После двух лет в статусе парня и девушки, Игорь созрел познакомить меня с родителями. Я волновалась до дрожи в коленках, и не напрасно. Его мама, помощник главного архитектора города, оказалась женщиной волевой, со сложившимся мнением о правильности и дозволенности. Я со всех сторон в эти рамки не укладывалась. Детдомовская сирота, без связей и положения не подходящая пара для любимого сына и плохой пример для младшей дочери. На протяжении всего ужина я игнорировала колкие замечания, держала глаза опущенными и кивала как заведенная. Отец Игоря старался сгладить ситуацию, постоянно переводя разговор на нейтральные темы, но получалось у него не очень, такую женщину как Виктория Николаевна с намеченной цели сдвинуть непросто. Она идет напролом.
Когда ситуация стала критической, а мои глаза заблестели от сдерживаемых слез, Игорь не выдержал. Осадил мать, чем немало удивил последнюю, судя по виду. Сказал, что он взрослый самостоятельный человек и вполне может разобраться в ситуации, а если она не согласна с его выбором, то это ее проблемы. Я, никогда не видевшая Игорька в гневе, хлопала глазами, что уж говорить о мамочке. Ей пришлось сдаться, и наши отношения перешли на новый уровень, официальный. Именно этот статус официальности мы и поехали отмечать.
Дров натаскали целую кучу, с расчетом на долгую ночь. Даже дрын приволокли, о который Наташка сломала три ногтя, за что обещала устроить мальчикам темную. Мангала у нас не было. Так что пришлось соорудить импровизированный из кирпичей. А этого добра полно вокруг. В конце концов — ни мы первые, ни мы последние.
Игорю, как шеф-повару, было доверено мясо. Он у нас главный поджигатель и потому всегда у костра. Остальные быстренько настругали салаты, хлеб, вскрыли консервы и принялись за дегустацию «Балтики тройки», которую парни заблаговременно опустили в воду, дабы пиво не согрелось. Вечер начался.
Далеко за полночь, когда со стола все подчистили, огонь принялся за последнюю партию дров, а Наташа с Толиком уединились в палатке, Игорек пригласил меня прогуляться. Мы шли вдоль берега, держась за руки. Я куталась в олимпийку, спасаясь от ночной прохлады, а мой спутник, задумавшись, молчал, пока я не выдержала.
— О чем размышляешь?
— Лина, я… — Он обнял меня за плечи и притянул к себе. Его дыхание обожгло мне щеку. — Я…, выходи за меня.
Это был самый счастливый момент в моей жизни.
* * *
— Ей, мечтательница! — Совершенно другой голос вернул меня в настоящее. — Хватит спать, ужин готов.
— Вот и отлично. — Я поднялась, отряхнула одежду, прогоняя отголоски воспоминаний.
— О чем задумалась?
— Да так, — отмахнулась я и пригрозила. — Любопытство до добра не доведет.
— Боюсь, боюсь! — Коля сделал вид, что закрывается руками. — Не хочешь, не рассказывай.
Мы вернулись в дом. Пока я витала в облаках, он накрыл на стол, распределил мясо с гарниром по тарелкам, заварил чай. Мне стало неудобно.
— Прости, — начала оправдываться я.
— Да, ладно. — Коля махнул рукой. — Ешь. — Уселся за стол. — Все мы придаемся воспоминаниям. Иногда плохим, иногда хорошим. От этого никуда не денешься. Мне показалось, что твои были приятными, поэтому решил не мешать.
— Спасибо.
Я, правда, была благодарна. Уже давно не думала об Игоре без злости и сожаления. Последние годы омрачили все то, светлое и доброе, что было между нами, а это неправильно. Сегодня я впервые после развода думала о нем без горечи. Возможно потому, что теперь знаю больше, и воспринимаю все иначе в свете изменившихся обстоятельств моей жизни. В связи с переоценкой ценностей произошедшей в последнее время, открытием новых возможностей, мои взгляды изменились.
— Брось, — отмахнулся Николай.
— Все равно, спасибо. — Я обняла его, благодаря тем самым за поддержку, понимание: ужин на столе, за то что он рядом.
Прошло больше недели с тех пор как мы поселились в сторожке. Нас никто не беспокоил. От Саши вестей не было. Николай уговаривал меня не волноваться. Напрасно. Чувство тревоги неотступно следовало по пятам, заставляя вглядываться вдаль и вздрагивать от малейшего шороха. Я становилась все более нервной и раздражительной, огрызалась по поводу и без. Неестественное для меня состояние. И это злило, также как и то, что время, проведенное на острове и в сельском доме, сделало меня зависимой от присутствия Саши, от его прикосновений, нежных поцелуев по утрам, тепла его рук на моей коже. Я была влюблена по уши и, как шестнадцатилетний подросток встретивший первую любовь, сгорала от нетерпения новой встречи.
По ночам меня преследовали кошмары. Подслушанный разговор не прошел даром. Правильно говорят: любопытство сгубило кошку. Вот и мне оно вышло боком. Лейтмотив один и тот же из ночи в ночь, я билась, привязанная к жертвенному алтарю, а надо мной нависали люди в черных одеждах, с лицами скрытыми под масками, и только глаза светились сквозь прорези. Просыпалась с жутким чувством загнанного в ловушку зверя, колотящимся сердцем и застывшим криком на губах.
Ежедневно Николай оставлял меня одну на несколько часов. Уходил на разведку и за пропитанием. В последнем большой необходимости не было, провизии, хранящейся в доме, нам вдвоем хватило бы еще на месяц, но Коля считал неправильным истратить все припасы, ведь после нас сюда могут нагрянуть действительно нуждающиеся. Поэтому изо дня в день он приносил какую-либо дичь, и мы готовили ее на костре, посиделки перед которым неизменно приносили долю умиротворения в мое состояние.
От безделья я занялась садоводством. Благо исходного материала было предостаточно. Коля помог мне разбить огород, сделал грядки, а также приносил из своих походов семена. Я же тренировалась в выращивании и экспериментировала, припомнив свое давнишнее недоумение. Но Саша оказался прав. Фасоль оставалась фасолью при любом раскладе. Сколько бы я сил не прилагала, структура боба не менялась. Я могла сделать ее белой, коричневой, двуцветной, но она оставалась фасолью. Николая такие попытки забавляли, но он не вмешивался.
На то, чтобы мое творчество принесло плоды, понадобилось четыре дня, а через неделю у нас под окнами благоухали цветы, названия которых я не знала, расползались вьюны гороха и винограда, зеленели кусты ежевики, отводки которой Коля нарезал в лесу, прорастали семена мяты и укропа, отобранные мною из травяных смесей. Именно среди саженцев я проводила большую часть дня. Полола, подвязывала, окучивала, все как полагается, и гордилась успехами.
Эта незатейливая работа доставляла мне истинное удовольствие, но и выматывала изрядно. К концу дня я чувствовала себя опустошенной и стремилась к этому, надеясь таким образом добиться полноценного сна-усталости — без сновидений. Еще обратила внимание, что последние несколько дней меня мутит от аромата цветов так, что голова кружится, но ликвидировать их рука не поднималась. Поэтому я мучилась, отпивалась мятным настоем, благо запас неограничен. Николай, заметивший мою излишнюю бледность, настаивал на отдыхе, но я не поддавалась. Сидеть сложа руки, не хотелось, начинают мысли всякие одолевать, и не всегда приятные.
