несколькими листами пергамента. Она опустила это на маленький стол с изогнутыми ножками, открыла чернильницу, обмакнула перо и посмотрела на меня.
— Когда будешь готова, дитя, — сказала она. — Расскажи, как ты в последний раз увидела свою мать.
Мое сердце сжалось.
— Ты… уверена? Это воспоминание ты хочешь?
Бабуля кивнула.
— Дай его мне.
— Вали, — Бриэль снова коснулась моей руки, ее голос был рычанием. — Вали, не делай этого.
Но разве у меня был выбор?
Я закрыла глаза, впустила воспоминание в голову, ужасное и красивое воспоминание. Я редко навещала его.
— Она… лежала в своей кровати, — тихо сказала я, слова дрожали на губах. — Вокруг было много крови. Отец рыдал. Он не покидал ее, и когда он увидел меня… сказал мне уйти, зашагал ко мне. Я думала, он ударит меня…
Сцена оживала вокруг меня, наполняла мою голову, была ярче, чем я помнила. Я смутно осознавала, что бабуля писала. Я слышала шорох пера по пергаменту. Может, она колдовала. Не важно.
Я погружалась в воспоминание, все глубже и глубже. Я видела, что слабые пальцы матери вдруг с силой сжали рукав отца. Я снова видела бледно-серые губы, выдавливающие слова, хотя усилия утомляли ее.
— Нет, любимый. Впусти ее. Я хочу ее.
Отец поддался, хотя глаза его горели, и я знала, что он не хотел. Он не хотел делиться последними моментами его жены с кем-то еще, даже со своей дочерью. Я почти боялась пересекать комнату.
Но мама протянула ко мне руку.
— Иди ко мне, милая, — сказала она. И я пробежала по комнате, сжала ее ладонь своими руками и поцеловала ее. Мои слезы лились, обжигая. — Валера, — сказала мама. — Валера, ты сильнее, чем знаешь. И должна быть еще сильнее, — ее голос дрогнул, глаза закрылись. Я смотрела на ее лицо, боясь, что она уже умерла. Но она смогла открыть глаза, посмотрела в мои встревоженные глаза. — Твоя сестра… я слышала ее крики. У нее сильный дух! Но ты… ты моя доблестная. Ты должна заботиться о ней. Обещай.
— Обещаю, мама.
— И ты не должна ненавидеть своего отца. Это… не его… — ее голос угас. Она отпустила мои пальцы.
— Мама? Мама? — я склонилась, коснулась ее бледных неподвижных щек. — Мама, ты меня слышишь?
Одно веко дрогнуло? Уголок ее обмякшего рта приподнялся, будто в попытке улыбнуться? Я не успела понять, отец поднял меня, закинул на плечо и вынес из комнаты. Он опустил меня в коридоре с силой и прорычал мне в лицо:
— Не заходи и молчи. Твоей матери нужен отдых, а не твой шум!
Я заметила ее еще раз, неподвижную, серую, и отец захлопнул дверь перед моим лицом.
Я выдохнула. Слезы лились по моим щекам, и я поняла, что слезы были настоящими, а не только в воспоминании. Я поспешила вытереть их, а потом…
А потом я нахмурилась.
Почему я плакала?
Тряхнув голову, я подняла взгляд. Бабушка склонялась над подносом, перо двигалось, она быстро писала. Я повернулась к Бриэль, стоящей рядом со мной с раздавленным видом.
— Что? — спросила я. — Что такое, Бриэль? Что случилось?
— О, Вали! — Бриэль резко вдохнула, будто всхлипнула. — Вали, зачем ты отдала это?
— Что отдала? — я моргнула и подняла ладонь к голове. — Постой… это было… — я посмотрела на бабулю, хмурясь. — Я отдала воспоминание.
Бриэль отвернулась, шмыгнув. Но бабуля дописала и отложила перо. Она удовлетворенно хмыкнула и улыбнулась мне.
— Спасибо, — сказала она.
Она посыпала чернила порошком, чтобы они высохли, убедилась, что они не размажутся, промокнула пергамент и вытащила шелковый шнурок, связала свиток. Она встала с шуршанием бархатных юбок, пропала снова в темном углу комнаты. Странная пустота болела в моей груди, пока я слушала шорох и звяканье.
Бабуля вернулась в круг света огня через миг, и ее волосы были ярче, лицо — красивее, а кожа стала более гладкой, похожей на фарфор. Она что-то несла в руке, маленький сосуд с пробкой. Она протянула его мне.
— Когда приблизишься к гадальному зеркалу, намажь это на глаза, — сказала она. — Это не даст тебе видеть ничего, кроме энергии этого мира, защитит от лица Мьяр. Но предупрежу: ты не поддашься ее чарам, но она все еще сможет тебе навредит. Мьяр опасная. Не недооценивай ее.
— Не буду, — я приняла сосуд.
Бабуля фыркнула.
— Будешь. Но это уже не моя проблема, да? — она отошла, пригладила бархат платья и улыбнулась. — А теперь я должна, как заботливая бабушка, предложить вам место для ночлега бесплатно. А завтра, когда отдохнете, я расскажу о пути к Звездному стеклу.
11
— Матрац набит соломой, Вали. Я ощущаю от нее зуд.
Я откинула покрывало со своей стороны кровати, быстро взглянула на Бриэль. Она уже вытянулась на том, что выглядело как мягкий матрац на плотной раме.
Она резко села и почесала шею, хмурясь.
— Я буду в сыпи к утру.
Вздохнув, я забралась в кровать рядом с сестрой. Бабуля дала нам чистые ночные рубашки, и морок был достаточно хорошим, что нужно было попытаться, чтобы ощутить грубую ткань мешковины под мягким хлопком. Может, если бы я попыталась, я смогла бы убрать морок с одеяния и комнаты с изящной мебелью, трещащим огнем и изящными гобеленами на холодных каменных стенах.
Я легла на подушку, ощущая прищуренный взгляд Бриэль. Я так устала. И впереди ожидало так много неизвестного. Мое воображение встрепенулось в предвкушении безымянных страхов и опасностей, меня мутило от этого.
Нет. Лучше пока расслабиться. Лучше дать мороку бабули успокоить нас, хоть это и было ложью.
Я свернулась на боку, натянула одеяло до плеч и посмотрела на Бриэль. Сестра распустила волосы из пучка у шеи. Они ниспадали, длинные и прямые, почти до ее талии. Она выглядела так моложе, больше напоминала девочку, которую я знала. Я слабо улыбнулась.
— Я серьезно, Вали! — Бриэль почесалась, ругаясь, опустилась на свою подушку. Она вдруг повернула голову и посмотрела на меня. — В том сосуде не хватит на нас обеих. Я про то волшебное средство. Бабуля подставляет нас. Она хочет, чтобы мы приползли просить ее о помощи. Или… — она помрачнела. — Или она хочет нашей смерти.
— Знаю, — я поежилась. Мне не нравилось принимать предложение бабули о ночлеге. Щедрость не была ей присуща, и хоть она говорила, что это будет бесплатно, я сомневалась в этом. Но я была благодарна за крышу над головами. — Я
