В Торжке бывший новугородский посадник думал затаиться на время, а затем отправиться в Чернигов, к Михаилу. Не думал он, что Ярослав так быстро прибудет со своей дружиной! Узнав, что переяславская рать на подходах к Торжку, Водовик струхнул, заскочил на коня, кликнул дружинников и помчался прочь. Так торопился этот боярин, что впопыхах забыл главное — княжича Ростислава, без которого Водовик никак не сможет появиться перед Михаилом Черниговским! Последнее особенно веселило Ярослава.
— Приведите сюда княжича Ростислава! — велел князь.
Ростислав Михайлович оказался тщедушным мальчиком, чей болезненный вид делал его похожим на изнеможенных иконописных святых. Из-за слабого здоровья только недавно над ним провели обряд Пострига, во время которого мальчика благословляют быть мужчиной и воином. В то время, когда сыновья Ярослава в его возрасте уже умели и меч держать и дробить противнику нос в рукопашной, он только начинал познавать эту науку.
— Соскучился поди по отцу, а? — обманчиво ласково обратился к Ростиславу князь.
— Да, пресветлый князь! — подтвердил княжич, растроганный участием Ярослава. Ростиславу говорили, что переяславский князь больно уж суров, а сейчас вдруг оказалось, что это не так. — Очень соскучился. Жду — не дождусь, когда смогу батюшку увидеть.
— Вот и славно! Сыновья такими и должны быть! — Ярослав погладил бороду и неторопливо изрёк следующее: — Вот выловим этого Водовика, так сразу велю тебя отправить в Чернигов.
Ростислав изумлённо захлопал ресницами.
— Пресветлый князь…
— А как иначе? — всё так же ласково сказал Ярослав. — Он ведь беззакониями грешил. Грабил, дома богатые зажигал, убивал тех, кто служил мне верой и правдой. Столько бед на земле новугородской сотворил! Не духовник я, чтоб грехи отпускать! Дело святого человека — молиться, а дело князя — наказывать, чтоб другим неповадно было бесчинствовать. А если всякую обиду и хулу спускать, то будут ли такого князя бояться да волю его исполнять? Как нельзя избу построить на болотной жиже, так и княжий столец нельзя поставить на головы смутьянов и крамольников. Для таких как боярин Водовик у меня один приговор… Вижу, недоволен ты, княжич? Ну скажи, что будет, если я отправлю тебя в Чернигов прежде, чем поймаю Водовика?
— Не знаю, пресветлый князь, — выдавил из себя еще более побледневший Ростислав.
— А я скажу, что будет. Водовик, прослышав, что у батюшки ты своего, спокойненько прибудет в черниговское княжество — да и будет обогрет Михаилом. Ведь батюшка твой больно добросердечен, ровно Петр Святой! — глаза князя перестали смотреть ласково. — Жалеет он всякую душу заблудшую, перед Всевышним выслуживается… При таком раскладе уйдёт Водовик от петли! А мне то не нужно. Понятно ли тебе это, княжич Ростислав?
— Понятно, пресветлый князь…
Рубака, молча слушавший этот разговор, чертыхался мысленно что есть силы — он понял, к чему клонит князь Ярослав. И следующие слова Ярослава подтвердили его догадку:
— Но, вижу я, ты прямо рвешься к родному гнезду! Сердце у меня не каменное, понимаю я твою печаль, княжич… Ну, если хочешь побыстрее отбыть в Чернигов, то, так и быть, я позволю тебе подсобить в поимке этого смутьяна. Он ведь где-то поблизости шарашится. Пустят мои слуги по Торжку слух — будто ты в Чернигов уезжаешь. Дам я тебе три дюжины ратников и поедете вы торговым путём в сторону черниговского княжества, а еще полторы сотни дружинников пойдёт скрытно следом. Водовик, учуяв, что защита у тебя слабая, попытается отбить тебя, княжич Ростислав, у моих людей. Как только свалка начнется — подоспеет дружина и прихватит Водовика за горло!…
— Но… — замямлил испуганный Ростислав, поняв, что сулит ему план князя Ярослава. Ловля на живца?!
— Вот оно и хорошо, что ты согласен! — оборвал мальчика Ярослав повелительным тоном. — Молодец! Храбрым богатырем растешь. Ничего не боишься!… Таким и должен быть настоящий князь, наследник своего отца! А теперь ступай, готовься к подвигам. Завтра с утра и отправитесь.
