тлеющих руинах, где лежал погребенный кейрсэлхейн. Сам кристалл горел алым в камне Сардора, несмотря на обломки и обвалившуюся каменную кладку, скрывающую его от любых чувств смертных, и когда Варнейтус заглянул в грамерхейн через плечо своего спутника, он почувствовал, как мощь кейрсэлхейна бьет в него, как волны тепла, даже через посредство заклинания прорицания.
- Хорошо, давайте...
Варнейтус так и не закончил фразу.
Это было все равно, что оказаться запертым в клетке с ударом молнии. В одно сокрушительное мгновение водопад прорвался сквозь обереги защищенной камеры, как будто эти грозные сооружения были паутиной в осеннюю бурю. Варнейтус закричал от боли, когда разрушающиеся чары ударили по волшебнику, который сам установил их. Это была всего лишь струйка, всего лишь крошечный фрагмент всей силы, которую он влил в них, гораздо меньше жестокого кулака дикой магии, который только что разорвал их на части, но этого было достаточно, чтобы сбить его с ног и с силой швырнуть в стену камеры. Его голова ударилась о камень, достаточно сильно, чтобы оглушить, и он соскользнул вниз, когда посреди его святилища появился седовласый мужчина с глазами пламени в поношенной коже сотойи.
Сардор вскочил со своего кресла, глаза его были дикими от шока и страха, но он был лордом-волшебником, и, несмотря на его полное удивление, он поднял руки. В них появилась палочка, замахнувшаяся, чтобы указать на привидение, но человек с огненными глазами просто потянулся к нему, сжал руку в кулак, окутанный нимбом дикой магии, и сделал разрывающее движение.
Сардор взвизгнул. Он поднялся на цыпочки, его тело выгнулось дугой, и что-то вылетело из него в этот сжатый кулак. Затем его глаза закатились, колени подогнулись, и он рухнул на каменный пол, как брошенная марионетка.
Варнейтус с трудом поднялся на ноги, уставившись на незваного гостя и пытаясь заставить свой ошеломленный разум функционировать.
Это было невозможно. Даже для Венсита из Рума это было просто невозможно. Он сам установил эти чары. Да, дикая магия могла разрушить их, но не без того, чтобы сначала их прощупать, взять пробы и проанализировать, узнать, кто их создал, как он их сплел. Во всяком случае, не задействовав достаточно энергии, чтобы уничтожить все живое в радиусе тысячи ярдов! Даже Венсит из Рума не смог бы проверить их достаточно тщательно, чтобы избежать этого без того, чтобы Варнейтус не почувствовал его в этом. И даже если бы это было возможно, эта комната даже не существовала до того, как Варнейтус создал ее, и никто, никто! - не мог просто телепортироваться в место, где он никогда раньше не был.
И все же тут стоял Венсит, и Варнейтус почувствовал, как его пробирает дрожь ужаса, когда он оказался лицом к лицу с последним белым волшебником во всем мире. Он потянулся в отчаянной надежде, что у него каким-то образом будет время активировать одно из своих собственных заклинаний телепортации, прежде чем Венсит уничтожит его, но его плечи опустились, когда он столкнулся с тонким сетчатым барьером, более сильным, чем даже его собственные обереги, окружающим то, что было его святая святых в тюрьме дикой магии.
- Итак, - сказал наконец Венсит мягким голосом. - Я с нетерпением ждал этого, Варнейтус из Контовара.
Варнейтус дернулся, хотя почему он должен был удивляться, особенно после всего остального, что только что произошло! - то, что Венсит знал его имя, в данный момент ускользало от него.
- Тогда, полагаю, я должен быть польщен, - услышал он свой голос, и Венсит улыбнулся. Это была холодная улыбка, и его глаза сверкнули колдовским огнем.
- Сначала профессиональная вежливость, если вы не против, - продолжил тот же голос, который звучал как его собственный.
- И что? - спросил Венсит с полным спокойствием и уверенностью, которые Варнейтус находил более страшными, чем любая угроза.
- Как? - Варнейтус махнул рукой в сторону зала вокруг них, и его холодная улыбка стала еще холоднее.
- Ты не единственный, кто знает, как создать кейрсэлхейн. Но ты был достаточно любезен, чтобы построить свою рабочую камеру поверх одной из моих.
Глаза Варнейтуса вспыхнули от шока. Затем он встряхнулся.
- Это невозможно, - категорически сказал он. - Я сам создал эту камеру. Никто другой, даже Сардор, не знал ее физического местоположения, и даже если бы ты нашел ее, никто не смог бы провести кейрсэлхейн внутрь ее оберегов так, чтобы я этого не почувствовал!
Он услышал оскорбленную профессиональную гордость в собственном голосе и понял, что тщеславие - глупая опора в такой момент, как этот. Но, в конце концов, профессиональная гордость была всем, что у него действительно осталось здесь, и он свирепо посмотрел на Венсита, осмеливаясь спорить даже с диким волшебником.
- Ты не слушал, - ответил Венсит. - Я ничего не получил "внутри твоей камеры". Мне не нужно было этого делать. Ты построил ее поверх моего кейрсэлхейна. Это ждало здесь более семисот лет, Варнейтус.
На этот раз глаза карнэйдосца не моргнули; они выпучились. Семьсот лет? Венсит похоронил здесь кейрсэлхейн семьсот лет назад? Это было... это было... - Я сказал, что с нетерпением ждал этого, - сказал Венсит. - Так уж получилось, что мне пришлось довольно долго с нетерпением ждать этого момента. И, говоря о времени, мне пора передать сообщение твоим коллегам в Трофроланте.
- Сообщение? - Варнейтус чувствовал себя попугаем, но, несмотря на это, он также почувствовал слабый трепет надежды. В конце концов, сообщение подразумевало посланника.
- Твой друг Малак доставит его для меня, - сказал Венсит, наблюдая, как надежда умирает в глазах Варнейтуса. - На самом деле, он будет частью послания.
- Что...что вы имеете в виду? - Варнейтус подумал обо всех изобретательных способах доставки искусно расчлененного тела волшебника и о том, как долго несчастный волшебник может оставаться в живых во время процесса расчленения, и содрогнулся. Возможно, в конце концов, ему повезет больше, чем Сардору.
- О, с ним все будет в порядке... физически, - ответил Венсит, все с той же ледяной улыбкой. - Но на этот раз ты и Совет перешли черту, Варнейтус. Есть некоторые вещи, которые я не потерплю, и Малак передаст это послание. И в качестве указания на то, что они должны отнестись к этому серьезно, я лишил его Дара.
Варнейтус с трудом сглотнул, хотя и предполагал, что не было причин, по которым еще одна невозможность должна беспокоить его после стольких других. Лишение волшебника способности владеть искусством было
