Я вздрагивал и покрывался липким потом оттого, что в зале из нас двоих именно я ощущал себя выродком, изгоем, излучающим холод, отверженным, созданным для вечных сумерек. Я, Иноходец, исполняющий такие почетные, такие достойные похвалы обязанности, выглядел менее живым, чем вампир.
Ты — лишь мертвое тело, движимое чужой кровью. И почему так притягателен, так совершенен, так счастлив был ты? Не потому ли, что считал себя не только нормальным, но и достойным всяческих благ? Я же подобен был тени, которой ты не имеешь. И ненавидел, находясь на расстоянии одного прыжка, но жадно наблюдал за тобою, падающая звезда Сеттаори».
Джерард встал и обошел вокруг костра, разминая затекшие ноги. Внутренний монолог явно затянулся. Что поделаешь, даже самые глубокие выгребные ямы приходится когда-нибудь чистить.
Искоса глянул на повара, уже завершающего приготовление супа. Еще один вполне счастливый человек. Любимое дело, уважаемый господин, а, главное — никаких сюрпризов о себе самом. Не полезет в один незабываемый момент из подкорки грязная пена мыслей и воспоминаний, как будто в голове взорвалась банка с перебродившими овощами. Ты это ты, вчера, сегодня, завтра и всегда. Повар не превратится в рыцаря, лакей не обернется судебным приставом, и даже советник останется самим собою, а вот ученик кузнеца отчего-то должен уверовать в свою исключительную миссию.
За терпеливое выслушивание Джерард был все-таки награжден плошкой дымящегося супа из цесарки, пускай и без мяса. Птичка была мала, и досталась советнику.
Всем выйти из сумрака!..
Уже никому не надо объяснять, кто…
— Ты не забыл, мышь моя Джерри, что живешь в кредит? — сказал как-то Эрфан за обедом, заставив парня замереть над тарелкой, едва не подавившись. — Не снится по ночам графская веревка? Старайся получше. Сдам обратно, так и знай!
Джерри глянул пристально на бледное до синевы, с заострившимися, будто отшлифованными, чертами, лицо Эрфана и отчего-то выдал:
— И ты тоже.
Эрфан вздрогнул, приоткрыл рот, но ничего не сказал. А синяки зажили быстро.
Но с тех пор стало ясно: Иноходец боится. Чего-то, невидимого, неотступно преследующего…
Половину ответа принес следующий выход в Межмирье. Лиловое и тихое, как грозовое небо. Давно опустевшая грудь Эрфана явно не болела, как хорошо залеченная старая рана. Но за ребрами Джерри ныла и жаловалась небольшая голодная пустота, и шаги выходили неровными, едва-едва в такт. Внезапно учитель остановился, так что парень довольно сильно налетел на него и ушиб подбородок.
— Смотри, — сказал Эрфан, не оборачиваясь. — Подойди туда и посмотри.
Джерри послушно подошел, ощупывая попутно подбородок на предмет сломанной челюсти.
Эти стекловидные «заслонки» он наблюдал и раньше.
— Потрогай! — велел Эрфан.
Джерри дотронулся рукой. Поверхность оказалась не очень твердой, а, главное, быстро нагрелась под ладонью и задрожала.
— Закрой.
Что-то мы сегодня немногословны, подумал Джерри, а как закрыть, не знал.
— Закрывай! Ну?
— Что мне нужно делать? — спросил наугад.
— Охладить.
Когда-то во сне отец просил закрыть за ним дверь. Та дверь имела створки. Большие, тяжелые, сверкающие. Достаточно было нажать, и они начинали сходиться. А это? Так… Нужно что-то начинать делать. Иначе светит подзатыльник, а то и два. Джерри прижал обе ладони к слюдяной тонкой перегородке и попытался представить, что они охлаждаются. Не помогло. Окошко нагревалось и нагревалось. «Ненавижу, — вдруг подумал Джерри. — Ненавижу, тварь непонятная». И — отдернул руки.
Ибо стекло стало холоднее железа зимой.
— Я тоже сначала злился, — очень тихо, очень мягко сказал за спиною Эрфан. — Ненавидел, даже кричал на них. Не волнуйся. Скоро, очень скоро будет достаточно просто усилия воли. Твоей воли. Ты — Иноходец. А потом, однажды, в день рождения Богини — не хватит уже ни воли, ни силы мышц. И все объединится. Но до тех пор, пока сможешь…
Эрфан прервал свой сбивчивый непонятный монолог и тут же пропал, бросив Джерри одного. Как поступал сотни раз до этого, все время — неожиданно. А ученик решил остаться и тренироваться.
Не пойду я с ним в разведку, решил для себя парень, «закрывая» сто пятнадцатое уже окошко. Бросит — и поминай, как звали.
Без задних ног падая на свою кровать вечером, Джерри отметил две вещи: во-первых, Эрфана до сих пор нет, а во-вторых, чем дольше сидишь в Межмирье, тем меньше, оказывается, болит пустота в груди.
Болото выглядело очень-очень тихим. Ни тебе блуждающих огоньков, ни белесого тумана, ни даже тошнотворного запаха. Поляна-поляной. Попробуй только пройти по этой «полянке». Болото было последним барьером этих мрачных мест. Пограничным столбиком. Дальше будет светлая каменная степь, и дорога пойдет значительно веселее.
Низенький темный лес и болото тяготили Джерарда.
И вообще, у всех есть занятие.
Советник Пралотта углублен в книжицу, совершенно прекратил допросы. Его слуги заняты. Один Джерард мается. Он не привязан, но он ничего не делает ввиду своего статуса пленного преступника. И книжку ему тоже не дадут, одна она, наверное, у советника. От воспоминаний уже тошно, но это единственное, чем можно себя отвлечь от пасмурной картинки болота и леса. От раздраженного и угнетенного состояния, в котором чаще всего представители славного народа Рысьего Пика ходят в трактир выпить либо к соседям на войну. Но никак не к женам, ибо горянки «чрезвычайно сильны физически».
Джерард усмехнулся, почесал затылок и вспомнил, как он вот в таком примерно настроении заплутал, и выскочил из Межмирья на такое вот примерно болотце.
Да, он был в весьма нехорошем настроении. И реальная схватка нужна была, как воздух. С приличным зарядом агрессии Джерард стоял на кромке болота, и ничего иного не ожидал, кроме появления очередных «клиентов». Собственно, он уже чувствовал, что здесь, на болоте, что-то есть. Что-то движущееся, хаотичное, живое, а, главное, чужое.
Но ходить по трясине аки посуху Джерард все-таки не мог, и пристраивался уже ко второму недалекому прыжку в Межмирье, но это не понадобилось. К нему вышли навстречу.
Их было довольно много. Разного роста, разной комплекции, но огромные, сияющие нервным светом глаза-плошки разгоняли туман и выглядели по-настоящему чужеземно. Маленькие, наверное, дети, отстраненно подумал Джерард.
Визг сотен голосов взлетел над поляной. Что они вопят? Надо ли разбирать, или не тратить драгоценные секунды?
Иноходец сделал летяще-скользящий шаг, предшествующий обычно броску. Народец понял это на свой лад, визг усилился. Кровь просто закипала в жилах от одного этого звука!
