«Фебрий, самый трусливый и коварный из моих верховных магов. Ты три раза пытался меня отравить, но сила Дриджны выжигала яд из моих жил. И если возмездие не обрушилось на твою голову, думаешь, мне ничего не известно о твоих гнусных замыслах? Думаешь, я не знаю твоей давней и самой страшной тайны — как ты сбежал от Дассема Ультора накануне решающей битвы, предав его и дело, которому служил? Однако пока ты мне нужен. Ты, словно живой магнит, притягиваешь новых моих предателей. Что медлишь? На колени, ублюдок!»
Вместе с мысленным приказом Фелисина послала волну силы, которая опрокинула Фебрия. Жалобно всхлипывая, верховный маг растянулся на мягком песке.
«А теперь ты, Леорик, единственный, кто представляет для меня загадку. Ты владеешь удивительным магическим искусством. Как здорово ты умеешь окружать себя непроницаемыми стенами. Мне неизвестны твои мысли. Я не знаю, насколько ты верен мне. Хотя ты и кажешься лишенным веры, я считаю тебя наиболее надежным из всех троих. Как и Леом, ты трезво смотришь на вещи. Каждое мое решение, каждое слово ты взвешиваешь на своих внутренних весах. Так что взвешивай меня и сейчас, верховный маг. И решай».
Леорик опустился на одно колено, склонив голову. Фелисина улыбнулась.
«Половинчатое повиновение. Очень трезвый жест, Леорик. Я восхищаюсь тобой».
Лицо верховного мага скрывалось под капюшоном, однако Фелисина увидела его ответную лукавую улыбку.
Речь возрожденной Шаик еще не была окончена. Фелисина вновь обратилась к покорной толпе.
— Дети мои! Мы должны выступить в поход. Но этого недостаточно. Мы должны возвестить о том, что выступаем в поход. Об этом должны узнать повсюду.
Фелисина — нет, возрожденная Шаик — воздела руки.
Над нею, вытягиваясь в столб, закружилась золотистая пыль. Столб рос, ширился. Наконец он устремился в небо и прорвал золотистую завесу. Впервые за многие месяцы над головами собравшихся открылся голубой небесный купол.
А золотистый столб рос, поднимаясь все выше и выше.
«Вихрь Дриджны — всего лишь знак. Знамя Дриджны, копье Откровения. Это знамя будет развеваться над всем Семиградием, и каждый, имеющий глаза, его увидит. Наконец-то война начинается. Моя война».
Фелисина запрокинула голову и прикрыла глаза. Магическим зрением она охватывала весь небосвод.
«А теперь, дорогая сестрица, ты начнешь пожинать плоды своих деяний».
Скрипач выстрелил. Огненные брызги расплескались по крысиному полчищу, заживо поджарив несколько десятков этих тварей.
Спутники сапера торопились укрыться от кошмара, устроенного Грилленом.
— Этот дивер украл немало могущественных жизней, — сказала Апсалара.
Маппо, из последних сил сдерживающий Икария, кивнул.
— Прежде он не показывал такой… прыти.
Прыти! Скрипач усмехнулся, мысленно повторив это слово. Когда они в тот раз набрели на Гриллена, крысы исчислялись сотнями. Теперь же пищащих тварей были тысячи. Нет, десятки тысяч. Один Клобук мог подсчитать точное их количество.
Геара старалась отыскать боковые проходы, чтобы обойти Гриллена и его кошмар стороной. Иного не оставалось. Спутники Скрипача послушно устремились за Гончей.
«Да, иного не остается… если только Икарий не утратит власть над собой… Боги, как он близок к этому!»
Сапер запустил руку в мешок. Его пальцы нащупали «шипучку». Вытаскивать снаряд он не стал, а вытащил еще одну «огневушку». Времени прикреплять ее к стреле не было (впрочем, не было и самих стрел). От крыс Скрипача отделяло не более полдюжины шагов. Пора! Он размахнулся и швырнул «огневушку».
«Не угодно ли жареной крысятинки?»
Крысы подминали под себя языки пламени и продолжали ползти вперед.
Сапер бросился бежать. Он едва не налетел на окровавленные челюсти Шана. Увернувшись в сторону, Скрипач повалился на корни, потом вскочил.
— Нужно бежать! — крикнул он своим оцепеневшим спутникам.
— Куда? — усталым, взрослым голосом спросил Крокус. И в самом деле — куда? Крысы заперли их в узком отрезке прохода, двигаясь с обеих сторон.
Четверо гончих бросились к дальнему концу, чтобы вступить в битву с крысами. Шан занял место Слепой, оказавшись совсем рядом с Икарием.
Случилось то, чего так опасался Маппо: Икарий утратил власть над собой. Он взревел от ярости и оттолкнул от себя трелля, Маппо не удержался на ногах и упал, звучно ударившись о корни.
— Всем лечь! — крикнул Скрипач.
Его рука, засунутая в мешок, крепко сжала последнюю «шипучку».
Гнев обуял Икария. Издав боевой клич, полуджагат выхватил свой меч. Корни ответили ему громким треском. Стальное небо стало ярко-красным. Во все стороны полетели брызги древесного сока. Азат почувствовал угрозу.
Шан попытался атаковать Икария, но был отброшен в сторону. Икарий просто отмахнулся от него. Все внимание обезумевшего полуджагата было направлено на крыс.
Не спуская глаз с Икария, Скрипач выхватил «шипучку» и швырнул в ползущую черную массу… Но это был не «морантский гостинец». Брошенная им морская раковина ударилась о корни и разлетелась вдребезги, будто стеклянная.
За спиной что-то громко хрустнуло. Скрипач не обернулся. Вскоре все звуки исчезли, поглощенные странным шепотом, доносящимся из осколков раковины.
«Подарок таноанского жреца!»
Шепот превратился в не менее странную песню.
Крысы, надвигавшиеся с обеих сторон, повернули назад, но отступать было некуда. Звук поглощал их. Он пожирал их мясо, оставляя лишь шкуру и кости. С каждой уничтоженной крысой звук становился все громче.
Тысячи крысиных глоток издали отчаянный писк — это Гриллен кричал от боли и ужаса. Но песня разбитой раковины поглотила и этот крик.
Скрипач плотно зажал уши. Песня продолжала звучать внутри. Голос, выводивший ее, принадлежал существу иной природы — бессмертной и более совершенной, нежели человеческая. Сапера скрючило. Его широко раскрытые глаза едва замечали происходящее вокруг.
Все спутники Скрипача тоже лежали на корнях. Гончие Тени дрожали, будто испуганные щенята. Маппо навис над бездыханным Икарием. Пальцы трелля сжимали костяную булаву. По его лбу текла кровь, огибая вырванные клочки рыжих волос. Наконец Маппо откинул булаву и зажал себе уши.
«Боги милосердные! Этот голос убьет не только крыс, но и всех нас. Остановись! Умолкни!»
Наверное, он сходил с ума. Скрипач ощущал это по своим глазам. Теперь они показывали ему лавину вспененной серой воды. Она текла по проходу, и стены не могли преградить ей путь. Скрипач видел то, что было внутри водной лавины, словно она превратилась в жидкое стекло. Чудовищные нагромождения обломков кораблей… камни, оплетенные водорослями… ржавые куски металла… кости, черепа, окованные бронзой сундуки, ломаные мачты и остатки такелажа… жуткая память о бесчисленных и давно исчезнувших государствах… лавина былых трагедий.
