Глава 7
С утра я вновь заглянул в прокуратуру. По поводу воскресения ребятам пообещали поработать до обеда. Потом – выезд в какой-то профилакторий. Но это уже без меня.
– Твои документы. Приказ об отчислении из группы, отмеченная командировка. Едешь назад. Сиди там тихо, не возбухай. Твой Бычёк найдёт варианты. И всё же очень жаль… Слушай, у тебя ещё шанс. Прямо сейчас! Ко мне. Ну! Да или нет! До трёх!
Раз!
– Нет!
– Жаль. Ну да ладно. Зайди ещё к прокурору. Что – то там по поводу твоей новой знакомой. Бывай.
Здешний прокурор, насколько я помню Николай Иванович совсем не был похож на нашего ТТ. Маленький, рано начавший лысеть, чуть полноватый, но подвижный.
Острый взгляд и какая-то постоянно проскальзывающая многозначительная улыбка.
Типа
" Знаем- знаем".
– Виталий Леонидович, тут у нас какая-то чертовщина. Может, поможете? В больницу поступила девушка с тяжёлым нервным расстройством. Одноклассница погибших.
Тамара. Ну, вы её знаете. Вас видели вместе. Где? Да вы курите, курите, – увидел мои сигареты Николай Иванович. Трубку-то я держал на случай спокойных и вдумчивых размышлений.
– Так вот, её здорово напугали. Со слов родителей – вчера поздно вечером. По всей вероятности – её одноклассник с компанией. Компания ещё та. Правда, до этого – мелкая пакость. Хотя, о наркоте некоторый стук был.
– А что они говорят?
– Да вот, ничего не говорят. Все трое.
– Трое?
– Ну да. Все в больнице. И знаете, у них что-то странное. Какое-то тяжёлое кожное заболевание. Какая-то быстро прогрессирующая проказа. И молчат, молчат о вчерашнем вечере. Может, свет прольёте?
– А что родители-то говорят?
– Что вы были в гостях. Ещё, что играли на пианино. Затем ушли. Нет- нет, без дочери. Та сама, потом, попозже выходила. Не к вам? Нет? Тааак. Виталий Леонидович, как коллега коллеге – рассказывайте. Криминала пока никакого не вижу.
Но вот зараза эта… Кстати, и отец Тамары слёг. Нет, врать не буду, не с этой проказой. Что – то другое. Что – то с глазами. Точнее, что-то с… Ну, глаз-то нет. В курсе наверное, что случилось? Нет? Ну, не об этом речь. Речь вот о чём.
Да нет, у девушки никаких таких симптомов. Вы не перебивайте, пожалуйста.
Повторяю – речь о том, чтобы понять, откуда у пацанов эта болезнь, где они её подцепили и не заразна ли она. Не знаете? Хорошо. Считаете – по заслугам? А если эта мерзость заразная? Врачи? Они даже не могут определить, что это. А если это утечка? Наш город и район, сами знаете, как нашпигован. Что тогда? Знаете, ведь я вас и задержать могу. В качестве подозреваемого. В чём? Поверьте, опыт есть.
Ну, к примеру, в покушении на изнасилование. Вон, царапины какие – явно женскими коготками, а? Да, потом всё разъяснится. И выпущу, и извинюсь и компенсацию из своего кармана выплачу. Но пока суть да дело, узнаю, что произошло. И главное- где. Их не трогать? Да ради Бога, я – человек неблагодарный.
Я затушил сигарету, начал набивать трубку. Прокурор понял, приготовился слушать.
– Всё произошло в парке. Там, в дальнем конце, возле самого леса.
– Знаю то место. Уже колючей проволокой думал огородить. вечно истории какие-то.
Ну и?
– Навалились откуда-то. Отвадить, наверное, хотели. нож к горлу. Вот – я показал порез. – А потом Тамара прибежала. Ну, внимание отвлекла, а я вырвался. Потом её домой… хотел проводить, а она, вот шахнула по фэйсу и убежала… А когда я вернулся, тех пацанов уже не было. Только… Знаете, там на скамейке какая-то эээ дрянь, какая- то пена зелёная оставалась. Вонючая такая. Может, это?
