— Это ерунда, сынок. Сейчас замотаем. Идемте к огню, пока нас не атаковали второй раз. — Теперь, зная, что у меня есть рана, я стал прихрамывать.
— Гордей, что с тобой? — Мать увидела мою окровавленную ступню.
— Ерунда, кожу расцарапало. — Отмахнулся я.
Отец молчком выкатил уголь из костра и растолок его в скорлупе ореха.
— Ногу давай. — Приказал он.
— Что ты задумал?
— Что надо, то и задумал. Пока мы без капсул будем лечиться народными методами.
Вестлина посмотрела на нас, как на дикарей, совершающих какой-нибудь неприятный физиологический обряд. Я вытянул ногу вперед. Отец присыпал рану пеплом, который еще был горячим. Ногу зажгло. Вестлина схватила Айрис за руку, с трудом выдерживая страшное, по ее представлениям, зрелище.
— Девчата, смотрите по сторонам. — Возмутился отец. — Прошляпите опасность.
— Они снова вылезают! — Выкрикнула мать.
Птицы-ракеты выбирались из земли. Их набралось около пятнадцати. Они расправили крылья, сбивая с них прилипшую землю, и одновременно всей стаей шумно взлетели. Мы проводили их взглядом, ожидая, что они вернуться на второй заход, но птицы улетели и не появились.
— Обломали клювы. — Прокомментировал отец.
Расслабиться нам все равно не дали. На поляну вышло и заводило огромным рылом прямоходящее существо. Из земных аналогов больше всего тварь напоминала гориллу, но только телосложением. Короткие нижние конечности, длинные передние, могучие плечи. Только «руки» оканчивались когтями, и шерсть была длиннее и всклокоченнее. Морда же совсем не походила на обезьянью. Она была заостренной, с кривыми клыками, выпирающими наружу, маленькими глазками, смотрящими бинокулярно. И с ослиными ушами, свисающими с головы до плеч.
Тварь замотала головой по-собачьи, громко хлопая ушами, и издала тот самый вопль. Никас от страха закричал и вцепился в меня. Существо впилось в нас взглядом. Я понял, что мой ботинок сейчас находится не рядом, и чтобы его достать, придется за ним сбегать. А делать этого не хотелось. Тварь могла среагировать на мое движение, как на триггер для начала охоты. В руку что-то ударило. Отец словно прочитал мои мысли, протянул свой ботинок.
Шерсть на твари кустилась богато. Я уже предвкушал зрелище бегущего факела. Ботинок разгорелся быстро, разбрасывая по сторонам куски горящей резины. Существо из леса, решив, что ждать больше не имеет смысла странной походкой, вприсядку, направилось к нам. Я замахнулся левой рукой и бросил ботинок прямо ему в грудь. Каково же было наше удивление, когда животное без особого усилия уклонилось от него. Ботинок упал в лесу, а тварь продолжила приближаться.
— Давай второй! — Я помог отцу снять второй ботинок с ноги.
Поджег его и замер, чтобы подловить существо и не дать ему увернуться. Оно, как боксер раскачивалось на коротких ножках, играя со своим весом, всегда готовое к резкому движению. Я рассчитал движение инерции в его теле и бросил ботинок в тот момент, когда он начал распрямляться, вложив в бросок все силы. Расстояние между нами не превышало десятка метров, поэтому шансов у твари не было. Ботинок зарядил ему в центр живота, разлетевшись искрами. Шерсть мгновенно вспыхнула, как я и ожидал. Однако тварь не кинулась со страху в лес, а понеслась прямо на нас.
Я только успел схватить сына и сделать пару шагов в сторону. Зато Айрис как будто готовилась заранее. Мощным рывком кинулась в сторону твари и в верхней амплитуде прыжка ударила обеими ногами ему в голову. Инерцией тяжелого тела подбросило его короткие ноги вверх. Существо упало на спину и замерло. Шерсть на нем быстро догорела, распространив по округе тошнотворный запах.
Вестлина посмотрела на дочь другими глазами.
— Айрис, это было так опасно. — Произнесла она, но без тени родительского укора.
— Совсем нет. — Отмахнулась дочь. — Я все рассчитала.
Тварь зашевелилась и открыла глаза. Мать и Вестлина испуганно отошли в сторону.
— Аяяй. — Отец перекинул дубинку из одной руки в другую. — Что делать?
