Итак, самое малое, что я могу сделать со своим приобретением, со всей свалившейся мне на голову властью Арамери, мало-помалу расправиться хотя бы с частью замыслов.
Что до остального… ну, что ж. Стены Небес — полы, коридоры — путаный лабиринт. Полным-полно мест, дабы надёжно скрыть тайны матушкиной гибели.
И я разыщу их все. Одно за другим.
* * *
Я хорошо спала — первой ночью в Небесах. Измотанная свалившимися на меня потрясениями, набегавшись на всю жизнь вперёд, я даже не помнила, как забылась тяжёлым сном.
На вторую же дрёма упрямо не шла. Я ворочалась с боку на бок. Чересчур мягкая постель. Чересчур большая (я заняла от силы четверть кровати). Оставалось лишь бессонными глазами поглядывать на мягко светящиеся стены и потолок (отчего в комнате было почти так же светло, как и днём). Что ж, Небеса — живое воплощение Пресветлого, никакой тьме здесь быть не дозволено — замыслом Арамери. Но, ад меня побери, как же засыпают другие мои достопамятные родственнички?
Наконец, вдоволь наворочавшись с боку на бок (часы, как мне показалось), я чудом впала в полуабытьё; но вот беда — взбудораженные мысли униматься не желали. В наступившей тишине я могла свободно обдумать всё, приключившееся со мной за последние дни; задаться вопросом — как там семья и друзья в Дарре? — и всласть потревожить себя надеждой, а выживу ли я вообще в здешнем-то Маальстреме?
Впрочем, насладиться одиночеством я не успела. Возникло смутное предчувствие, что за мной следят.
Благодарение бабушкиной выучке, я проснулась окончательно. Но прежде чем меня посетило желание открыть глаза — иди среагировать иным (должным) образом, — звучный, глубокий голос произнёс как если бы над ухом:
— Вы не спите.
Итак, протерев глаза, я села (кое-как подавив позыв иного рода — при виде стоящего не более чем в десяти шагах от меня Владыки Ночи).
Сбежать было бы невежливо (и, говоря начистоту, бесполезно). Мне не оставалось ничего другого, как поприветствовать его:
— Доброй вам ночи, лорд Ньяхдох.
Голос почти не дрожал — вот вам и лишний повод для гордости.
Склонив голову, он просто стоял, высматривая что-то у меня в ногах зловещим взглядом (не сулящим мне ничего хорошего, судя по затаённому жару). Догадываясь, что ощущение времени у бога, мгм, слегка отличается от чувств простых смертных, я подсказала:
— Чем обязана честью вас лицезреть?
— Я хотел видеть вас, — сказал он.
— Зачем?
Молчание в ответ. Наконец он двинулся, плавно переместившись к окнам (и спиной ко мне). Его было сложно разглядеть там, на фоне ночного города. Плащ? волосы? — ореол тьмы, постоянно колеблющийся вдоль изломанной фигуры, — сливались с чернотой звёздного неба.
Ни алчущий насилия монстр, не так давно охотившийся за мной. Ни леденящее высшее существо, спокойно угрожающее убить меня после. Я не могла прочесть его: но в облике его снова таилась та самая мягкость, виденная мной однажды. В то мгновение, когда он держал меня за руку, обагряя своей кровью, — и удостоил поцелуя.
Я хотела было спросить его об этом, но слишком много всего, таящегося в памяти, беспокоило меня. Взамен я осведомилась:
— Почему вы пытались убить меня вчера?
— Не убил бы. Приказ Скаймины гласил — оставить вас в живых.
А вот это уже любопытно — и, главное, сулит беспокойство.
— Зачем?
— Допускаю, она не хотела вашей смерти.
Я была крайне — опасно! — недалека от растущего во мне раздражения.
— Так что же вы собирались сделать, если не убить?
— Причинить боль.
На сей раз я даже была рада, что его скрывает тьма. Сглотнув, продолжила допрос:
— Наподобие той, что утворили с Сиехом?
В повисшей паузе он развернулся ко мне лицом. Полумесяц наполовину полной луны просвечивал сквозь окно над ним. Лицо Владыки заливал слабый, бледный свет. Он молчал, но внезапно я поняла — он не помнит. Не помнит страданий, доставленных Сиеху.
— Так вы и в самом деле… другой, — сказала я медленно, покрепче обхватив себя саму за плечи. Меня бросило в дрожь. В комнате будто бы резко похолодало; а на мне — одни лишь короткие пантолоны и тонкая рубаха для сна. — Сиех (и Т'иврел до него) говорили что-то о подобном… эффекте. Как там… «Покуда небеса ещё озарены светом…»
— Днём я — человек, — перебил меня Владыка. — А ночью… нечто более близкое к моей истинной сути. — Он развёл руками. — Закат и рассвет знаменуют собой время… перерождения.
— И вы становитесь этим, — докончила я, внимательно следя за языком. Как бы не сболтнуть: чудовищем.
— Смертный разум, исполненый божественной силы и знаний (даже на несколько мгновений), — не самое лучшее… сочетание. Не всегда реагирует… достойно.
— Однако Скаймина может приказывать вам, несмотря на ваше… безумие.
Он кивнул:
— Воля Итемпаса превыше всего. — Ещё одна пауза, а потом его глаза внезапно прояснились. И я разглядела их полностью, от и до. Холодные. Твёрдые. Тёмные, как небо за окном. — Если вы не хотите видеть меня здесь, прикажите — и я уйду.
* * *
Дано к рассмотрению: колоссальное могущество + существо, в коем оно сосредоточено + власть над ним. Ваша власть. Любая прихоть по мановению руки.
Вопрос: непреодолимый соблазн силы. Как не поддаться желанию унизить того, перед кем некогда преклонялся? Подавить. Сломать. Растоптать.
Почти невозможно. Исключено, право слово.
Думаю, ни одному смертному подобное не под силу.
* * *
— В первую очередь я предпочла бы знать, зачем вы вообще заявились ко мне, — сказала я. — Но мне не хочется выбивать из вас объяснения силой.
— Почему нет? — Что-то в тоне его голоса меня насторожило.
Злость? С чего бы это? Из-за моей над ним власти — и отказа применить её? Или, наоборот, взволнован тем, что я бы могла…
Сам ответ пришёл мне на ум почти мгновенно: несправедливо. Вот как это бы было. Однако я не решалась высказать всё ему в лицо. Даже не неправильно — это он незваным вошёл в мою комнату (как ни крути, по обычаям любых земель — умышленное их попрание). Я бы, не колеблясь, приказала ему уйти, будь он человеком.
Нет, даже не столько человеком. Свободным, вот что главное.
Но свободным Владыка не был. Вирейн подробно объяснил мне это накануне вечером, покуда метил меня сигилом. Любой команде Энэфадех должно быть предельно простой и чёткой. Тщательно избегайте метафор и просторечия. И всегда наперёд хорошенько обдумывайте каждое своё слово, дабы не попасть впросак и не призвать неприятностей себе на голову. Скажи я что-то навроде: «Убирайся, Ньяхдох!» — и он со спокойной душой может ретироваться восвояси не только из этой комнаты, но, заодно, и вообще из дворца. А потом один Небесный Отче знает, какие ещё фокусы он выкинет. И лишь самому Декарте под силу справиться с обратным призывом падшего. Ну, или прикажи по-другому: «Ньяхдох, замолкни», — и он скажется немым, пока я или другой чистокровный из Арамери не отменит веления.
