Шпарин смотрел на еле различимое в полумраке лицо Миазмова и напряженно думал.
— Вспомнил! — воскликнул Шпарин, выпрямляясь и больно стукаясь головой о крышку стола. — О-ё… Вспомнил, где тебя видел. ДК турбинного завода. Три года назад. Меня туда случайно затащила одна подруга, любительница этих дел. «Эфир Миазмов. Практическая магия, телекинез и другие паранормальные явления». Даже афишу вспомнил. Так значит это ты…
— Хорошая память. Хорошие были времена, — Миазмов взгрустнул. — Эфир Миазмов мой сценический псевдоним. В нашем мире меня звали Сергей Николаевич Маралов. Что чернявый и кучерявый — в роду цыгане были.
— А как здесь оказался? Как тебя взяли?
— Опять же идиотский случай. Из-за той проклятой рыбалки. Поехали с другом в мою деревню. Проехали пару кварталов и тут вспомнили о забытых снастях в гараже. Пришлось возвращаться. Вот и не верь после этого приметам.
— Как деревня называется? — быстро спросил Шпарин.
— Тростянка. Большое село. Семьдесят дворов.
— Знаю, — сказал Шпарин. — Это недалеко от меня. Километрах в тридцати. У меня в Авдеевском небольшой домик. Дед с бабулей жили. Я к ним пацаном на каникулы ездил. Похоронил прошлым летом. Померли друг за другом… в течении месяца…
— Ехали на моей машине, за рулём приятель, Я, после поддачи на дне рождения другого приятеля, дремал на пассажирском сиденье. Он меня растолкал. Попали в полосу странного рыжего тумана. Вижу необычную дорожную разметку, красные, жёлтые, белые полосы. Приятель — бывший автогонщик, любитель давить на «газ». Еле вписался в поворот и мы тут же врезались в шлагбаум. Вылетел через лобовое стекло, смог даже в горячке встать на ноги, посмотреть на машину. Машина в хлам, шлагбаум дугой, потом потерял сознание.
— Запомнил ещё что-нибудь?
— Видел мельком какой-то щит, строения возле шлагбаума, кажется танки.
— Охранный пункт N 6. Был я там. А приятель?
— Больше не встречались. Погиб, наверно. Непристегнуты были. Повезло, что жив остался, а может и зря остался. Часто об этом думаю. Ну, а ты, твоя жизнь?..
— Конспективно… Отца не помню. Матушка рано умерла. Армия, военное училище, горячие точки. После ранения комиссовали. Поездил по стране: грузчик, верхолаз, продавец, таксист, докер, монтажник, журналист… Нигде не осел, вернулся домой. Работаю…
— Работал, — сказал Миазмов.
— Работал… — с надрывом сказал Шпарин. — В «Городских Историях». Книжки пишу…
— В «Городских…»? Еженедельник?.. Подожди… — Маралов прищурился.
— Колонка «Мужчина и женщина. Современные вызовы».
— Развлекательно. Читал я твои книжки и эти твои… опусы, читал. Развлекательно, но претенциозно. И сексу много. Ты — сексист.
— Эссеист.
— Как писателем заделался?
— Заделался?.. — Шпарин усмехнулся. — Сложный вопрос.
Они помолчали, прислушиваясь к тишине.
— Часто такое? — спросил Шпарин.
— Чудес хватает.
— Я заметил. Вылазим?
— Кажется, прекратилось, — сказал Миазмов. — Но лучше подождать. Была попытка вернуться домой. Первая и последняя. Закончилась недельным карцером и каждодневным битьём. Никакие способности не помогли. В живых оставили и на том спасибо.
Экстрасенс ухмыльнулся в полутьме подстолья.
— Хочешь услышать, как я наивный собрался уехать домой? Только не смейся.
— Хочу, — сказал Шпарин, с трудом выбирась из-под стола. Миазмов последовал за ним. — Все тело затекло. Вторые сутки лупят, связывают, развязывают, связывают, развязывают, что-то вкалывают, допрашивают. Устал, меры нет. Давай, говори…
— Выбрал я автомобильчик, по-моему мнению, самый скоростной на Базе и угнал. Выбил ворота на КПП…
— В чем идея заключалась? — спросил Шпарин, разминаясь и кашляя. В воздухе всё ещё стояла густая пыль.
— Добраться на предельной скорости до места, где клубился тот рыжий туман. Была надежда…
— Взлететь? — раздраженно спросил Шпарин. — Какая чушь!
— … пересекая полосу тумана, попасть обратно на свою дорогу.
— Хочешь скажу, чем закончился твой побег? — Шпарин приблизился к плите, накрывшей Древаку. — Никакого тумана. Никакой обратной дороги. Тебя догнали, прострелили колеса, вытащили из машины, набили морду и увезли на Базу. Дальше я знаю.
— Примерно так, — согласился Миазмов. — Только по колёсам не стреляли. Бесполезно. Колеса литые, из особого материала, можно сказать вечные.
— Ничего вечного не бывает.
Шпарин нагнулся, пытаясь заглянуть под плиту.
— Вот это номер, не хуже твоих фокусов. Их тут нет. Пропали, исчезли, растворились.
— Значит светопреставление не закончилось, продолжение следует, — пробормотал, ёжась, Миазмов.
— Давай выбираться. Составим уцелевшую мебель и вперед, наверх, через этот пролом, — предложил Шпарин, не слушая экстрасенса.
— Не получится. Мы под землей. Пятый подземный этаж. Наверняка лестница завалена, лифт поврежден и на всех этажах то же самое, а на поверхности вместо здания куча обломков. Не выбраться.
— Тогда спать. Может раскопают. Перед сном поболтаем. Есть у меня наболевшие вопросы. Но жрать хочется больше, чем спать. Вот ведь, как человек устроен, вместо того, чтобы молиться о спасении души, он думает о том, как бы набить брюхо. Может я один такой?
— Не один, — утешил Миазмов. — Но сомневаюсь, что раскопают.
— Что так?
— Я просто знаю.
— Не нагнетай. Давай устраиваться. Подвинем пару столов, к этому, под которым сидели, там и заляжем. Хорошо бы найти чем укрыться. Пойду посмотрю.
Шпарин стал обходить помещение.
— Ба-ба-ба… Тут, что-то есть. Иди сюда.
На другом конце лаборатории, в стене, пробивалась узкая полоска света.
— Дверь, — сказал Шпарин. — Если бы не катаклизм, я бы её не заметил. «Катаклизм» переводится с греческого, как потоп, но мы же не греки. Что за ней? Не терпится узнать.
Шпарин навалился на перекошенную дверь и вместе с ней упал на пол небольшой комнаты.
— Тайная пещера профессора. Полностью меблированная, правда в несколько разобранном виде. Диван, два кресла и столик сохранился. Ай да страстный приматолог! Надеюсь опыты с мартышками он проводил не на этом диване.
— В спецкресле он проводил.
— А это, что за штуковина? — Шпарин открыл лежащий на боку приличных размеров светло-коричневый ящик. — Холодильник? А я думал, что у них ничего такого не водится.
— Водится. И телевизоры водятся, и телефоны, и компьютеры. Много чего водится, о чем мы даже и понятия не имеем.
— Мобильников у них нет, — Шпарин рассматривал внутренности холодильника.
