Молодой олень с ветвистыми рогами и большой черный лохматый пес бежали по ночному лесу, обнюхивая все мало–мальски интересные кусты и кочки, Блэк еще постоянно задирал лапу, метя все вокруг, над чем Джеймс постоянно смеялся — уж больно приятель вжился в свой анимагический образ. Хотя он и сам был не прочь почесать свои рога о каждое третье встретившееся дерево — животные инстинкты зачастую затмевали человеческое мышление, хотелось задвинуть его вглубь и отдаться звериному телу полностью…
В ночном воздухе разливался незнакомый пьянящий и будоражащий аромат — пахли какие‑то незнакомые цветы. От этого запаха хотелось кататься по земле, прыгать и кувыркаться, чем больше анимаги вдыхали его, тем большая эйфория охватывала их. Они как завороженные следовали за чарующими волшебными запахами–флюидами, уходя все дальше и дальше от Хагридовских кордонов, в самую неисследованную и опасную часть Запретного Леса…
…Поттер застонал и с трудом открыл глаза… Очки перекосились и сползли на подбородок. Он не помнил, где он и кто он вообще… Последним воспоминанием было, что земля резко ушла из‑под ног, то бишь, копыт, короткий полет и темнота…
Гриффиндорец с трудом приподнялся на локтях. Они с Сириусом лежали на груде каких‑то растений, черно–зеленые стебли разной толщины с длинными округлыми листьями, на стеблях очень много белых восковых цветов с ярко–красными серединками, которые издавали тот самый пьянящий запах, за которым они и шли. Джеймс помнил, что они были в образе животных, как же получилось, что они перекинулись обратно неосознанно… Он с трудом встал и осмотрелся внимательнее. Они находились на дне глубокой большой ямы, поверхность земли была очень далеко и выглядела маленьким отверстием, в которое заглядывал яркий месяц — они упали в яму–ловушку, прикрытую травой и ветками. Но кто мог соорудить такое и для чего? Поттер судорожно схватился за палочку, которая всегда была за поясом штанов — ее не было. Наверное, выпала, пока он спал. Он упал на колени и принялся шарить в куче мясистых стеблей, которые слабо извивались и беспорядочно шевелились. Слой незнакомых растений был внушительным, почти метровой толщины, потому они и не разбились, падая с такой высоты, но Поттер не мог припомнить, чтобы они проходили на Гербологии что‑либо похожее на этот образец флоры. В обширнейших теплицах мадам Спраут такого цветка не было.
Палочку он так и не нашел, видимо, она провалилась вниз, а разгрести всю эту кучу зелени он не смог бы физически. Поттер пополз к Блэку и принялся тормошить его. Сириус застонал и с трудом сел, держась за голову. Палочки не оказалось и у него, и друзей охватила паника. Без волшебных инструментов они были беспомощны, как слепые щенята. В течение нескольких часов они бродили по яме, обследуя ее, и выяснили, что это идеально круглое образование, диаметром в двадцать футом, с отвесными гладкими стенами, высотой футов в сорок, внутри которого нет ничего, кроме незнакомых цветов. Они были повсюду — на полу, на стенах, оплетали даже так называемый потолок в яме. Видимо, у растений как раз был период цветения, большие восковые бутоны раскрывались буквально на глазах, из пурпурной сердцевины раскручивался длинный тонкий пестик… или тычинка? От приторного запаха кружилась голова и очень хотелось спать. Плюнув на безвыходное положение и отчаявшись найти свои палочки, подростки решили немного поспать. Друзья прикорнули рядышком и провалились в глубокий сон…
…Они просыпались дважды и с каждым разом сделать это было все труднее и труднее. Во всем теле чувствовалась невероятная слабость, невозможно было даже поднять руку, чтобы отодвинуть вороха цветов, которые облепили их со всех сторон… или им это только казалось? Ведь цветы не могут двигаться… или могут? Нет, точно могут, ведь в теплицах у мадам Спраут полно всяких лиан и плотоядных цветов, которые норовят напасть на тебя… а эти цветочки такие милые, безобидные и красиииивые… и пахнут так здорово — от этого запаха снятся такие яркие, веселые сны… Даже не хочется просыпаться… Спать, спать, спа–а-а–а-а–ть… Ой, как больно! Как будто пчела ужалила! И еще, и еще раз! Да что же это такое? Руки как каменные, невозможно даже на дюйм приподнять, чтобы почесать шею… Откуда в яме пчелы, да еще так много? Си–и-и–риус…. Прогони мерзких насекомых, они меня всего закусааааали… Как же хочется спать…
Свет… Как больно глазам. И все тело зудит и чешется. Кто‑то несет его на руках. А, это Хагрид, его неопрятная борода щекочет лицо. Кто‑то визжит и охает. Что случилось?
Поттер с трудом открыл глаза. Светло. Солнце в зените, слепит. Сфокусировав взгляд, увидел, что Хагрид уже подходит к замку, вся школа высыпала на крыльцо и лужайку перед Хогвартсом. Он судорожно забарахтался и хрипло прокаркал, точно Сопливус, когда они его душили мыльной пеной: «Сириус! Где Сириус?»
Хагрид прогудел добродушно: «Да тут твой дружок, его профессор Кеттлберн транспортирует Мобиликорпусом. Сам понимаешь, не тащить же ему его на руках!»
Джеймс поуспокоился и откинулся обратно. Он почти ничего не помнил, только нестерпимо чесалось все тело — руки, шея, спина, лицо. Он поднял руку — она была вся в мелких красных точках, которые слегка кровоточили. Неужели все‑таки пчелы?
В Больничном Крыле их окружила заботами охающая и ахающая мадам Помфри. Там же собрались почти все преподаватели Хогвартса, которые видимо, отменили все уроки, иначе такое тотальное собрание было не объяснить. Хагрид с Кеттлберном тихо рассказывали, как они нашли пропавших студентов. Кетллберн передал мадам Спраут завявший белый цветок с красной сердцевиной. Спраут громко охнула и отшвырнула растение. «Хельгины пиявки!»
Джеймсу с Сириусом это название ничего не говорило — Гербология не была их любимым предметом и выезжали они за счет хорошей памяти и обаятельной внешности и комплиментов еще нестарой мадам Спраут. Каждый год, после экзаменов, большая часть ботанических знаний благополучно забывалась ими, как ненужная. Но половина профессоров встревоженно загудели и зашептались, обсуждая происшедшее.
На следующее утро к больным пришел директор Дамблдор. Приятели уже опомнились и пришли в себя, настойки и мази мадам Помфри быстро привели их в порядок, хотя она сокрушенно качала головой, бормоча что‑то под нос о том, что надо быть совсем идиотами, чтобы попасть в такую ситуацию. О какой ситуации шла речь, им так и не удалось у нее узнать, поскольку медсестра никогда не была благорасположена к ним из‑за обилия пациентов, которых ей предоставляли их невинные шалости и проказы. Помфри их хулиганства невинными почему‑то не считала. Видать, из‑за того, что сопливые малолетки не понимали их веселых шуток и вместо того, что посмеяться со всеми, с ревом и воплями бежали в Больничное крыло. Ну и ладно, плевать на занудливых взрослых!
