По залитой мягким закатным светом мостовой Косого переулка, заполненного суетливыми волшебницами и волшебниками, спешащими к теплу и уюту семейных очагов, уверенно и быстро шел высокий молодой человек. Он не был приглашен на званый ужин, его некому было ждать в холодном доме среди лондонских трущоб, но человек все равно торопился, никому не уступая дороги и не обращая внимания на возгласы: «Эй, смотри куда идешь!» или «Ну и наглая нынче молодежь, не то что мы в их годы!».
Совсем недавно этот прохожий с длинным носом и черными волосами, почти скрывающими бледное лицо и горящий взгляд черных глаз, получил письмо. Нет, для него это была не просто бумага, как можно было бы подумать. Это была надежда. Глупая, напрасная, ничтожная, равно как и все надежды в его весьма скучной и до недавнего времени предсказуемой жизни.
Он резко остановился возле двери кафе, на стеклянной поверхности которой, словно на большой колдографии, вилась поземкой вьюга — магический рисунок на двери как бы утешал прохожих напоминая им, что английская сырость в январе месяце — явление, разумеется, пренеприятнейшее, но, все же, временное. Жалоба министру на бездействующий Отдел Магического Хозяйства, который и найти‑то толком никто не может, была грамотно составлена всеми работниками Министерства, и Пророк со дня на день обещал «реакцию» и её результат, то есть снег. Но никто не мог точно сказать, радовался ли этот мрачный человек хорошей погоде или, что вероятнее, его мало интересовали подобные мелочи.
Его тонкие длинные пальцы несмело нажали на ручку двери, и главный зал заведения огласил нежный звон колокольчиков, отчего молодая рыжеволосая женщина, сидевшая за дальним столиком, привстала и приветливо помахала рукой.
— Северус, сюда! — она изо всех сил старалась быть веселой, но грусть то и дело проскальзывала сквозь наигранную радость. Сейчас ей было неловко: она даже не знала, что заставило её написать то странное письмо для её еще более странного друга, который, по сути, давно им не являлся.
— Здравствуй, Лили…
— Привет, Сев. Не замерз?
— Нет, у меня кровь горячая! — оба рассмеялись привычной с детства шутке: натужно, неестественно, но вдвоем. И такое искусственное единение в самом деле немного согрело окоченевшего Северуса, который и мечтать не мог, что вот так, когда‑нибудь…
Лили немного замялась, нервно заправила непослушный локон за аккуратное ушко с маленькой сережкой в виде полумесяца, но потом решилась и выпалила:
— С днем рождения! — и разразилась пожеланиями всевозможных благ, мерлиновой мудрости, такого же богатства и еще лавиной весьма банальных слов, адресата так и не достигнувших, ведь он, адресат, смотрел только на красивые пухлые губки Лили. Смотрел смело, ничуть не стесняясь такой своей смелости, но вовсе не чувствовал того, что чувствовать обязан был!
У него горело сердце, разрываясь от мучительной боли и удивления. Будто кто‑то каленым железом пытался выжечь из него любовь, не спросив на то разрешения! И она уходила. По капле. С каждым её пустым и ничего не значащим словом, с каждым жестом тонкой ручки, с каждым взмахом пушистых ресниц. Он терял Лили Эванс! Нет, он не потерял её, когда она выбрала Джеймса, он не потерял её, когда она вышла замуж и стала миссис Поттер, он не потерял её, когда она отвернулась в первый раз, не пожелав с ним здороваться в "Кабаньей голове" при Сириусе. Она оставалась его светом всё это время. Но что же происходит сейчас? Северус откинулся на спинку стула и принялся разглядывать причудливые тени на потолке, отбрасываемые множеством свечей, только что зажженных хозяином заведения.
— Ты меня слушаешь? — Лили говорила тихо и почему‑то пристыжено. — Я от души, тебя ведь мало кто поздравляет…
— Конечно же, слушаю, — яд его слов мог убить. — Ведь ты единственная на всем белом свете, буквально одна, кто догадался поздравить меня: нелюдимого, гадкого, презренного Пожи…
— Прекрати! Не смей так со мной разговаривать!
— Не нравится? — криво усмехнулся Снейп.
— Не нравится!
Он вдруг наклонился через стол и больно схватил её за локоть.
— А чего ты хотела? — его злой шепот пугал. — Я же Пожиратель, Лили. И ты это знаешь!
Лили Поттер поежилась, словно её холодным ветром обдуло:
— Да, мы недавно узнали…
Собеседник хмыкнул и скривил тонкие губы.
— "Мы"? Надеешься разнюхать что‑то, чтобы идиота благоверного порадовать? А если не надеешься… Значит, сама идиотка — жаловаться пришла! — девушка смотрела на него обиженными глазами и не могла ничего возразить. — Других кандидатур не нашла? Волчонок твой, или Блэк, или еще какой тупица больше не радуют своей храбростью? Захотелось поговорить с кем‑то мыслящим?! Или помощи попросить решила? Ты в своём уме?! Три года назад смотреть на меня не хотела… А я ведь просил прощения, Моргана тебя побери, я умолял! Всего одно слово, одно несчастное слово, и всё — я больше не достоин твоего общества. А сейчас что изменилось? Что???
— Я ошиблась! Прости меня…
От неожиданности Северус смахнул со стола белый кофейник, и тот разбился с оглушительным звоном.
— Мисс, у вас все хорошо? Что‑то громко вы ссоритесь, — пробормотал подошедший Флориан, подбирая осколки.
Хозяин узнал и свою молодую посетительницу и такого же молодого, но весьма решительно настроенного посетителя. Он не желал видеть у себя в заведении лояльных Тому–Кого–Нельзя–Называть, а именно такие слухи ходили про этого черноволосого носатого мага. И были они весьма убедительны. Но и выгонять сальноволосого клиента, больше похожего на злобного зверька, ему было не с руки.
— Да–да, конечно, не беспокойтесь! Простите за кофейник…
— Ну, не вы должны извиняться, мисс! — произнес волшебник, уставившись на молодого человека.
— Уйди. Немедленно! — металл в голосе слизеринца не позволил Флориану ослушаться, и он поспешил ретироваться от греха подальше: мало ли что может прийти в голову безумцу.
Они помолчали еще немного, занятые разглядыванием засахаренных вишенок на пирожных. Но молчание — вещь хрупкая, ненадежная… излишне красноречивая. И Северус не положился на него, а предпочел продолжить прерванный разговор:
— Он груб с тобой?
— Нет!
— Он не любит тебя?
— Любит!
— Он идиот!
— Да нет же!
— Это не вопрос, а неоспоримый факт.
Лили больше не знала, что сказать, и как объяснять. Возможно, виной всему обычная депрессия. Может, все пройдет, и мир снова станет ярким. Может, она вновь будет радоваться уставшему от борьбы, но от неё же и счастливому мужу. Станет приветливее с его друзьями, своим постоянным присутствием превращающими всякое её личное пространство в штаб–квартиру Ордена Феникса. Все пройдет, и ей расхочется греть руки в ладонях своего старого друга, чье имя Джеймс запретил даже произносить.