– Немедленно сообщу куда следует. что ещё о них знаете?
– Ну, на кладбище его видел.
– Это мы знаем. Но никто больше…
– Может, в дури ихней?
– Может. Но при них, когда в больницу поступили, естественно, не было.
– Дома?
– Давайте всё-таки определимся с вами, – обиженно поджал губы прокурор. Я понял – несколько зарвался. Не учи учёного.
– Я больше ничего такого про них не знаю. Разве что, был ещё и четвёртый.
Который с ножом. Тот, мне кажется, постарше, поопытней. Знаете, нож прижал крепко, не шутейно. Но он был сзади. Потом рванулся в кусты. Нет, не видел.
– Хорошо. Проедем с нами? Или сразу в путь? Проедем? Замечательно!
Откажись, подумает, что испугался, смотаться хочет. Всё равно тормознёт, этот маленький хитрец. Да и вообще, интересно.
Интересного оказалось мало. Никакой пены, никаких следов. Только что пуговка на газоне напротив скамейки, да ещё нож в кустах. Со следами крови. Может, и моей, а может, и нет.
– Кровь согласны оставить на анализ? – поинтересовался прокурор. – Нет, просто на случай, если не ваша, и примерить тогда нож к другим делам.
– Да пожалуйста!
– Вот и спасибо! И больше вас не задерживаю. Прощайте! Езжайте вот с ними, там у вас всё чин- чинарём… А я ещё подожду этих… эпидемиологов, не выговоришь, чёрт их возьми. Пусть смывы со скамейки сделают. На всякий случай.
Рейс был вечером, поэтому я заглянул в областную больницу. К Тамаре я прокрался тихонько. Она лежала в палате одна, на животе, глядя в окно. На скрип двери повернулась. И тут же мелко начала дрожать мелкой, но явственной, со стуком зубов, дрожью.
– Ну, не прикалывайся. Это же я. Ну что ты?
Девушка открыла ротик, набрала воздуха и…
Зажимая уши, я выскочил из палаты, рванулся на лестницу – благо, палата была у самого выхода на пожарную лестницу. Да что же это такое, чёрт побери, а? Чтобы девушка в таком возрасте и так визжала. Нет, надо хоть что-то пронюхать. Ладно, воспользуюсь служебным положением. В ординаторской этажом ниже я предъявил врачу свои корочки и спросил насчёт пациентки палаты Љ 18. мол, когда будет доступна контакту на предмет её допроса.
– Шок. Физически здорова. Сейчас уже контакту доступна. Но о том, что её так потрясло, говорить отказывается категорически. Ночью не давала выключать свет.
Сразу – в визг. Вот опять – слышали, наверное? послал сестру узнать.
– Но что это всё- таки?
– Я же сказал – шок.
– Это как, не опасно?
– Теперь нет. Но если повторится… Всяко бывает. А допросить, если аккуратно…
Хотя, давайте всё же подождём. Если не горит.
– Нет, что вы. Спасибо. Пойду, – поднялся я под подозрительным взглядом вошедшей медсестры.
Уже выходя услышал её шёпот и голос врача: " Да что вы, это – следователь, он документы предъявил". Нет, надо сматываться.
В лайнере кресло оказалось не возле иллюминатора, а счастливчик ещё и зашторил его. Не понимаю, это что, трусы или просто скверные люди, те, которые во время полёта не любуются этим чудом – небом, облаками, просторами, которых не увидишь оттуда, снизу? Ну да что толку гадать? В общем, весь полёт я провёл в размышлениях. Думал о деле – как-то нелепо и поспешно меня из него вывели. О гибели этих ребят и ещё – до них. Прав Бычёк – на месте уже делать нечего. А зачем всё – таки было меня на преступление толкать? И я вот так просто спёр эти драгоценности. а теперь, видите ли, ему там уже делать нечего. Но это – ему. А мне бы ещё поразбираться. Нет? Ну вот к примеру, где я этот Томкин взгляд видел?
