Отцовские наставления, в конце-концов, помогли — Олдер прекратил водиться с сельскими сорванцами, но и дома он сидеть не стал. Беспокойная, горячая кровь Остенов требовала выхода, и Олдер то нырял в море со скалы, то взбирался на деревья, нещадно потроша птичьи гнезда, то устраивал ловушки возле лисьих нор… Таким вот занятиям он и посвящал все свои дни, возвращаясь домой лишь для того, чтобы поесть — сожженный солнцем до черноты, взлохмаченный, с исцарапанными руками и шелушащейся, обветренной кожей на лице…
Олиния, конечно же, любила своего первенца — с одной стороны ей было грустно, что сын потихоньку отдаляется от нее, но в тоже время где-то в глубине души она радовалась тому, что беспокойный и дикий отпрыск не стремится попасть в ее комнаты и порушить своим стремительным появлением раз и навсегда установленный порядок, одним махом сметя с полок многочисленные, милые женскому сердцу безделушки.
Образовавшуюся в душе Олинии пустоту мог бы заполнить еще один ребенок, но тут-то и крылась главная проблема. Олиния была еще достаточно молода, но супружеские ласки, несмотря на все старания мужа, казались ей обременительными, а беременность зачастую обращалась для Олинии в девятимесячный кошмар — тошнота, отеки, боли в спине… В общем, когда после последних, не слишком удачных родов, лекари посоветовали супругам на время воздержаться от постельных утех, Олиния, что называется, вздохнула полной грудью, тем более, что Гирмар не стал спорить ни с лекарями, ни с ней — в конце концов, наследник у него уже был, так что теперь супруги встречались в спальне крайне редко.
Чаще всего такие встречи происходили как раз после возвращения Гирмара из походов, так что и в этот раз Олиния, отдав необходимые распоряжения по дому, занялась собой — положение, как говорится, обязывает — а еще через пару часов она уже придирчиво изучала свое отражение в большом металлическом зеркале. Зрелое, но не расплывшееся тело, высокая грудь, несколько надменное, красивое лицо с хорошей, золотисто-смуглой кожей, намечающиеся морщинки возле глаз умело замаскированы пудрой и тенями, иссиня-черные волосы уложены почти что в идеальные локоны… Еще раз внимательно осмотрев себя, Олиния решила сменить серьги и ожерелье, а когда с последними штрихами было покончено, муж уже подъезжал к входу в дом.
Еще раз коснувшись зазвеневшей под пальцами длиной серьги с крошечными подвесками, Олиния спустилась из своих комнат во внутренний двор. Ей хватило всего одного взгляда по сторонам, чтобы убедиться — Олдера в доме нет. Сорванец, видно, удрал к морю или в рощи еще на заре, и в своих скитаниях забрался так далеко, что отправленная за ним прислуга вернулась ни с чем. Между изогнутых, точно крейговские луки, тщательно подведенных бровей Олинии пролегла некрасивая, глубокая складочка, но уже через миг морщинка разгладилась. Она накажет виновных, но позже, не теперь. Грациозно поправив спускающийся на плечо темный локон, Олиния прошла вперед и встала перед уже выстроившейся в ряды, вышколенной прислугой.
К этому моменту в коридоре послышались уверенные, по-военному четкие шаги мужа, а еще через миг Гирмар вышел из полумрака передней под заливающие внутренний двор солнечные лучи. Как и все Остены, он был высок и бронзово-смугл, а строгая воинская одежда удивительно ему шла, подчеркивая широкие плечи и поджарый живот. В поединке с возрастом Гирмар пока что одерживал уверенную победу — в его черных, точно смоль, волосах только — только начали появляться белые нити, а худое лицо казалось удивительно моложавым. Особенно — когда он улыбался… Олиния даже иногда завидовала этой показной молодости мужа, за которую он, в отличие от своей супруги, никак и не боролся. Впрочем, его лицо не испортили бы и морщины — Олиния порой и сама удивлялась тому, что чуть резковатый, действительно мужественный облик Гирмара всегда оставлял ее равнодушной…
Женщина сделала шаг вперед, раздвинув губы в заученной улыбке:
— Слуги и я рады приветствовать тебя. С возвращением!
— Все ли благополучны? — на лице услышавшего приветствие Гирмара мгновенно расцвела ответная, явно не наигранная улыбка.
— Все. Предки и Семерка хранили нас в твое отсутствие.
— Вот и славно. — Гирмар тряхнул головой, и, повернувшись в сторону коридора, произнес. — Ну же, Дариен, иди сюда и поздоровайся со всеми!
Когда названный Дариеном мальчишка послушно шагнул к Олинии, та словно бы оглохла на мгновение, а ее улыбка точно примерзла к мгновенно занемевшим губам. Ей было достаточно одного мига, чтобы разглядеть в подошедшем к ней ребенке удивительное смешение типично остеновских и явно лаконских черт. На вид мальчишка был лишь на пару лет младше Олдера, а это значило, что Гирмар завел себе девку на стороне еще в ту пору, когда она носила под сердцем дочь… А теперь еще и приволок плоды своих постельных утех сюда, в ее дом — точно в лицо плюнул, выставляя ее на посмешище перед слугами… За что???
— Олиния, я уверен, что Дариен станет для тебя почтительным и преданным сыном… — голос Гирмара доносился до Олинии словно бы издалека — мир выцвел, утратив краски и глубину. Ей хотелось закричать, заплакать навзрыд злыми слезами, но вместо этого она лишь глубоко вздохнула и спросила:
— А что сталось с его родными?
Гирмар мгновенно прекратил улыбаться.
— Мать Дариена скончалась от лихорадки два месяца назад. Не мог же я оставить его одного…
— Папа! — возглас ворвавшегося во двор, запыхавшегося от долгого бега Олдера заставил обернуться как Олинию, так и Гирмара, и женщина, мысленно сравнив своего отпрыска и привезенного мужем выблядка, едва не застонала. С облупленным носом и слипшимися от купания в морской воде волосами, покрытый пылью Олдер гораздо меньше смахивал на потомка благородной крови, чем тонкий, с глазами словно у олененка, Дариен… Его мать отмерила сыну изрядную долю своей красоты — из-за нее со временем Дариен может занять в сердце Гирмара место его законного сына… Подумав об этом, Олиния взглянула на привезенного мужем мальчишку так, точно он был болотной гадюкой, которую она неожиданно обнаружила в собственной постели…
Гирмар же, в отличие от безмолвствующей жены, времени зря не терял. Шагнув к сыну, он крепко его обнял, потом, чуть отстранив от себя, окинул отпрыска быстрым взглядом.
— Ты сильно вырос за время моего отсутствия… Кстати, почему ты опоздал, Олдер?
Мальчишка тряхнул головой — в точности так, как это, обычно, делал отец, и тут же запустил пальцы в темные волосы.
— Я на Белой Скале был и еще оттуда тебя заметил, но ведь от нее до дома прямиком не добраться.
