— Слушайся маму, Авентро, — прошептал Джерард с улыбкой искусителя. — Она мудрая женщина.
— О чем он? — закричал юноша, не опуская шпаги. — Что вы говорите, леди? В каком праве?
— Право Иноходца, — загремел голос Джерард а, отражаясь от сводов. — Вернуть нечеловеческое существо в его родной мир. Твоя мать не человек. Она сильфида. Она могла бы жить спокойно, но нарушила закон и родила ребенка от человека. Тебя, Авентро, если не доходит с первого раза. Попробуешь помешать мне — я имею право тебя убить.
— Стой на месте, Авентро, — рыдала леди, — стой на месте!
Тучи слетелись стаей воронов в потемневшем небе. Ударил в землю, как цыганка в бубен, злой косой дождь. Мощный ветер промчался по галерее. Джерард твердо стоял на ногах, глядя в совершенное, невозможно красивое лицо женщины и понимая — это не попытка сопротивления, а лишь отчаяние. И — прощание.
Она совладала с собой. Она даже сумела улыбнуться напоследок сыну.
— Отпустите мою руку, Иноходец. Я не убегу. Ведь это смешно, не так ли?
— Очень, — подтвердил Джерард. — Не отпущу. Лишь потому, что когда еще доведется сопровождать такую прекрасную даму. Мне все больше достаются кровопийцы да трупоеды.
В последний момент Авентро не выдержал и рванулся за ними. Рванулся в дыру, из которой лилась странная музыка. Джерард спиной ощутил это отчаянное движение, и легонько засмеялся.
— Идите, — проговорил, отпуская руку сильфиды. — Я должен проследить за вами.
— Клянитесь мне, Иноходец, что не причините вреда моему сыну!
— Ни малейшего, леди. Зачем мне человек?
— И не бросите его здесь!
— Не брошу.
— Слово Иноходца всегда было законом! — крикнула сильфида. — Всегда! Не нарушайте его!
— И не подумаю, леди. Счастливого пути.
Как легко и быстро она скользит по туманной тропе. Сама — туман, сама — полупризрак. Дева-ветер. Джерард некоторое время позавидовал мастерству красавицы, сделал пару шагов, словно пробуя повторить увиденное.
Потом — пригнулся. Над головой мелькнула шпага.
— Ну что же это такое, молодой человек. В спину! — покачал головой, оборачиваясь.
Щенку повезло, он впрыгнул на их тропу, на правильную тропу. Но далекое-далекое шипение стражей подсказывало: человека заметили. Джерард и сам видел сейчас пламенную, безумно хлопающую крыльями бабочку-сердце в лихорадочно вздымающейся щупленькой грудной клетке юноши. Желанная Межмирью драгоценность. Сладкая маленькая добыча.
— Бесчестно прийти в дом гостем, а покинуть его — злодеем!
— Ой, красиво сказано, — вздохнул Джерард. — А ты ведь сам меня позвал. Я не ухожу, не закончив дела.
— Я звал увести чудовище! А ты забрал мою мать!
— Она нарушила закон. Именно тем, что она — твоя мать. Так что хватит размахивать этой штукой, еще сам поранишься. Я обещал леди вывести тебя из Межмирья. Не трепи нервы и возвращайся.
Сын сильфиды, точно. Ветер в мозгах. Будет нападать.
Джерард не желал драться. Отступал, уворачивался. Для полноты ощущений получил царапину на ухе. Хватит, пожалуй, на сегодня.
— Дерись! — кричал юноша, — Ино-хо-дец! Бегаешь от меня, точно мышь!
В позвоночник словно вбили клин. Что-что?
«Крупная дрожащая мышка Джерри … такая пугливая…»
Он стиснул зубы, за что-то ухватился, размахнулся в ярости…
И мог только проследить, как хорошо пущенным снарядом, пробивая Межмирье насквозь, отлетает Авентро. С-сссильфидин сын. Однако, на вспышку гнева затратилось столько энергии, что она даже разорвала ткань Межмирья и создала новую дверь! Ну что же! Леди, я не нарушал слова: вреда особого не причинил и, главное, не оставил здесь. А в каком мире сейчас ваш Авентро — не имеет значения.
Но если он, Джерард, оказался способен открыть ранее не существовавшую дверь, это может означать одно из двух: либо его сила в последнее время ощутимо возросла и давно превысила возможности Эрфана, либо все Межмирье истончилось, подобно изношенной одежде, и сделать прореху в этой тряпке может любой. Предпочтительнее было бы первое, но логически следует как раз второе.
Слияние. Гард и псы на его голову. Как скоро?
Седьмой день сбегает из зоопарка ленивец…
Дневник натуралиста
— Остановиться!
Застава.
Гард и псы, уже предместье Сеттаори. Бродячие актеры въезжали на своей захудалой телеге через пятую заставу, Разбойничью. Кто ее так окрестил — неизвестно.
Это — вторая застава. Тайная. Вообще-то весьма явная, только не всяких пускают. Но даже в таком измученном виде и на таком дохлом средстве передвижения советник Пралотта был очень явно узнаваем. Пропустили, да еще поклонились. Дважды: сначала и вслед. Ах, теперь известно, отчего «тайная»: после вроде бы открытой всем ветрам заставы дорога повернула в низину, и пошла по балке, превращаясь в узкую, едва ли не пешеходную тропку.
Посредине тропы Пралотта натянул вожжи и телегу остановил.
Повернулся к Джерарду.
— Сними-ка маску.
И зачем вам это нужно, господин советник?
Но нам ли, бродягам, знать о замыслах государственной важности.
И — одним движением, как прядь с лица.
Отдать должное Пралотте — не шелохнулся. Куда и подевался встрепанный истерик, весь погруженный в сожаления о своей содержанке? Вон какой взгляд — изучающий, профессиональный. Нравлюсь?
Повар и лакей не скрывали шока.
— Кто тебя так? — спросил Пралотта.
Он усмехнулся. Знать бы — позавидовали бы мертвому ныне волку. Вопрошавший правильно понял выражение его лица.
— Одевать? — Джерард кивнул на тряпку. Советник пожал плечами и только теперь отвел взгляд. Ну конечно, зрелище на любителя. Спасибо, что долго держались, господин.
Повязал, поправил. Так привычнее. И позволил себе лежать на ветоши да усмехаться дальше, наблюдая за напряженной, неестественно осанистой спиной советника.
До тюрьмы оказалось недалеко. Пралотта с облегчением соскочил с ненавидимой уже телеги, велел слезать всем остальным.
Джерард спрыгнул, взял шкатулку, и остановился только, когда услышал легкий звенящий звук. Монета? На всякий случай пошарил глазами по мостовой… И остальные тоже пошарили, даже Пралотта.
Джерард обладал великолепным зрением, потерю обнаружил сразу. И похолодело на душе, как будто кто-то за воротник снегу сыпанул. Ну и удача у меня распроклятая!
Брошка, подаренная черноглазкой!
Пчела. Вот вредное насекомое!
Пчелка лежала прямо в солнечном пятне, сверкая нестерпимо. На обратной стороне брошки была гравировка, имя владелицы, и оба отлично знали это имя. Лайоли.
Пралотту просто перекосило, как плохо сделанный дверной навес.
