Десятки игл впились в тело демонессы. Тугие отростки подхватили ее, подняли высоко к небу и швырнули оземь; я видел, как пульсирующая энергия перетекает из девушки в короля койганов.
— Он обрел силу Преисподней! — воскликнул Асгхан. — Что-то питает зверя.
Я бы на его месте просто выругался.
Но минотавр был слишком хорошо воспитан.
Охотник поднял руку, и тяжелый перстень блеснул на его пальце. Асгхан отворил тонкую резную крышечку, и золотая пыль брызнула из магического кольца.
Тонкие капли астрала поднимались к ночному небу, словно ветер сорвал их с украшенных крыльев фейри; там, между алыми звездами и напоенной кровью землей, магический порошок слагался в древние руны.
— Carrа mariollum carigondis! — прошептал Асгхан.
Строчки магических заклинаний вскрикнули, налились тяжестью бытия и обратились в тяжелую цепь из заговоренного золота.
Тугими объятиями, она спеленала короля койганов и опрокинула наземь; Охотник рванулся к зверю, воздевая над головой двустороннюю секиру.
Казалось, смерть уже оставила над чудовищем ледяной росчерк. Скованный магической цепью, повелитель койганов не мог даже пошевелиться. Лезвие топора стремительно опускалось на шею Зверя, — но в этот момент койган поднялся вновь.
Тяжелые колдовские звенья вспыхнули, вновь обращаясь в рунические знаки. Они погрузились в тело чудовища, оставляя после себя рваные раны.
Пасти короля койганов распахнулись, изрыгая полное ненависти рычание. Когтистая лапа ударила Асгхана в грудь, отбросив его далеко в сторону.
Последним, отчаянным движением минотавр вонзил двуглавую секиру в живот чудовища; но тварь, казалось, даже не заметила этого.
Король обернулся ко мне.
Из моих рук вырвался сноп яркого света, обратившись в лезвие меча. Он устремился вперед, погружаясь в мохнатую грудь койгана.
Огромное тело дрогнуло.
На краткий миг показалось, что сейчас чудовище рухнет, пронзенное волшебным клинком. Однако тварь выстояла.
Меч стремительно гас, по мере того, как койган выпивал астральную мощь заклинания; чары, которыми мы пытались победить монстра, делали его только сильнее.
Мускулистая лапа Короля поднялась вновь, и торжествующий рык вырвался из его пастей. Из рукава на мою ладонь выкатился серый призрачный адамант; я бросил его вперед, и магический камень устремился к койгану, стремительно наливаясь изумрудным сиянием.
Он коснулся тухнущего меча, вошел в его рукоятку и вновь наполнил оружие магической силой.
Король зарычал снова, но в голосе твари больше не было торжества. Мохнатое тело содрогнулось, и старые раны начали стремительно открываться.
Гнилые трещины прочертили грудь Зверя, и он стал тяжело разваливаться на куски. Черная кровь выливалась из трепещущих ран; она растекалась по обугленной земле, и белые орхидеи плавали в ней.
25
В заброшенном особняке было пыльно.
На голом полу виднелись следы гоблинов и кривых лап койгана. А еще там стояло кресло — большое, широкое и невообразимо древнее — хотя, конечно, и не настолько, как человеческие пороки.
— Как тебе, Асгхан? — спросил я. — Кажется, ты любитель таких маленьких развлечений.
— А я думала, опять скажешь, что я, — усмехнулась Френки.
Она не спешила вернуть пистолет в кобуру, хотя он уже и не мог здесь понадобиться.
Деревянное ложе было украшено металлическими зажимами, тисками и острыми винтами, ввинчивающимися в тело жертвы.
— О, ты способна превратить в нечто подобное любую постель, — отозвался я. — И тебе не нужны помощники в виде кандалов.
Глаза Асгхана перестали безумно сверкать, но не было в них и прежней тупой рассеянности. Он снова пришел в себя — и я знал, что помогло ему вернуться в сознание столь быстро.
— Пыточный станок, — объяснил я. — Тот самый, что Мелькор Элронхил привез из Эарнедара. Гоблины забрали его, вместе с остальными сокровищами. За долгие века станок попал в семью Салмара Аларейна.
Я прислушался к тишине за окнами.
— Ложе заняло свое место в собрании реликвий, которые столетиями собирала династия Аларейнов. Но настал день, когда Салмару пришлось разбудить его.
— Станок дает власть над койганами, — сказала Френки.
Демонесса стояла перед пыточной кроватью, и ее тонкие пальцы пробегали по металлическим тискам.
— Вот что меня смущает, Асгхан, — негромко произнес я. — Мы не видели тела Феарора. Отец позаботился, чтобы труп кремировали. У нас были только два свидетеля — ты говорил, что тварь отложила яйца в парня, Салмар это отрицал. И знаешь, что? Я поверил ему.
В глазах минотавра мелькнуло беспокойство.
— Смерть сына сделала его слепым. Все скажут, что я был лучшим охотником. Я никого не мог убить по ошибке.
— Правильно, Асгхан. Ты сделал это специально.
— Какая ерунда, — резко произнес быкоглав. — Что бы я выиграл? Салмар Аларейн возненавидел меня, и пришлось бежать.
— Вот видишь, Френки, — я показал на него рукой. — Он признался. Не пришлось ломать ему руки, как ты предлагала.
— Признался в чем? — отступая назад, спросил Асгхан.
— В чем, приятель? Да во всем. Мне достаточно было только увидеть твою квартиру. Мягкие, роскошные вещи. Прохладный воздух с запахом хвои. Даже то, чем ты занимался. Играл роль сильного, крутого парня и истязал людей, которые просили об этом, и даже платили деньги. Пачка писем в углу шкафа — все, что осталось в твоей жизни от прошлого.
Охотник поднял голову, а плечи его снова опустились, как в тот момент, когда он был готов броситься на койгана.
Теперь Асгхан видел врага во мне.
— Ты хотел уехать сюда, а вовсе не бежал в изгнание. Все твои приятели говорят, какой ты утонченный. Любишь красивую поэзию — о природе и о любви. Но я не заметил у тебя ни одной книги о страданиях, об аскетизме или благородстве. Скучные темы, верно?..
Минотавр не ответил.
Он развернулся, и подошел озеру черной крови. Вынув из рукава шелковый мешок, начал бережно складывать в него орхидеи. То были души тех, кто погиб по вине койганов.
Теперь в Облачном храме их смогут воскресить, или вернуть в колесо сансары, — обычно люди выбирают последнее.
— К утру в городе не останется ни одного койгана, — я объехал поваленное дерево, и направил внедорожник к хайвею. — И королевский прокурор сможет закрыть это дело.
— Придется ему многое объяснять, — заметила Франсуаз.
— Он будет рад любому объяснению… Кстати, Френки, Гарда просила тебе кое-что передать.
— Что же?
— Тостер будет теперь стоять на ее половине кухни — там же, где соковыжималка.
