Вот в том-то и дело! У меня в мыслях гвоздём сидело справедливое, но болезненно неприятное откровение, что моя физическая и духовная форма сейчас не дотягивает и до одной шестнадцатой настоящего Воина Духа.
Энгас заметил, как я помрачнела. В его взгляде вдруг появилась какая-то симпатия, близкая к состраданию.
— Вам нечего опасаться, — произнёс он. — Эта атмосфера, — он повёл руками по сторонам, — вовсе не призвана внушить вам страх. Просто именно здесь мы обсуждаем некоторые дела. Позвольте представить вам моих друзей. Это, — он указал на человека с длинными волосами в чёрной мантии, — лекарь короля и его преданный друг Реймей. А этот скромный господин — придворный механик и тоже друг короля Донгор. Они братья.
Я улыбнулась.
— Вы произносите «друг короля» так, словно это почётный титул.
— А это и есть титул, — заговорил Хэрлан. — Просто Кибеллу повезло. У него нашлось три претендента на это звание.
— Энгас самый достойный из нас, — заверил меня Донгор. — Когда-то быть Другом Короля было легко и приятно. Обязанности обеспечения безопасности и верной помощи повелителю были почти формальными. Друг Короля — второй человек в государстве. Для выполнения долга ему нужны особые полномочия. Раньше это было прекрасной возможностью вести лёгкую и относительно беззаботную жизнь, но в это царствование все изменилось. Никто бы не смог сделать больше, чем Энгас.
Тот как-то болезненно поморщился и прервал Донгора.
— Не будем открывать карты раньше, чем на это согласится Кибелл. Отведи гостей в пиршественные палаты. Я пойду к королю и расскажу ему то, что мы выяснили. Реймей, тебе лучше быть с ним во время пира.
Хэрлан задумчиво взглянул на нас и вышел. За ним ушли его товарищи.
— У сыновей Аматесу свои дела, — пояснил Донгор. — Следуйте за мной, и да будет Аматесу милостив к вам.
— Если вы в этом нуждаетесь, — добавил Энгас.
II
Мы не стали снова углубляться в бесконечный туннель мрачной лестницы. Донгор отвёл нас к узкой дверце в стене, за которой оказалась маленькая комнатка. Когда мы вошли в неё, придворный механик повернул какой-то рычаг, стены вздрогнули, и комната двинулась вверх.
— Лифт, — определил Тахо, которому, похоже, молчание в подземелье далось нелегко. Он встряхнулся, как мокрая болонка, и доверчиво взглянул на нашего провожатого. — А кого вы ждали? Вы ведь нас с кем-то спутали, да?
Донгор посмотрел на него и покачал головой.
— Я совсем не уверен в этом. Жрецы Аматесу редко ошибаются, если ошибаются вообще, а воля богов недоступна смертным.
— Значит, вы нас ждали, — не унимался Тахо. — И кто мы, по-вашему?
— Те, кто могут остановить наш мир на самом краю пропасти. Так сказали жрецы.
— Какой пропасти? — спросила я. — По-моему, у вас всё в порядке.
— История таких маленьких планет, как наша, держится на одной-двух личностях в каждую эпоху. Столп нашей эпохи может обрушиться в любой момент.
— Вы говорите о короле?
— У вас есть глаза, уши и сердце. Я не вправе ничего объяснять.
Кабина лифта остановилась, и дверца распахнулась. Я даже зажмурилась от неожиданности. Яркий свет ворвался в маленькую каморку, а вместе с ним целый букет ароматов и музыка. Такой музыки я ещё не слышала. Мощные аккорды удивительно чистого тона заполняли всё пространство, сливаясь с этим ярким светом. На миг мне показалось, что они окутывают меня серебристым шатром энергетической защиты, проникая в душу, заливают её белым пламенем радости и поднимают над полом, над дворцом, над миром
— Да… — восторженно протянул рядом со мной Тахо, а Донгор жестом предложил мне идти вперёд.
Я вышла из кабины и сразу же оказалась в высоком зале, облицованном молочно-белым янтарем, как я до сих пор называла про себя этот материал. Прямо передо мной широкая белая лестница вела наверх, на просторную террасу над залом. Перила были увиты ярко-зелёными и пряно пахнущими гирляндами. Как ни странно, но больше о самом зале сказать было нечего. Здесь не было ни колонн, ни скульптур, но он производил впечатление чего-то прекрасного и величественного, может, как раз за счёт этой кажущейся простоты.
По залу бродили группами гости в ярких нарядах. Мужчины в обтягивающих костюмах, при мечах и с художественно взъерошенными причёсками. Женщины в длинных широких юбках с разрезами, демонстрировавшими их ноги, и тугих лифах с прорезями в самых неожиданных местах. На головах у них были такие сооружения, каких я не видела доселе даже на планетах, славящихся самыми экстравагантными модами. И все эти люди были напудрены и накрашены, как бездарные комедианты. В этом блистающем и простом зале они выглядели ещё более гротескно, чем можно было ожидать.
— Короли наверху, — сообщил Донгор, склонившись ко мне.
Я кивнула и посмотрела на верхнюю площадку лестницы. Вид гостей уже подпортил мне настроение. Даже впечатление от прекрасной музыки как-то притупилось. А тут ещё мимо нас прошёл ссутулившийся Реймей, такой будничный и мрачный в своей чёрной мантии. Он словно не замечал, какой контраст составляет с окружающими. В его руке покачивался небольшой сундучок, и он деловито шёл через зал к лестнице.
Наверху стояла группа людей. Среди дам и кавалеров я сразу же выделила примечательную пару. Двое высоких мужчин с чеканными чашами в руках стояли рядом и осматривали зал. Они были непохожи, но всё же что-то общее в них было, несомненно.
Первый в чёрных узких штанах, длинных сверкающих, как мокрая клеенка, сапогах и яркой малахитовой куртке с глубоким круглым вырезом, обнажавшим бледную, хотя и мускулистую грудь, был худощав и изящен как мальчик. Его длинные голубовато-белые волосы тонкими прядями, напоминающими перья птицы, торчали во все стороны в хорошо продуманном беспорядке. Длинное узкое лицо было красивым и надменным, а зелёные кошачьи глаза смотрели внимательно и немного хищно. На шее у него висела толстая цепь из голубого металла с огромным круглым медальоном, с которого не менее пристально взирал на мир ещё один, эмалевый глаз.
Второй был шире его в плечах. Он вообще отличался прекрасным телосложением, выдающим сильного и хорошо тренированного воина. В красном костюме с широким плащом, пряжками пристегнутом к рукавам на уровне запястий, локтей и плеч, он был похож на огненную птицу. Это сходство ещё более подчеркивал странный убор на его густых чёрных волосах. Это была птичья голова с хищно загнутым клювом и мерцающими глазами. Перья сливались с вороной гривой кудрей и опускались на спину. Бледное от белой пудры лицо портили острые, запавшие скулы. Но всё же это лицо было прекрасным, благодаря необыкновенным чёрным глазам, в которых светились и редкий ум, и отчаянная отвага, и странная тоска. Как
