Жасс наклонился в седле:
— Грегори, вы собираетесь его помиловать?
— А вы выносили приговор, ожидая моей милости?
— Мы имели это в виду, ведь он спас вам жизнь, государь.
Я смотрел на помост. Грудь сдавило. Помощники палача принесли гроб и оставили его открытым. В сопровождении конвоя к помосту шел Эльсинер. Бриджи и сапоги составляли его одежду. Руки не были связаны. На голой груди висит крестик. Он шел легко и даже улыбался. Он нашел глазами меня и поклонился.
У ступеней помоста отец Гульд дал ему последнее отпущение грехов и протянул крест для поцелуя. Герольд зачитал приговор суда. Медленно скатал свиток в рулон. Множество взглядов скрестились на мне.
Но я молчал, и палач начал делать свое дело. Эльсинеру связали руки за спиной, потом поставили на колени. Я видел теперь его затылок, слава богам! Палач поднял меч. Посмотрел в мою сторону. Я быстро поднял руку и махнул перчаткой.
Блеск стали и чавкающий удар…
Обезглавленное тело повалилось на помост, заливая желтые свежие доски струей алой крови. Голова откатилась в сторону, гулко ударившись, словно кочан капусты, упавший у торговки с лотка.
— Государь!
Рука Жасса на моей. Вокруг пятна изумленных лиц.
— Я не мог помиловать убийцу, Жасс.
Ласково сказал я в лицо своего коннетабля. И подумал с печалью: А какие мысли у тебя в голове мой друг?
Оба сына барона Корки дали мне вассальную клятву. В их глазах я из врага превратился в справедливого государя, покаравшего убийцу их отца.
Вассалы баронов Корки получили свободу без всякого выкупа.
На следующий день, получив от города 100000 талеров, мы свернули лагерь и выступили дальше вдоль побережья в сторону графства Честшир.
Князь Фрусберг отплыл в Тевтонию за наемниками. Его полк возглавил подполковник Бойнебург. Капитана Макнилла с его ротой я оставил в городе.
Перед выходом из лагеря я произвел в рыцари Сэмюеля Фостера и Кайла Макнилла, последнего назначил лейтенантом своих телохранителей.
ВРАГ У ВОРОТЧестфильд расположен на побережье пролива в пятидесяти милях от Саггертона. Столица графства закрыла ворота перед нами. Мои люди начали сразу же готовить укрепленный лагерь, позиции для тяжелых мортир и для бомбард. Я вгрызался в земли южного королевства и ждал Руперта. Он теряет провинцию за провинцией. Он должен опять прийти ко мне.
Гонец от Габриель принес мне короткое письмо.
«Поздравляю с победой!
Граф Суттон разбит у Шелла совместными действиями твоих горцев и графа Морана.
Финней в битве не участвовал.
То что ты сделал — чудовищно! Но я тебе верю — это во благо!
Эскобар у меня в гостях. За него я благодарна тебе как никому на свете.
Береги себя и не ходи больше в атаку сам.»
На письме вместо подписи отпечаток губ — сухой поцелуй…
Я весь день разъезжал по лагерю и наблюдал за работами.
Повозки обоза были сцеплены в три квадрата, и три лагеря образовалось у стен Честфильда.
Горели костры. Варился обед — горская густая похлебка из муки и баранины, а также лонгширская похлебка из рыбы. На веревках сушилось белье.
Теперь в лагере много женщин. Не только шлюхи, но и жены лонгширцев нанявшихся в мои полки, торговки сьестным и элем, жены торговцев и новые жены моих горцев.
По артикулу, каждый воин имел право содержать в обозе одну женщину, и моим горским парням это понравилось. Здесь же не надо платить отцу женщины приличный куш. Сговорись с нею, если она одинока, и она твоя или под венец, дешево и сердито.
В Лонгфорде, потом в Саггертоне многие воины обзавелись подругами и, купив вскладчину повозку на двоих или троих, теперь шли в поход семейно. Отец Гульд сбился с ног, венчая всех желающих. Женщины смягчают нравы…
Но там где женщины — там и дети. Некоторые горожанки ушли с моим войском, взяв с собой детей, что завели еще раньше. Стайки малышни носились по лагерю, устраивая потасовки и воруя что под руку попадется.
Еще год похода и добрая половина дам будет на сносях. Эта картина заставила меня содрогнуться. Войну надо заканчивать быстрее, желательно до зимы.
Лето еще не началось, а я жду зимы. Жара меня измучила. Здесь на юге душно днем и холодно ночью. Это влияние моря.
Я вернулся в свою палатку посредине лагеря. Нижние края палатки приподняты, давая доступ свежему воздуху. Грета с помощью моего пажа Ричарда занималась изучением нашего языка.
— Я хочу жить в вашей стране и ходить все время с талисманом невозможно.
Мне понравился ход ее мыслей.
С помощью Греты я пытался освоить азы тевтонского языка, но пока выходило плохо.
За год Ричард вытянулся и похудел. Теперь он мало походил на своих сестер. Тихий, исполнительный и аккуратный, брат Адель и Бернадетты мне понравился. Он взялся помогать Греете учить язык без тени высокомерия и пренебрежения.
При моем появлении Ричард и Грета поднялись из‑за стола. Учебником им служила книга о рыцарских приключениях. Одного роста, юные, румяные, ясноглазые, словно брат и сестра, словно влюбленная пара…
«Черт возьми, а они прекрасная пара!» — мелькнула мысль. «Им обоим по шестнадцать, они легко сошлись друг с другом — поженить их и мечта Греты исполнится! А о чем мечтает Ричард? В его годы мечтают о девицах и подвигах, происхождение девиц юношей не интересует вовсе. Я легко могу узнать о чем о думает.»
Но мысль о заклятии истинной правды была мне сейчас неприятна. Пустить в ход заклятие, узнать о близких людях такое, чего не можешь ожидать…
Мне хватило Эльсинера! Лучше бы я ни о чем не знал!
— О чем мечтает мой паж?
Ричард вздрогнул и покраснел.
— О рыцарских золотых шпора или о юной деве?
Грета улыбнулась и чмокнула Ричарда в щеку.
Тот еще пуще побагровел.
— Принеси вина, Ричард, да похолоднее.
Благодарно взглянув на меня юный барон Соммерсби мгновенно ретировался.
Я обнял Грету и поцеловал в губы, так крепко и долго как смог.
— О, Грегори… у меня захватило дух…
— Тебе нравится Ричард?
— Он добрый и нежный, совсем как вы, только очень робкий!
«Добрый и нежный — это уже не про меня!»
Я сел на походный стул, и Грета стянула с меня сапоги.
Ночью честширцы произвели вылазку.
Меня разбудил лейтенант Кайл Макнилл.
— Государь, нападение врага из города! Они пошли на вылазку!
С помощью Греты я быстро оделся.
— Какой лагерь атакован?
— Правый, государь!
Я вышел из палатки. Ночью стало свежо и в одном камзоле было зябко.