завтра подруга проснется знаменитой.
— Пошли отсюда!
— Я брошу Стаса, — невпопад произнесла она. — Сегодня. Радуйся.
Как я ждала этих слов, как цеплялась за надежду услышать их. Да я искала их среди всех фраз, вгрызалась в интонации, ища намеки… и вот они. Но что теперь делать? Если я приму эту подачку, этот шанс, тогда выбор будет сделан?
— Кать! Приди в себя, — я пыталась взять себя в руки, унять предательскую дрожь, но произнести то, что я собиралась, оказалось не так просто. Слова просто застряли на подходе, образовав в горле ком, который не удавалось ни сглотнуть, ни выплюнуть. Меня прожигало острое беспокойство, рожденное сознанием собственной беспомощности, и внезапная мысль неожиданно расставила все на свои места. — Я уже забыла, простила, — выдавила я.
И только потом я поняла, что именно эти слова повели меня по злополучной дороге и на протяжении моей истории вынуждали идти наперекор пророчествам, Судьбе и Черту. Уже тогда, пусть пока неосознанно, я сделала СВОЙ выбор, не имеющий ничего общего с выбором, поставленным передо мной Чертом. Катя выживет. А потом я придумаю, как вернуть Стаса.
— Ты серьезно? — ярко подведенные Кати непонимающе захлопала густо накрашенными ресницами.
— Да! — ответила я, подбирая с пола кофточку. — Накинь.
Катя выхватила из моих рук свою одежду и подозрительно сощурилась.
— Так просто?
— Нет, не просто.
С полминуты она хмурилась, ища подвох в моих словах. Я стойко выдержала ее испытующий взгляд. Нельзя отводить глаза первой, если уж начала врать, то идти на попятную не стоит.
— Это твое право. Только мне не нужно твое одобрение или прощение. Перед смертью не надышишься, — мрачно заявила Катя. — Повеселились и хватит!
Когда она проходила мимо Вовчика, еще с первого курса положившего на нее глаз, то соблазнительно улыбнувшись, сказала:
— Не пялься! Не твое!
* * *
После занятий я поехала к Евдокии Александровне, удивляясь, что еще в состоянии помнить об обещаниях.
— Здравствуйте Евдокия Николаевна!
Я искреннее полюбила эту милую старушку. Она напоминала мне мою бабушку.
— Здравствуй, милая, — улыбчивое сморщенное лицо хозяйки говорило о том, что мои чувства к ней взаимны. — Как прошел день?
— Как обычно.
— Плохо спала? — старушка потрепала меня за щеку. — Я же поняла, что ты меня обманываешь. Круги вот под глазами, бледная как смерть. Я столько живу на этом свете, что меня трудно провести. Ну, ты проходи, я тебя чайком напою.
— А кавалер Ваш уже пришел?
— Пришел и уже ушел, — блеклые глаза радостно засветились, как только она заговорила о своем ухажере. — К сыну. Помнишь, я тебе говорила, что завтра я уезжаю? Тебе чай с лимончиком?
Хозяйка услужливо сунула мне цветастые комнатные тапочки и неловко заковыляла на кухню, прихрамывая на правую ногу.
— Да, пожалуйста, — кивнула я и осмотрелась. Конечно, не хоромы, зато почти собственные. Тараканы вон живут, и ничего. Насекомое важно миновало порог коридора и направилось в кухню, где кроме плиты, холодильника и обеденного стола, мебели не наблюдалось. А таракан продолжал свой путь. Фу! Я придавила его ногой и брезгливо поморщилась.
— Ты осмотрись пока, жить тебе как-никак тут придется, — сказала старушка, и это заставило меня виновато вздрогнуть, как школьницу, застуканную с ластиком и классным журналом в мужском туалете. Еще и привередничать пытаюсь!
— Мне неудобно, Евдокия Николаевна, принять такой подарок.
— Ну что ты, милая, если бы не ты, так и сидела бы я в этой квартире, — она счастливо улыбнулась. — Ты мне жизнь новую подарила. Садись в комнате, я чай уже несу.
Вторая комната — гостиная. Довольно просторная, но с мебелью беда: убогий диван, старенький телевизор и, как достойное завершение, «люстра» из чистого горного хрусталя, в народе именуемая «лампочкой Ильича», свисала с потолка на длинном изогнутом проводе.
Я не удержалась и заглянула в спальню. Белый тюль, падающий на пол, колыхался от сквозняка. Большой пузатый шкаф и кровать, аккуратно застеленная, с пирамидой из пяти подушек.
В санузел я не заглянула, пожалела нервы.
Евдокия Николаевна взяла меня за руку и повела в гостиную. Я села на диван, задев стопочку брошюр. Надпись на них не оставляла сомнений — передо мной свидетельница Иегова. Уж не знаю как меня угораздило не узнать такую особенность в своей бывшей пациентке.
— Вы… сектантка?
— Упаси Господь. Я — свидетельница Иегова.
И хотя в моем понимании это было одно и то же, от комментариев я воздержалась.
— Можно вопрос? — Я совсем сошла с ума! Атеистка начала говорить со свидетельницей Иеговой. — Как вы трактуете слово «судьба»?
