Теперь Гирмар говорил мягко, почти что примирительно, но Олиния, отстранившись от мужа, лишь сухо заметила.
— Оставь меня, Гирмар.
Рука мужа тут же соскользнула с ее плеча.
— Как хочешь, Олиния, но своего решения я не изменю. — Тихо произнес он и направился к двери. Олдер едва успел спрятаться в одной из ниш.
Волнение, вызванное возвращением под родной кров Гирмара, быстро сошло на нет, и жизнь в поместье вошла в привычную колею. Семейные обеды, неспешные беседы родителей за столом. Ни Гирмар, ни Олиния, судя по всему, не возвращались более к нечаянно подслушанному Олдером разговору, но во время семейных трапез Олиния смотрела на Дариена, как на пустое место, тот же, в свою очередь, и вовсе не поднимал глаз от стола. Олдер же, отдавая должное еде, украдкой наблюдал за всеми и за единокровным братом — особо. Спор родителей смутил его, и мальчишка не знал, на чью сторону стать — отца он обожал, но и мать ему было жалко. Поэтому Олдер держался с Дариеном немного отстраненно и в то же время — внимательно: по поведению нежданного брата мальчишка стремился разгадать, кто из родителей все-таки прав, вот только понять мысли и стремления Дариена было непросто. Он, словно бы чувствуя всю двусмысленность своего положения, старался держаться в тени и никому не лез на глаза, проводя большую часть времени то в выделенной ему комнате, то в самых укромных уголках примыкающего к поместью сада. А еще он почти все время молчал…
В этом Олдер уже успел убедиться на собственном опыте пару раз он по просьбе отца, брал Дариена с собою, когда направлялся к морю. Брат неплохо плавал и нырял, но за все, проведенные вместе часы, Олдер едва ли слышал от него более десятка слов. Что ж, сам он в друзья тоже не набивался, а потому даже не пытался разговорить Дариена. Решил же все, как это обычно и бывает, случай.
Каждый день Олдер заходил на псарню, где подолгу возился с подаренным ему щенком, которого, поразмыслив, нарек Туманом за цвет шкуры. По совету Ридо, Олдер старался как можно крепче привязать к себе кутенка: кормил его с рук, гладил, менял подстилку — эти хлопоты нисколько не утомляли мальчишку. Скорее, даже, наоборот — были в радость, и, обычно, он покидал псарню в великолепном расположении духа. В этот же раз выйдя, на задний двор, Олдер стал свидетелем того, как возвращающийся из сада Дариен столкнулся в дверях черного входа с одним из слуг — верзилой и грубияном Калистом. Дариен лишь слегка зацепил его плечом — этот толчок не смог бы повредить даже кошке, но в тот же миг Калист, громко выругавшись, ударил мальчишку. Тот упал с крыльца в пыль, не издав и звука, а когда поднялся, то стало видно, что из его нижней разбитой ударом губы обильно течет кровь. Слуга же тем временем, сойдя с крыльца, зло сказал.
— В следующий раз смотри, куда прешь!.. Впрочем, надеюсь, этого не будет, и наш хозяин вскоре отошлет тебя туда, откуда и притащил.
Дариен ничего не ответил — стерев ладонью заливающую подбородок кровь, он вновь попытался войти в дом, и лишь когда явно набравшийся вина Калист заметил:
— Что, доносить пошел на меня, выблядок?
Соизволил повернуться к здоровяку и тихо сказать.
— Я не доносчик!
Произнеся это, Дариен вновь отвернулся, но Калист не успел ему в ответ и слова сказать, так как Олдер, сделав из увиденного четкие и не поддающиеся сомнению выводы, коршуном напал на слишком много возомнившего о себе слугу.
— Как ты смеешь! — звонкий, протестующий голос мальчишки разнесся по всему двору. Калист даже попятился от такого напора — несмотря на винные пары, он понял, что сотворил явно что-то не то и тут же попытался оправдаться.
— Не серчайте, молодой хозяин! Я лишь проучить его слегка хотел…
— Он мой брат, а ты поднял на него руку! — Олдера буквально трясло от злости, и он с силой сжал кулаки. — Кнута захотел?! Так отец это тебе устроит!!!
Багровая физиономия Калиста как-то сразу поблекла, почти что посерела. Похоже, он совершенно не рассчитывал на то, что его поступок вызовет такое негодование у старшего и законного господского сына… Слуга судорожно вздохнул, и в который раз попытался оправдаться:
— Да какой он вам брат, молодой господин! Приблуда он, так все говорят!
Олдер же лишь еще больше насел на Калиста и прошипел, точно дикий кот.
— Кто — все? Отвечай!
Калист же, которому отнюдь не светило отдуваться за кухонные сплетни в одиночку, немедля зачастил.
— Дык, все в людской говорят… Мол, Дариен этот — приблуда. Через месяц-два ваш батюшка отправит его отсюда куда подальше — чтоб ни вам, ни госпоже Олинии глаза не мозолил…
— Вот значит как… — Олдер зло выдохнул и недобро, по-отцовски, прищурившись, посмотрел на Калиста.
— А с каких пор слуги стали обсуждать действия хозяев!.. Это не вашего ума дело, Калист, и я обо всем расскажу отцу! — тут Олдер отвернулся от Калиста и, подошедши к молча взирающему на эту сцену Дариену, произнес. — Пойдем к морю…
Дариен в ответ лишь согласно кивнул головой…
Олдер действительно привел брата к морю — но не на отмель, а в свое самое любимое место — туда, где срывающийся со скал ручей образовывал небольшой водопад. Смочив платок в ледяной воде, Олдер протянул его Дариену.
— На, приложи к губе, а то опухнет… — и, устроившись на одном из нагретых летним солнцем валунов, сказал. — Не позволяй слугам так обращаться с тобой! Ты — мой брат, и они не смеют даже косо взглянуть в твою сторону.
Дариен, приложив мокрую ткань к губе, устроился на соседнем камне, грустно вздохнул.
— Брат, но незаконный… Если бы я мог, то и не появлялся бы здесь никогда…
Олдер нахмурил брови:
— Почему?
Дариен пожал плечами…
— Думаешь, я не понимаю… Твоя мать меня терпеть не может, и я здесь чужой…
Олдер чуть склонил голову к левому плечу, задумчиво взглянул на Дариена.
— А отец?
Этот вроде бы простой вопрос заставил Дариена серьезно призадуматься. Но через пару минут он все же сказал:
— Я его не знаю. Почти…
Олдер поерзал на своем валуне:
— Как так? Разве он не навещал тебя?
— Навещал… — Дари снова вздохнул. — Иногда… Мы с матерью жили в маленьком доме в деревне, а он приезжал, привозил матери деньги на обзаведение, ворчал, что она копается в земле на огороде, хотя в этом нет нужды… Проводил в доме несколько дней и снова уезжал.
— Ясно… — Олдер почувствовал, как всколыхнувшаяся в нем на мгновение ревность угасла без следа. Сводный брат видел отца не чаще, а то и реже, чем он сам… А Дариен между тем продолжал рассказывать…
— Знаешь, моя мама… Она не любила сидеть без дела. Всегда чем-нибудь занималась, а во время работы — пела… Красиво очень, только грустно… Я ее готов был целый день слушать, да и отец, когда навещал нас, всегда просил ее спеть для него: особенно ему нравилась одна баллада — лаконская. В ней рассказывалось про то, как девушка обещала дождаться уезжавшего на войну ратника, но, не сдержав своего слова, вскоре стала невестой другого, а погибший воин, став слугою Седобородого, пришел к ней на свадьбу… А еще отец любил пирожки, которые она делала…