Преданный гридник Торопка Меньшой увёл Ростислава, потерявшего от ужаса дар речи. Ярослав призвал к себе нескольких милостников и затеял с ними разговор о том, как лучше захлопнуть западню, рассчитанную на боярина Водовика и его сотню отборных дружинников. Сошлись на том, что большому отряду ночью необходимо незаметно покинуть стены Торжка, уйти по торговой дороге и скрыться в лесах. Там переждать ночь, пропустить вперед княжича Ростислава и его сопровождающих, а затем осторожно идти по пятам, не показывая носа на торговой дороге.
— Так и поступим! — подвёл итог довольный Ярослав.
Рубака мог только удрученно качать головой, сидя на лавке. Он ненавидел князя Ярослава, но что с того? Столь многие ненавидели Ярослава, что тех, кто не желал ему скорейшей кончины, можно было пересчитать по пальцам! Князь Ярослав был повинен и в убийствах жестоких, и в клятвоотступничестве, и грабежах да непомерных поборах там, где утверждалась его власть.
Казалось бы, что мешало его братьям — справедливым и более могущественным князьям, усмирить Ярослава, владевшего каким-то Переяславлем — крохотным удельным княжеством, а не Владимиром, Киевом, Ростовом или Суздалем? Но со смерти Мстислава Удалого, разбившего однажды Ярослава в пух и прах, никто из братьев Всеволодовичей не осмеливался открыто бросить князю переяславскому вызов… Даже Великий князь Юрий предпочитал делать вид, будто не замечает подлостей Ярослава и его дурных деяний.
Конечно, нельзя было винить одного Ярослава в напастях, постигших новугородские земли. Не мог же, в самом деле, Ярослав отвечать за непогоду, которая уничтожала посевы и озимые! Но его владения напасти обошли стороной, у него в княжестве люди не дохли как мухи и не ели себе подобных. А вот новугородское княжество пострадало за всю Русь! Ярослав был виновен в том, что перекрыл торговые пути, со свойственной ему жестокостью показывая свою силу и власть. Никто не шел на эти несчастные земли, не было видно купцов — ни с восхода, ни с заката; только голод и неотвратимый мор. Когда Рубака по приезду князя в Торжок заикнулся об этом, Ярослав тут же осадил его:
— Тебе ли жаловаться, посадник Рубака? Живешь здесь, кормишься дарами рек, никто по твою душу не ходит. Где тебя и ушкуйники кормят. Не ври, знаю я, что ты их добром привечаешь, а разбойники голодными никогда не бывают и тебе с голоду помереть не дадут… А если есть у тебя туга какая, так это не ко мне, а к Господу Богу, понял? Хочешь, чтобы голод и мор прекратились — вот и молись как следует, в колокола трезвонь, авось в этом году урожай благополучно снимут да и озимые уцелеют!
Как Григорий Рубака ненавидел князя Ярослава! Но был он человеком разумным и понимал, что лучше власть такого князя, чем гибель под пятой у озверевших от голода смердов. Если немедленно не навести порядка в княжестве, то от некогда могучей новугородской вольницы не останется ничего, кроме курганов и жальников. К тому же Ярослав славился своим сребролюбием, а, значит, был заинтересован в процветании подвластных ему земель. Раз пришел он в новугородское княжество, выходит, есть у него планы и расчеты на эти земли. Рубака надеялся, что так оно и есть.
— Батюшка! — зазвенел молодой голос.
В горницу вбежал второй сын Ярослава — княжич Александр. Он был взволнован чем-то, хотя и пытался это скрыть. Княжич отвесил отцу поклон и быстро заговорил:
— Батюшка, слышал я, что отряжаешь ты ратников для облавы на боярина Водовика…
— Сплетни быстрее ветра летят! — недовольно проговорил Ярослав. — Даже если так, то что?
— Разреши мне идти вместе с отрядом.
— Никогда! — тут же рявкнул князь. — Забудь об этом. Шкура тебе твоя не дорога, что ли?
— Не дорога? — Александр даже не моргнул в ответ на крик отца, а наоборот, стал настойчивей: — Княжич Ростислав идёт с отрядом, а ему восемь годков! Значит, ему можно, а мне нельзя? Отец!
— Ты со мной не спорь! Я сказал — забудь, значит забудь.
— Отец! — повторил Александр таким тоном, словно просил того, на что имеет все права.
