– Гм… да… твою мать, – отреагировала Мамка. – Где понятые? Вечно не по делу болтаются. Я через минутку.
Потом мы долго пересчитывали количество купюр в каждой пачке. Затем переписывали номера каждой купюры. Зачем? Да кто его знает. На всякий случай. В конце концов, в таких райончиках не каждый день находят восемьсот (восемьсот!!!) тысяч баксов в новеньком чемоданчике задрыпанного участкового врача. Такая перепись – занятие муторное, но всему приходит конец. В общем, мы провозились с этим чемоданчиком больше, чем с его покойным владельцем и когда вернулись в город, наступил вечер.
Поэтому, оставив чемоданчик в "камере хранения вещдоков" (и у нас – обычная комната без окон), мы устроились поужинать в нашем кафе. Наше – это впритык к прокуратуре. Под одной почти крышей. А за крышу, сами понимаете. Нет, мы всегда расплачивались по счёту. Но в сами счета старались не вникать. Чтобы не дразнить совесть. Да и вообще, юристы в математике – так себе. Ан масс, как любил говорить профессор Выбегайло.
Труп не испортил аппетита и мы заказали неплохой ужин. В ожидании мелкими глоточками потягивали красное вино, настраиваясь на объяснение.
– Ну? – начала Мамка.
– Мм-да. Хорошее винцо, – уклонился пока что я.
– Сколько? Двести?
– А-а-а. Да нет.
– А сколько?
– Да ничего.
– Ты что… всерьёз?
– Вполне.
– Ты что, не понял тогда, когда я за понятыми…
– Нет. Не подумал даже…тогда.
– А когда подумал?
– Вот сейчас, когда Вы спросили: " Сколько?". Да и то…
– Виталий… да ты… ты…, – она вскочила из-за столика. Поднялся и я. Не могу сидеть, когда рядом стоит, а тем более – вскакивает женщина. И тем более – когда к столику подходят незнакомые мордовороты.
– Зоя Сергеевна, Виталий Леонидович, пройдёмте.
– Это ещё что за…, – выругалась всё ёщё кипящая Мамка.
Не обидевшись они показали удостоверения. Очень серьёзные удостоверения.
– А ваш портфельчик я вам помогу поднести, – подсуетился один из здоровяков насчёт моего дипломата.
– Нет!
– Ну, как угодно, как угодно. Всё фиксируется. Поэтому, вот так, – он защёлкнул наручники на моей руке и моём портфеле. Чтобы не сбыл компру? Но какая там компра?
Прояснилось всё в районной конторе этих ребят с чистыми руками, горячим…, ну, вы поняли. Несчастный, симпатизировавший Мамке начальник, подтвердил полномочия столичных ребятушек, после чего они зазвали понятых и ринулись к моему дипломату.
Постояли, пережёвывая разочарование, затем приступили к личному обыску. Пауза. В машину. И дорога в областной центр.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Молчать, бля!
– Думаю, это продолжение нашего разговора.
– И тебе молчать бля!
– Слушай меня, морда. Если ещё раз оскорбишь женщину, я тебя… задушу, понял?
Выслежу и задушу!
Испугался? Не знаю. Но замолчал.
В областном управлении мы, естественно потребовали санкции прокурора. И убедились, что она есть. И кого? ТТ!
– Вот где действительно, "бля"! – прокомментировала Мамка.
Затем нас развели по кабинетам. Следак был гадким. Нет, это не личное – на самом деле. Этакое уродище, как-то пробившееся в органы, а потом сюда – на вторую ступеньку карьеры. Самодовольное чмо. Вон, уже раздувается от властности. Типа:
" Вот щас я тебя, лощеного, и уделаю".
– Ты обвиняешься…
– Вы!
– Что?
– На Вы всё же придётся.
– Да я… – начал, было, следак, вставая из-за стола и приближая ко мне свои глаза. Ого! Гипнотический взгляд? Поиграемся!
Через минуту он сел. Подумал. Нервно постучал пальцами по пустому протоколу допроса подозреваемого.
– Хорошо, – неопределённо выдавил урод.
– В чём я обвиняюсь и где мой адвокат? Для первой юридической консультации.
– Хорошо! – вновь выдавил мой визави. Видимо, он нажал какую – то скрытую кнопку и в кабинет ввалились три мордоворота.
– Увести!
А потом, когда меня скручивали и надевали наручники, следователь, отвернувшись, вдруг завизжал, разбрызгивая слюну.
– Ты пожалеешь! Ох, как ты ещё пожалеешь! Ботинки мне лизать будешь! Руки целовать.
– Извращенец какой-то. Он у вас не гомик?
Нет, к методам физического воздействия я готовился, но не сейчас, не в кабинете же! Поэтому удар парализовал дыхание. Быть " чертовски сильным" не получилось. В камеру меня заволокли, бросили на холодный пол, и уже здесь продолжили. Я ещё успел подумать, что всё это очень странно – вот так избивать подозреваемого.
Ведь на арест – в суд.
Оказалось, что об этом думают и без нас. По лицу не били. А синяки, с точки зрения судьи – ну мало ли откуда. Уже с ними и поступил – документ есть. И вообще, ссылки на избиение уже оскомину набили. Наглое враньё, которое и слушать тошно. Уже бы что новое придумали. А вообще подозреваюсь я в присвоении ни много, ни мало 200 000 евро из того самого чемодана. Почему именно этой суммы? Доказано, что был там миллиончик. Да, да, конечно. В присутствии понятых всё пересчитано и переписано. Все 800 тысяч. А две сотни умыкнули, когда товарищ Лузгина за понятыми ходила?
Таак. "Товарищ" Лузгина. Значит, с Мамки что, подозрения сняты? И то хлеб. Но мне пока от этого не легче. Арест – таки.
– Но откуда эта сумма? Почему? Откуда у него вообще миллион?
– Правильно! А откуда восемьсот тысяч? Не подумали?
– Да как-то… Всё больше считали.
– В общем, миллион был положен в этот портфель за гм… некоторое время до вашего приезда. Оперативный эксперимент, так сказать.
– Кто санкционировал?
– Да ваш Тарас Тарасович и санкционировал.
– Но основания?
– Оперативная разработочка. Был лёгкий стук, что берёте потихоньку. Не гнушаетесь. Да и по крупному тоже.
– Какой…
Гадёныш, ехидно улыбаясь дал мне высказать всё, что я думал о таком стуке и о стукачах.
– Не моя компетенция. Придёт пора – спросят по делу. А я так, из любопытства: бусы на меньше потянули?
Это был ещё тот удар. Кто? Если только кто видел? Ерунда, комната без окон.
Видеонаблюдение? Глупо. Никто тогда этому значения не придавал. Ну? Бычёк? Но зачем? Кто, кто ещё знал о бусах? Нет… о том, что были бусы – вся оперативно – следственная бригада. А вот о подмене…
– Ну что? Будем колоться? Как юрист – юристу скажу, возврат такой суммы… нет, не сенсация, конечно, но зачтётся. И не только на суде. И потом…
– Буду давать показания только с адвокатом. Кстати, хотел бы, чтобы об аресте известили и моего отца.
– Непременно. А адвоката – сейчас устроим.
Ну, "карманный адвокат" мало чем мог помочь. Только и зафиксировать, что своей вины я не признал. Слизняк. Наш Деляга – и то посимпатичнее. На моём теперешнем месте, конечно. А потом очные ставки с понятыми. На кой они? В чём противоречия?
