Отвернувшись от столь жизнерадостной картины, я увидел на соседнем перроне группу цыган. Вопреки ожиданиям, они не пели и не танцевали, медведей тоже поблизости не наблюдалось. Интересно, почему это они так стоят кучкой, да и одеты странно, в рванные спортивные костюмы. А где же их национальные наряды, лихие гитарные переборы и ставшее уже международным «позолоти ручку, бровастый, погадаю, все правду расскажу, не обману!» Н-да, видимо цыгане, которые у нас, счастливее, которые у них.
Солнышко ласково пригревало, я погрузился в размышления по поводу насколько наши цыгане, судя по нашим же фильмам, колоритнее этих замухрышек. Ну, куда им до наших. Наших хлебом не корми, дай поплясать, побалагурить…у местных видимо хлеба было мало и они были не прочь, если бы хоть кто-то их покормил. Хотя бы хлебом. Неизвестно к чему бы привели меня эти умозаключения, только вдруг я услышал:
— Позолоти ручку, соколик, всю правду скажу не обману, а обману дорого не возьму!
Напротив меня, откуда не возьмись, появилась цыганка средних лет. Смотрела серьезно, а в глазах лукаво прыгали два чертика.
Я машинально протянул руку. Она осторожно взяла ее, заглянула и зацокала языком.
— Ай, яй, яй, вижу, вижу зазнобу в сердце, кареглазая, красивая! Только рядом ходит пес с ней, охраняет, косматый, злой! Протянешь руку погладить, откусит по самое…ну в общем откусит, — цыганка вдруг остановилась, пронзительно посмотрела мне в глаза и насмешливо произнесла, — э, соколик, Зара рассказывает, а молодой барин не платит, а! Позолоти ручку, дальше расскажу.
Я протянул пятьсот.
— Ай, ромалэ, ромалэ, мало дал, ну ладно, слушай дальше. А дальше вот что, туда куда едешь, плохое место, гиблое, а самое страшное…
— Да фиг с ним этим местом, бабуля, ты давай дальше, про кареглазую, — кажется, я зарделся.
— Какая я тебе бабуля, соколик, и не перебивай меня, а то не то скажу! Да, барин, монету то…
Еще одна бумажка, уже тысячная, словно по волшебству исчезла в широких юбках гадалки.
— Так о чем это я, — цыганка потерла лоб, — позолотить бы…
— Счас разбежался, ты про кареглазую давай!
— А ну да, кареглазая, — она выгнула мою ладонь и провела большим пальцем по ней, — ой, соколик, трудно тебе будет, удержать такую орлицу, но запал ты ей, правду говорю, запал то в сердце девичье! А это что тут у нас? — цыганка внезапно плюнула на мою ладонь, растерла и, повернув ее к свету, сощурилась. — Да, дорогой, выбрал ты себе любовь, — задумчиво проговорила цыганка, как-то странно глядя на меня, — ты бы соколик, поостерегся с этой девицей то шашни водить. А то ведь девке голову заморочишь, а потом беда большая может случиться…
— А что не так?
— Да все так соколик, все так. Только вишь, не простая у тебя зазноба, ой не простая…
— А песик, то как?
— Ну, песик, песик не стена, подвинуть можно, — задумчиво проговорила Зара, все, не отпуская руку и глядя куда-то в пространство.
Я мысленно представил Дейва. Да, насчет подвинуть это конечно здорово. Главное двигалку не сломать.
— Соколик, чего задумался, ручка то устала, позолотить бы! — очнулась цыганка.
— А ну старая иди отсюда, вцепилась словно репей, — из тамбура спрыгнул Иннокентий собственной персоной, — иди с миром ведьма, пока не проучил!
Цыганка враз подобралась, стала похожа на хищную птицу, и пронзительно заголосила:
— Люди добрые, что энто делается то, я никого не трогаю, а тут забижают, старость оскорбляют! Побить норовят! Да где это видано, среди бела дня! Побойся бога, я же в матери тебе гожусь!
На соседнем перроне, в толпе цыган, началось оживление. Еще разборок не хватало. Ткнут ножом, да и поминай, как звали.
— Ты бога, не поминай! Не тебе о нем говорить!
— Да и не тебе, кровосос! Мал еще меня учить! Иди мирно, не мешай работать! Я же не ору на весь свет, когда ты кровушку у людишек посасываешь, а?! А я на хлебушек зарабатываю. Причем честным трудом! Да, соколик?! — Это уже мне.
Я подумал, было, что нашего Иннокентия сейчас хватит удар.
— Я зарегистрированный! Могу бумагу показать! А где твое разрешение, карга старая! Может наряд вызвать, да и вызнать все о тебе? — он еще добавил незнакомое мне слово. Язык, на котором оно было сказано, неприятно царапнул мои уши.
Больше не обращая внимания на нас с цыганской, вампир полез обратно в вагон.
Цыганка внезапно побледнела и сразу сникла. Краем глаза я увидел, как к нам приближаются ее соплеменники, галдящие и размахивающие руками. У нескольких в руках, что-то блеснуло. По-моему, сейчас будет заварушка!
— На возьми, соколик, свои деньги обратно! Не нужны они мне. А то твоего злого друга сейчас удар хватит! С этими словами она вложила мне в ладонь деньги и бросилась со всех ног прочь.
Я скромно промолчал, что у меня в друзьях вампиров отродясь не было. Бедному Кеше и так досталось. Зачем обижать. Машинально посмотрел на ладонь. Денег, естественно, не наблюдалась. В моей руке лежала белая полоска бумаги. Причем, там было что-то написано. А написано было вот что: «Не ходи на плешь! Плохо будет!!!». И еще одна фраза на неизвестном мне языке. Интересно, что это она имела ввиду? Вариантов было несколько. Первый — плешь, это лысый незнакомец, и на его лысину, ни в коем случае нельзя было ходить! Я задумался. Логично!
Если я схожу на его лысину, даже по-маленькому, ему будет очень даже нехорошо. Но если лысый окажется примерно таким же, как Дэйв, по умению вводить в бессознательное состояние, то уже плохо будет мне. И возможно «ходить» мне уже тогда не удастся ни по маленькому, ни, что совсем плохо, по большому!
Вариант второй — плешь это загадочное место, на которое нельзя ходить. Я имею ввиду, что нельзя ходить ногами. И возможно, не ногами тоже нельзя ходить. А то будет плохо. Да, в этом варианте, «плохо», воспринималось как-то размыто. Может быть, во время моего хождения по плеше из нее вылезет нечто, и давай тоже «ходить», но уже по мне. Приятного мало! Есть еще тритий вариант…
— По вагонам! — Зычный голос Стасюка, спугнул третий вариант, и я поспешил в купе.
— Штрафная!
В купе сидели недавние надувшиеся друг на друга, и с азартом употребляли алкоголе содержащие напитки. Из напитков была замечена уже пустая бутылка водки, на столе стояли еще три. Под столом, на половину пустой ящик пива. Череп был уже хороший. Он нежно полу обнял «особь» и влюбленными глазами смотрел на Ника. Судя по всему и «особь» и Ник, чувствовали себя неловко.
— Эх, хорошо то как! Да?!
На этот счет у меня было несколько иное мнение. Но после трех стаканов, оно изменилось к лучшему. Действительно стало хорошо. Я рассказал ребятам про цыганку. Естественно, про кареглазую зазнобу и про кровососа, я умолчал. Кеша благодарно посмотрел на меня.