Мне вдруг стало жалко обогревшее животное. Мы здесь гости, вторгшиеся явно без их согласия, подожгли, по голове настучали. У меня рука не поднялась добить его.
— Ткни в него палкой, пусть проваливает. — Предложил я отцу.
— Боюсь, у него лапы длиннее, чем моя рука с палкой.
— Давай я сам. — Передал сына Айрис и подошел к зверю.
В глазах животного играли отсветы костра. Мне показалось, что оно страдает и беззвучно просит помощи. Я подошел еще ближе, держа дубину наготове, но оказался не готов. Тварь резким ударом длинной лапы сбила меня с ног, подскочила и занесла вторую когтистую лапу, целясь мне в шею. Мне удалось уйти из-под удара и вскочить на ноги. Я подпрыгнул вверх и увидел, как отец со всего размаха ударил шипастой дубиной тварь в спину. Упал я уже на нее сверху и придавил босыми ногами к земле. Животное видимо окончательно обессилело и не пыталось сопротивляться. Рана на его спине, оставленная шипом отцовской дубинки, обильно кровоточила.
Айрис прикрыла собой неприятное зрелище от Никаса. Отец осмотрел свою дубину и важно произнес:
— Учитесь, пока я жив, дубинки делать.
— Ты молодец, бать, не растерялся. — Я похлопал его по плечу. — Реакция у тебя отменная.
— За тебя испугался. Ты же говорил, что бывал в переделках, а тут так глупо попался.
— Я думал, она без сил.
— Думал он. — Отец цыкнул. — Раненый зверь самый опасный.
— Мне на время показалось, что он и не зверь вовсе. Взгляд был таким умным, как у разумного существа. — Признался я.
— Как же ты его разглядел в таком сумраке?
— Не знаю. Сам вообразил, наверное. — Я пожал плечами.
У меня осталось чувство, будто я поддался наваждению, но я не стал о нем никому рассказывать, потому что не был уверен, что так и было. Отец потыкал дубиной в тело животного. Оно не пошевелилось.
— По-хорошему, ему бы шею перерезать, чтобы не дергаться, что он снова очухается. — Отец поскреб подбородок. — Нин, дай нож.
— Пап, не надо. — Забеспокоилась Айрис, которой подобные вещи казались слишком противоестественными, особенно в присутствии ребенка.
— Почему не надо? Не растите из Кольки соплежуя. Я научу его крылышки мухам отрывать.
— Пап, давай обойдемся без уроков садизма.
Моя мать, без тени сомнения, протянула отцу нож. Все-таки жизнь в деревне накладывает на психику людей определенные черты. Для них животное это существо в полном распоряжении человека. Надо убить кошку, которая часто котиться, взял топор и отрубил голову. Корова захромала, значит, ее надо зарезать. И никаких угрызений совести и мук выбора. Отец взял нож и вонзил его в короткую шею зверя. Прорезал с таким видом, будто разрезал велосипедную камеру на резинки для рогатки. Тварь, оказывается, была жива. У нее началась агония. Она задергалась, размахивая конечностями и булькая пузырящейся из раны кровью, и вскоре затихла.
— Готово. — Произнес отец, довольный собой, обтер нож о тело животного и вернул его матери.
— Пожалуйста, больше никогда так не делайте. — Произнесла Вестлина плачущим голосом.
Она выглядела шокированной и смотрела на моих родителей, словно это они ночные хищники планеты. Айрис обняла мать.
— На Земле, мам, люди еще питаются мясом. Для них это нормально, убить животное на еду. Там другая культура, тебе надо это принять.
— Я это заметила. — Всхлипнула она.
— Оно могло нас убить, поэтому папа поступил, как лучше для нас.
— Лина, — мать подошла к сватье, — ты прости нас за деревенскость. Мы так привыкли. Мы так-то нормальные, да Айрис?
— Да, конечно, мам. Вы абсолютно нормальные.
Успокаивая тещу, мы совсем потеряли бдительность. Громкий рев совсем близко оказался для нас полной неожиданностью. Мы вскочили и уставились в ту сторону леса, откуда он раздался. Кусты на опушке задрожали, расступились, через брешь в них на поляну вышла еще более крупная тварь, чем та, которую мы убили. Он был на голову выше и гораздо шире в плечах. На его могучей груди белела стрелка из светлой шерсти, направленная вниз. Тварь уставилась на нас исподлобья, не переставая издавать клокочущий рык.
