— Вот зря ты смеешься. Паника здесь была изрядная.
— Прости.
— Мама, я хочу вернуться в империю Тигвердов.
— Что? — опешила я.
— В Академии за мной сохранили место. И… понимаешь, мне там интереснее, чем здесь. Там — магия. Там — я могу стать кем-то. Сделать что-то значимое.
— Ты и здесь можешь, — растерялась я.
— Например, — презрительно фыркнул Паша.
— Выиграть Олимпийские игры по фехтованию на шпагах.
— Так одно другому не помеха.
— В каком смысле?
— Я договорился — мне позволят посещать тренировки в школе Олимпийского резерва. Здесь, у нас. По вечерам мне будут давать увольнительную. Исполняющий обязанность начальника Академии не против. Тяжеловато будет — зато не скучно. И с тобой будем видеться. А на выходные ты, как обычно, будешь нас с Рэмом забирать. Ну, если мы во что-нибудь не ввяжемся.
— Паша, ты понимаешь, что после Академии ты будешь военнообязанным. И попадешь в имперскую армию. Я не думаю, что милорд Верд или его величество будут тебя прикрывать или оставлять в столице для того, чтобы ты блистал на балах и парадах.
— Я и не хочу этого.
— А ты забыл, как, допустим, милорд Верд добился своего высокого положения? Ты забыл, что его называют имперским палачом? Ты знаешь, что у него убили мать — и он сорвался, залив провинцию кровью? И это скромно называется «нервным срывом»… Ты знаешь, что из боевой пятерки милорда Верда двое уже погибли!?
— Но это не обязательно случится со мной, — упрямо сжал губы Павел.
— Но я не готова к тому, чтобы отправлять своего сына в мясорубку во славу империи Тигвердов!
— А поместье получить ты готова?! От этой самой империи?
У меня в голове помутилось от этого хамского тона, от презрительно поджатых губ. От надменного аристократизма, который я ненавидела во всех проявлениях.
И я впала в такой ярый гнев, что у меня захолодел позвоночник, а в горле, наоборот, заклокотал огонь. Плохо понимая, что делаю, я черпанула силы в защитном браслете — мне показалось, что он протестующее пискнул — и распяла Пашку на потолке в позе морской звезды. Как это уже делал милорд Верд, когда наказывал их с Рэмом. Полюбовалась на дело рук своих, прошипела обалдевшему сыну:
— Никогда не смей разговаривать со мной в таком тоне.
И потеряла сознание.
Пришла в себя от того, что меня кто-то осторожно похлопывает по щекам.
— Миледи Вероника, — надо мной склонился целитель Ирвин. — Пришли в себя? Отлично… А сейчас аккуратненько так приподнимайтесь. Отлично. Пьем настоечку. Хорошая настоечка… Невкусная?
Я закивала.
— Зато полезная! А то я занимаюсь с мастером Феликсом, а мастер Рэм прибегает, говорит — вам нехорошо.
— Мам! Ты крута неимоверно! — раздался с потолка восторженный вопль Паши.
— Божечки! — схватилась за голову. — Я так надеялась, что мне все это померещилось…
— Ты что! — Паша на потолке лучился от гордости. — Это же классно! Ты, мать, маг!
— Чтоб хорошее…
— Это и есть самое лучшее! Смотри, Рэм, что мама творит!
— Это что ты творишь, — отвязался на него Рэм. — Матушку довел. Миледи Вероника, вы можете подняться?
— Наверное, могу, — я вопросительно посмотрела на целителя.
— Осторожненько только.
— Матушке! Гип-гип, ура!!!! — никак не мог угомониться Паша.
— Жаль, я тебе еще и звук выключать не умею, — проворчала я.
— Миледи, — обратился ко мне целитель. — Я, конечно, понимаю, что мастер Пауль заслужил наказание. Но, может быть, вы все-таки снимете его с потолка? Что-то мне подсказывает, что ваши уважаемые родители будут нервничать, увидев подобное.
— Ирвин, — я не знала, смеяться мне или плакать. — Дело в том, что я понятия не имею, как у меня это получилось. А уж тем более не знаю, как снять с потолка этого гаденыша…
Милорд Милфорд выглядел уставшим. Но это не помешало ему с детским любопытством и чистым незамутненным восторгом любоваться на морскую звезду в исполнении моего сына.
— Я думал, так развлекается только Рэ, — обратился он ко мне.
— Точно, — прокомментировал с потолка Паша. — Он так при маме делал.
— Он, правда, еще звук убирал, — недовольно поморщился начальник контрразведки. — А как это получилось?
— Я маму достал.
— Мастер Пауль, вы сейчас и меня достанете. И это будет гораздо хуже. Для вас. Я пока разговариваю с миледи Вероникой.
Честно говоря, я думала, что на такой пассаж мой сын разразится какой-нибудь гневной и протестующей речью на тему: «Свободу попугаям!». Однако Паша четко ответил:
— Моя вина, милорд. Приношу извинения.
— Итак, — обратился ко мне глава контрразведки. — Что вы почувствовали?
— Дикий гнев. У меня был тяжелый день, — расстроено проговорила я.
— Где вы взяли энергию?
— В браслете.
— А перстень где?
— Вернула.
— Простите, — тихо посочувствовал он.
— Ничего. Но я ума не приложу, что с этим потолочным украшением делать.
— Снимите, — достаточно безразлично пожал плечами милорд Милфорд.
Провозились мы около часа. Реально, мне было проще пригвоздить сына к потолку, чем понять, как я это сделала. Необходимо было обернуть заклинание вспять, но ничего не получалось. По мнению Милфорда, магия во мне отсутствовала как таковая.
— Ничего не понимаю! — приговаривал он. — Вот вы же как-то это сделали! И как-то создавали порталы! Только не в те места, куда надо… Что ж такое!!!
Потом выяснилось, что он тоже не может расколдовать Пауля. Я дергалась все больше и больше. Рэм предложил свою помощь. Вдвоем им удалось лишить наш дом потолочного украшения. Но я так и не поняла — как. Такое ощущение, что кто-то или что-то, вдоволь надо мной поглумившись, отменило заклинание как таковое. И Пашу очень аккуратно опустило на пол.
— Я буду рекомендовать его величеству закончить на этом наши занятия магией. Или предоставить вам другого учителя. Простите, Вероника, но я явно не справляюсь, — сказал мне напоследок начальник контрразведки.
— Рэм, пожалуйста…
— Миледи Вероника, — высокомерно посмотрел на меня наследник Реймского герцогства. — Я бы попросил вас не вмешиваться в мои отношения с матерью.
Это я попыталась уговорить его. Объяснить, что герцогине больше ничего не оставалось, как поступить так, как она поступила. И… Холод в голосе Рэма заставил меня поежится.
— А не звезданулся ли ты тупой башкой обо что-нибудь так с матерью разговаривать? — исподлобья взглянул на него Паша.
— Никто не смеет указывать мне… — природный аристократизм наследного герцога встретился с кулаком Паши.