— Мой отец придет с армией и освободит меня. — Скорее всего он вступит с нами в переговоры о твоем благополучном возвращении.
— К тому все и шло, не так ли? Ты просто играл со мной, пока шпионил в Асаниане. А теперь наконец сказал правду. Ты всегда хотел взять меня в заложники. Господи, и почему я не убил тебя, когда у меня была возможность!
Сареван приподнялся на руке; она дрожала, но все-таки поддерживала его.
— Я клянусь тебе. Хирел Увериас, что это не предательство. Ты снова увидишь свой дом и свой народ, снова вернешься в Кундри'дж-Асан. Но сперва я должен передать послание моему отцу.
— Должен, — эхом отозвался Хирел, — всегда должен. Но что вынуждает тебя? Ведь ты не единственный шпион твоего отца. И наверняка другого не поймают так, как поймали тебя.
Удар попал в цель: Сареван напрягся и чуть не упал. Но его слова прозвучали как всегда хладнокровно.
— Никто из них не видел во сне того, что видел я. И никто из них не является сыном моего отца.
— Ну так и поговори с ним на расстоянии. Воспользуйся магией, которой ты так гордишься.
— У меня ее нет. — Локоть Саревана подогнулся, он упал прямо на раненое плечо и задохнулся от боли. — Я уже сказал тебе, что мои силы иссякли. Ты поедешь со мной. Не пытайся бежать. Воинам Аэхурана приказано охранять тебя.
Они не были навязчивы. Однако, куда бы Хирел ни шел, на его пути неизменно оказывались несколько неуклюжих дикарей: они слонялись безо всякого дела, собирались небольшими группками, перекрывали каждую тропинку, которой он мог бы воспользоваться для побега. Когда он купался в озере, к нему присоединилась половина племени зхил'ари, как мужчины, так и женщины, щеголявшие своей наготой. Внезапно кто-то так бесстыдно и дерзко потащил его за собой, что он вскрикнул, но не от боли, а от неожиданности. У него над ухом раздался радостный лепет Зхиани. Ей захотелось порезвиться прямо здесь, при всех. Тут он вспомнил, что хотел убить ее. После того, как убьет Саревана.
Ее пальцы тем временем творили что-то невообразимо восхитительное. Он громко застонал, но никто его не услышал. Совсем рядом, недалеко от берега, двое мужчин — седобородый великан и румяный юноша — сплелись в страстном порыве. По их телам и вокруг них прыгали маленькие дети. Это было отвратительное зрелище. Но оно удерживало Хирела почище любой решетки. Весь мир превратился для него в тюрьму, где цепями служили руки и губы Зхиани.
Эти люди были совсем не такие, как его братья и их сообщники в При'нае. Здесь все были осторожны, никто не осмеливался недооценивать Хирела из-за его молодости, красоты или пресловутой невинности. Когда настало утро, он все еще находился в лагере, а Зхиани собирала его в дорогу, вздыхая, целуя и заваливая подарками. Он решил оставить ее в живых. Ведь она всего-навсего дочь дикаря и даже не поняла, что оскорбила его.
Он мог бы взять ее с собой. Конечно, она неподходящая жена для Высокого принца, однако любовница из нее получилась бы замечательная. Во всем Кундри'дж-Асане ей не нашлось бы равных.
Если он вообще увидит Кундри'дж. И все-таки он взял бы ее. Ради собственного удобства. Ради компании.
Зхиани выкупала его, целуя там, где ей хотелось, пощипывая его тут и там, но, когда в нем снова возникло желание и он потянулся к ней, она увернулась и очень грустно сказала: — Больше нельзя.
Одевая его, она прикасалась к нему уже не так бесстыдно, причем с явным неодобрением отнеслась к его намерению надеть штаны.
— Женские слабости, — пробормотала она. Однако помогла Хирелу влезть в штанины, показавшиеся ему уютными, как собственная кожа, с игривым удовольствием застегнула гульфик и щелкнула тяжелой плоской застежкой на ремне. Затем она накинула на его плечи расшитый плащ, распахнув его так, чтобы было видно, как ее первый золотой подарок сияет на груди юноши. Наконец, она принесла высокие мягкие сапоги, которые стали в ее глазах некоторым извинением его непростительной склонности носить штаны. Точеные стройные ноги высоко ценились в краю этих великанов с могучими телами. Ступни Хирела были узкими, изящными и почти не загрубели. А шрамы, которые появились на его теле во время скитаний и уже стали бледнеть, восхитили Зхиани почти так же, как золотое сияние его волос.
Когда она закончила, Хирел снова стал выглядеть как принц, даже с коротко подстриженными волосами. Он прочел это в глазах девушки. Ласковыми прикосновениями она нанесла королевское золото на его веки; ее палец пробежал по изгибу его щеки, молчаливо, но весьма красноречиво предлагая цвета: золотой, алый, зеленый. Он чуть не уступил ей, но в нем еще оставалась крупица здравого смысла. — Нет, — непреклонно сказал он. — Хватит. Зхиани со вздохом удалилась, откинув полог своей палатки. Остальные ждали. Девять разрисованных шумных великанов в килтах держали в поводу своих огромных сенелей. Сареван стоял среди прочих, тоже покрытый узорами и в килте, как любой щеголь зхил'ари, с волосами, заплетенными в косы, две из которых обрамляли его лицо, а третья спускалась ему на спину. Возле него яростно мотал головой демон с огненной гривой.
Сареван повернулся к Хирелу. Его лицо, размалеванное дикарскими белыми и желтыми узорами, было воплощением ужаса, бороду украшали золотые нити. Но его надменность оставалась прежней, а улыбка — все такой же ослепительной. — Ты не слишком торопишься, львенок. — Меня задержали. — Хирел огляделся. — Мне тоже позволено ехать верхом? Или меня свяжут и взвалят на спину вьючного животного?
— Ты поедешь верхом, — сказал Сареван. Он взмахнул рукой, и один из юношей вывел вперед полосатую как тигр кобылу. Она оказалась не такой высокой, как остальные, хотя все-таки крупнее пони, и не отличалась особой красотой. Если бы такая появилась в конюшнях Хирела в Кундри'дже, он бы страшно разозлился. Однако двигалась она проворно, а ее глаза на узкой голове дерзко блестели, и, когда Хирел взял в руки поводья, она фыркнула, взбрыкнула и попыталась укусить его. Он рассмеялся. Ему всегда нравились норовистые сенели.
Он вскочил в необычно высокое седло с подстилкой из овчины, увешанное ремнями, кольцами и сумками. А подо всем этим находилась слегка пританцовывающая кобыла, которая еще не оставила намерения испытать его, и Хирелу ничего больше не оставалось, как ехать. Остриженный, плененный и трижды преданный, он все-таки должен был вернуться домой.
Остальные тоже садились на сенелей. Пока Хирел устраивался в седле, появился Аэхуран вместе со Зхиани. Она наблюдала, как ее отец разговаривает с Сареваном. Хирел направил к ним свою кобылу. Сареван закончил беседу и с легкостью вспрыгнул в седло, не слишком заботясь о своем раненом плече. Азхуран приветствовал Хирела: — Доброе утро, маленький жеребец. Хирел наклонил голову.
