Его рука – кисть и пальцы – были жестоко обожжены. Жуткая оплавившаяся кожа могла напугать кого угодно, но эльф лишь улыбнулся. Он присутствовал, когда Танкред Бремер сделал это, и догадывался, что периодически маркиз испытывает такую дикую боль, будто колдовской огонь раз за разом вновь и вновь нестерпимо обжигает успевшую слегка зажить кожу. Леди Софи помазала ему руки целебными мазями, и на время боль утихла… лишь до утра, и тогда ей пришлось повторить перевязку.
– Мы ведь оба знаем, что не это ваша причина. – Голос эльфа стал недобрым.
Маркиз знал свою истинную причину, по которой решил предать Танкреда, но никому не собирался ее выдавать, а уж тем более этой опасной и совершенно незнакомой личности. Лорд Луазар задумчиво глядел на воду и не сразу понял, что в ней что-то не так. Лишь спустя какое-то время до него дошло, что вся вода в озере была черного цвета. Не как смола, конечно, но как сумерки! Как черно-синие сумерки…
– Что вы сделали с озером? – Почему-то маркиз ни секунды не сомневался, что все это проделки эльфов.
– Знаете, маркиз, – Саэгран поднял голову, показалось светлое лицо, прекрасное и в то же время жестокое, глубокие зеленые глаза блеснули сталью, – Черный Лебедь живет лишь на черной воде.
– Я не знаю, что это должно значить, почтенный, но мне уже пора. Меня могут хватиться в замке… и еще… должен вас огорчить, господин Неллике, но в вашем стане – предатель.
– Да, я знаю. – Эльф кивнул, а на губах его расплылась ядовитая усмешка. – Его голову сегодня должны были передать вашему благородному родственнику.
– Нет, это не предатель. Я точно знаю…
Тут уж глаза саэграна загорелись. Он даже придвинулся вперед.
– Откуда вы знаете, лорд Луазар? Кто же подлинный изменник?
– Танкред сам сказал, что голова не его. Со мной он не поделился подробностями, но он обмолвился… там что-то было… – как же его?.. – что-то о певчих птичках, вроде бы, но вряд ли вам это поможет.
– Певчие Птицы? – Эльф вскочил на ноги. – Вы уверены?
– Да, кажется, именно так и сказал Танкред, когда увидел ваш подарок. Что ж, мне нужно возвращаться в Бренхолл. Я не смогу больше встречаться с вами лично – это слишком опасно. Как мы будем поддерживать связь?
Саэгран вытянул перед собой раскрытую руку. В тот же миг из ивовой кроны вылетела синяя птица и с легким щебетом, быстро-быстро махая крылышками, зависла в воздухе над его ладонью.
Маркиз кивнул, отдал собеседнику свиток и, повернув коня, поскакал в Бренхолл. Эльф задумчиво глядел ему вслед.
«Певчие Птицы»…
* * *
Танкред Огненный Змей подошел к большому древнему панно, занимавшему всю северную стену его кабинета. Помнится, еще с самого детства он часами стоял здесь, разглядывая ничего не говорящие ему имена, закончившиеся годы жизни и ставшие для его предков последней чертой годы смерти. Среди цветочного узора и вязи плюща можно было различить, словно некое свидетельство о причастности к какому-то преступлению, всех, кто имел какое бы то ни было отношение к их семейству. Для него, тогдашнего мальчишки, это было самым ценным сокровищем из всех – родовое дерево, где в самом низу (тогда) стояли имена младших детей рода: Джона и Олафа, а посередине его, Танкреда, имя. Полотно это было магическим, и оно всегда само себя писало: новые имена и даты появлялись на нем в случае рождения, смерти или брака. Помимо этого гобелен с годами рос, точно живой, удлиняясь, и сейчас, в шестьсот пятьдесят втором году от основания Гортена, нижним краем он уже лежал на три фута на паркетном полу. Здесь значились имена нынешних детей Бремеров.
Для Танкреда это панно было бо́льшим, нежели просто тканой настенной картиной: когда он разглядывал эти надписи и узоры, в его ушах явно звучали звон клинков, крики новорожденных и предсмертные хрипы. Несколько имен для него были здесь особенными: на одни он глядел дольше других, неизвестно зачем, даже для себя самого, пытаясь понять их обладателей, а другие вообще игнорировал, делая вид, что их там и нет вовсе. К последним можно было причислить имена покойного, но без даты смерти, Сэмюеля Бремера, отца Танкреда, и Роланда Бремера, Черного Рыцаря, единственного сына Огненного Змея. Хотя в случае с Роландом порой барон все же малодушно поглядывал на его имя: если появится дата смерти, то он первым узнает, что сын умер… но пока что мерзавец, где бы он ни был, дышал полной грудью и топтал землю, пусть заберут его вороны в Край-Откуда-Не-Возвращаются за измену отцовской воле.
На самом верху родового древа, под сводчатым потолком, ветвистой старописью было выведено: «Древний и славный род Бремеров». Барон усмехнулся – славный, как же! Каждое из поколений древнего рода совершало такие поступки, что любой благородный и честный человек, имея таких предков, бросился бы на собственный меч от стыда. О нет, он не был честным – он был одним из них. Одним из десятков имен, принесших замку Бренхолл и городу Теалу славу дикого оскалившегося волка, которого невозможно укротить, невозможно приручить, подавая кости с господского стола, как невозможно и заставить лизать руки властителя.
Танкред провел тонким длинным пальцем по наполовину истершемуся имени в самом центре родового древа: «Эрик Бремер, Василиск». Достопочтенный прадед, заставивший тогдашнего короля, Инстрельда II, позволить роду Бремеров перестроить этот самый замок, несмотря на монаршую нездоровую боязнь мятежей и больших крепостей в окраинных провинциях. Ты ведь не будешь спорить, старик, что тебе просто повезло? Или совсем наоборот – не повезло, это уж как смотреть.
Огненный Змей отошел от панно, сел в кресло и вновь взялся за книгу, старую и написанную замысловатым языком. Легенды его рода… Раньше он никогда не прикасался к этой, в его понимании, бесполезной и отнимающей драгоценное время трухе веков, ведь, по его разумению, все, что скрывалось под темно-красной кожаной обложкой с изображением змея, кусающего себя за хвост, было не более чем надуманными и не имеющими ничего общего с реальностью сказками. Сегодня же, еще с самого утра, он, не отвлекаясь, проштудировал ее страницу за страницей, теряясь в мрачных гравюрах, полных скрытых подтекстов и символизма, вязи украшений текста, в которых были зашифрованы какие-то даты и места, геральдических художествах заглавных букв и, что самое мучительное, в неразборчивом кривом почерке.
Перечитав в очередной раз наиболее заинтересовавший его отрывок и кивнув своим мыслям, Танкред вырвал страничку, с которой только что ознакомился, и, сложив ее несколько раз, поднес бумагу к свече. Спустя мгновения в руке Огненного Змея осталась лишь горстка пепла. Даже не подумав обжечься, глава рода Бремеров перетер пепел меж ладоней и развеял его…
