– Никто не собирался жить вечно, не так ли? – ответил Гуннар киммерийцу. – Ни один наемник, во всяком случае, вступая в. отряд, не предполагает, что боги сохранят его для долгой жизни. И довольно об этом!
– Так ты рад меня видеть? – осведомился Конан.
– Да, – ответил Гуннар, но в его тоне прозвучала странная неуверенность. – Я угощу тебя и твоего спутника элем, если хотите. У нас имеются хорошие запасы.
– Что вы здесь делаете целым отрядом? – поинтересовался Конан. – Вот уж не думал, что вас занесет сюда, на край света.
– А ты что здесь делаешь, Конан? – вопросом на вопрос ответил Гуннар.
– У меня здесь дельце, – уклончиво отозвался киммериец.
– Ну а нас наняли для того, чтобы мы охраняли эту башню, – заявил Гуннар.
– Охраняли? Но что здесь такого, что можно охранять? – Копай не слишком удачно изобразил удивление.
Цинфелин подъехал поближе, но Конан сделал ему знак, чтобы юноша не вмешивался.
– Ты знаешь наше правило, Конан, – сказал Гуннар. – Нам платят деньги за работу, а мы не задаем лишних вопросов. Наш наниматель хочет, чтобы мы никого не пропускали в башню, кроме него самого. Вот чем мы занимаемся.
– И что, много было желающих сюда забраться? – прищурился киммериец.
Гуннар оглушительно, но как-то безрадостно расхохотался.
– Сказать по правде, ты – первый, – фыркнул он. – Мы здесь пухнем со скуки, но выбора у нас нет. Тот, кто нас нанял, хорошо знает свое дело. А теперь – убирайся, киммериец, и уводи с собой своего дружка! Убирайся, покуда цел! У нас с тобой нет вражды, и никто из нас не желает тебе зла. Однако если ты попытаешься проникнуть в башню, мы тебя убьем. Мы выполним наш контракт, чего бы нам это ни стоило.
– Почему? – спросил Конан. – Неужели плата так высока?
Цинфелин подъехал еще ближе и решился вмешаться:
– Сколько бы ни заплатил вам ваш наниматель, назовите цену – и я дам вдвое больше.
– Ты? – Гуннар смерил юношу взглядом. – Да кто ты такой?
– Я Цинфелин, наследник графства Бенойк. Поверьте, я хорошо понимаю, о чем говорю. Я не даю обещаний, которые не смогу выполнить.
– Ты не сможешь дать нам вдвое больше того, что нам заплатили, – отрезал Гуннар. – Ты не сможешь дать нам даже ту цену, которую платит наш наниматель. И покончим на этом. Мы не желаем вам зла, поэтому просим по-хорошему: уезжайте.
К удивлению Цинфелина, Конан кивнул.
– Хорошо. Будь по-твоему, Гуннар. Уезжаем.
Он действительно сел на коня и двинулся прочь. Цинфелин, недоумевая, последовал его примеру.
Стражники, помедлив, вернулись в башню.
* * *
Когда Конан и Цинфелин остались наедине, молодой граф не выдержал.
– Как ты мог! – взорвался он. – Ты был в двух шагах от нашей цели и отступился! Почему ты не добился у этого Гуннара – какую цену ему предложили? Ведь вы, кажется, знакомы! Он даже считает себя твоим другом…
– У наемников не бывает друзей, – ответил Конан совершенно спокойно. – Только наниматели и товарищи по оружию. Наемник так же легко простит предательство, как другой человек простит кражу конфеты из золотой вазочки. Наемник доверяет только самому себе. Гуннар мне не друг.
– Стало быть, и ты мне не друг? – спросил Цинфелин.
– Не обольщайся, – хмыкнул Конан. – Ты еще не доказал мне, что можешь быть моим другом. Но я не предам тебя, если ты об этом.
– Да, да, знаю… – пробормотал Цинфелин, думая о своем. – Почему же ты не попытался прорваться в башню?
– Потому что их – пятьдесят человек, – ответил Конан. – Даже я не в состоянии одолеть с наскоку сразу пятьдесят здоровенных воинов, вооруженных, к тому же, до зубов.
– Стало быть, ты – трус! – заявил Цинфелин.
– А ты – белоручка и дурак! – ответил Конан равнодушно. – Хочешь загрести жар моими руками? Ничего не получится. Нужно действовать с умом.
Цинфелин побледнел и закусил губу.
– Ладно, – смягчившись, проговорил Конан, – не кипятись.
– Я убью этого капитана, – прошептал Цинфелин.
– Очень хорошо, – сказал Конан таким тоном, каким кормилица успокаивает капризного ребенка, суля ему луну с неба. – Конечно, убьешь. Нападем на них ночью.
– Ночью? – Цинфелин медленно поднял на Конана глаза. – Но ведь они и будут ожидать ночного нападения!
– Нет, не будут, – Конан покачал головой. – Напротив. Этот капитан меня знает. Он подумает, что я подумаю, что он будет ждать меня ночью…
Конан говорил рассеянно. Было очевидно, что его мысли занимает некое постороннее соображение, не имеющее никакого отношения к планам атаки.
Цинфелин решился нарушить задумчивость своего спутника.
– Скажи, что тебя так беспокоит? Неужели предстоящая стычка с наемниками?
– Стычка? – Конан выглядел удивленным. Несколько мгновений он размышлял, словно пытаясь понять, о чем вообще шла речь, а затем покачал головой. – Нет, стычка меня совершенно не волнует. Я думал сейчас о другом. Об одной очень странной вещи. Видишь ли, Цинфелин, несколько зим назад я слышал, будто этот капитан, Гуннар, погиб вместе со всем своим отрядом. Я, конечно, очень рад был увидеть, что это не так… И все же не всякий слух следует отметать как несущественный. Наемники бывают очень точны в подобных случаях. Еще одно правило. Всегда хорошо знать, кто жив, а кто мертв. Кого могут нанять, а кого уже никогда нанять не смогут…
* * *
Конан и Цинфелин устроили лагерь на вершине холма, так, чтобы видеть все побережье: обе башни, рыбачий поселок и пролив.
Лошади были рады убраться подальше от этих жутких мест. Сейчас они паслись, пощипывая свежую траву, и выглядели довольными. Чего нельзя сказать об их хозяевах.
– Надвигается буря! – сказал Конан, всматриваясь в горизонт.
Небо было голубым, безмятежным, так что Цинфелин удивленно воззрился на своего спутника.
– С чего ты взял?
– Видишь вон то маленькое облачко на горизонте? – показал Конан. – Скоро оно вырастет так, что закроет все небо, и оттуда вырвутся молнии и громы.
– Откуда ты знаешь подобные вещи? – еще больше удивился Цинфелин.
– Мне доводилось плавать по морю.
Цинфелин только пожал плечами.
– В любом случае, мы мало что можем сделать. Если начнется буря – она начнется. От нас ничего здесь не зависит. Мы ведь не боги, чтобы остановить стихию, – заметил молодой граф.
Конан зловеще ухмыльнулся.
– Поищем какое-нибудь укрытие, – предложил он. – Иначе вымокнем до нитки. Впрочем, хорошо, что мы на суше. Будь мы сейчас на море – тяжко бы нам пришлось.
Цинфелину невольно пришел на ум шепоток рыбаков из поселка: «Они нам не подходят – они пришли посуху»… Молодому человеку показалось, что он вот-вот поймет тайный, страшный смысл этих слов.
