– Ещё раз попрыгали! – зло приказал я, очнувшись от мыслей.
– Нормально же… – тихо сказала Нирра.
– Нихрена не нормально! Вас всех ещё учить и учить! Курс молодого бойца прошли, млять, а уже суперменками себя возомнили?! Любая ваша ошибка и червей кормить всем отрядом! Попрыгали, говорю!
Нирра ненавязчиво взяла меня под локоть и взглядом предложила отойти в сторонку.
– Что это было? – спросила она, когда мы остались одни.
– Не люблю расслабленность! Я, в том мире, ногу так потерял, когда посмотрел не в ту сторону!
– Умный ты Тень, но дурной! Думаешь, никто не понимает, что вернутся не многие? Понимают! Ещё как! Не бери за их смерти вину на себя! Каждый раз, во время Кровавых Лун, мы мысленно прощаемся с жизнью! С подругами и детьми прощаемся! Поверь тем, кто рядом с тобой. Мы идём на смерть и не стоит будоражить наши эмоции больше чем надо! Вы с Висельником сделали всё, чтобы хоть кто‑то из нас вернулся обратно. Егг‑Орр, правда, поумнее будет. Знаешь, что он сказал мужчинам Заднего двора перед "синей луной"? Мы все мертвы! Так вот… Мы мертвы тоже! Будешь жалеть мертвецов – погубишь живых! Делай, что должен!
– И будет, что будет… – ответил я ей, вспоминая крылатую фразу Земли, – Прости. "Заклинило" меня… Как будто прощаюсь со всеми… Знаешь, я впервые так людей на смерть отправляю. Всегда считал своих командиров бездушными, а теперь понимаю, как у них сердце болело.
– Ого! А иномирцы тоже не “брёвна”, оказывается! – по‑хулигански подмигнула мне Правая Кнара, – Мой тебе совет – иди и скажи девкам что‑то хорошее! Негоже им умирать с воспоминаниями о твоих истериках!
Я кивнул головой, согласившись с заслуженным "втыком" и подошёл к диверсанткам.
– Девушки! Не обращайте внимания! Погорячился! Я люблю вас всех и верю в каждую! Злюсь не на вас, а на судьбу, что даёт нам не застолье весёлое, а смертельные испытания! Кто‑то сегодня не вернётся, только… Постарайтесь сделать всё, чтобы вернулась та, что рядом с вами! Некоторым после сегодняшней ночи, не смогу сказать лично – мёртвые не слышат… Скажу сейчас. Я горжусь, что стою среди вас! А теперь… Попрыгали ещё раз и к реке! Ночь будет трудной!
* * *
Раздевшись догола и погрузив вещи с кувшинчиками горючего масла на плоты, мы тихо переправились на другой берег. Оделись, дрожа от холода и опять попрыгав, чтобы ничего не звенело, тихо выдвинулись в сторону вражеского лагеря. Незаметно сняв часовых, разбрелись, ища возы с провиантом и амуницией. Внутри лагеря никто на нас внимания не обращал, так как шли уверенно в этом скоплении незнакомых друг другу людей. Вообще, тут безалаберность полная! Ни тебе караулов около стратегически важных объектов, ни подобия организации лагеря – всё пущено на самотёк. Быстро разлив масло на очередной обоз с продовольствием, я уже было обрадовался, что всё тихо. Внезапно среди ночи раздался крик: "Тревога! Нападение!". Блин! Кто‑то попался! Лагерь ожил в считаные секунды и я с трудом успел поджечь телеги прежде, чем куча пьяных, вооружённых столичных воительниц не вывалилась из палаток, тряся мечами.
Отмахиваясь руками, ногами и всем “колюще‑режущим”, быстро вскочил на первого попавшегося коня, когда справа от меня вдруг раздался звон железа и одновременный вскрик двух голосов. Обернулся. Одна из наших тихо оседала на землю, прижимая руки к распоротому животу.
– Чуть тебя одна гадина, не достала… – сипло произнесла она, – Беги… Мне…
Не дослушав до конца, я поднял её сопротивляющееся тело и перекинул поперёк седла.
Дав пятками под брюхо коню и моля бога, чтобы остальные поступили также, я вылетел из лагеря в спасительную темноту. Скачка напоминала "американские горки", каждую секунду захватывая дух. Раненая воительница не шевелилась, но я чувствовал, что она жива. Дотянуть бы до реки… Дотянул! Сполз с коня, перехватив раненную за талию, дошёл до воды и поплыл. Тяжело… Бесчувственное тело тянет на дно, но сдаваться не хотелось. Пусть одну, но спасу! Рядом раздавался плеск и пыхтение – кто‑то ещё смог выбраться! Берег… Шатаясь, вышел и скомандовал:
– Перекличка! Кто ранен?! Идти сможете?
Раздались голоса. Вроде много… Некоторые запросили помощи, которую тут же и получили от находящихся рядом целых диверсанток.
Подхватив свою спасительницу, сделал несколько шагов.
– Оставь… – прошелестели слова рядом с ухом, – Больно… Положи.
Скинув ношу с плеча, осмотрел при лунном свете её рану. Хреново… Очень!
– Держись, подруга! – попытался приободрить молодую женщину, – Скоро наши, а там и "четыре глотка", и "скулзово пиво"! Выживешь!
– Ты в это… – отплёвываясь кровью, попыталась улыбнуться она, с трудом выговаривая слова, – Ты… Веришь? Я не дура… Не тряси напоследок… Не успеем. Егг‑Орр… Скажи ему… Я помню наше купание… Всё помню… Неровня… Другая… Детей нет… Жалко… От него… Пусть помянет, если впомни…
Воительница потеряла сознание.
– Эй! – затряс я её, – Не отключайся! Глаза открой!
Подействовало. Придя в себя, безумным, полным боли взглядом, она осматривала сумрак вокруг нас.
– Скажи, что… Куркка… Меня зовут Куркка… Плавать учил… Любил… Немножко… Пусть не забудет… Руки… Сильные руки… Вода… Ночь… Руки сильные руки… – стала заговариваться она,
Потом резко обмякла, тяжёлым тестом надавив на мои ладони и затихла, глядя вдаль. Всё… Я даже не попытался снова привести её в чувство, понимая, что она ушла насовсем.
– Куркка… Я запомню это имя… – прикусив губу, чтобы не завыть, прошептал, склонившись над погибшей девчонкой, – Пусть Сёстры встретят тебя достойно.
Несмотря на тяжесть мёртвого тела, снова взвалил её на плечо и двинулся в сторону нашей базы. Каждый шаг отдавался болью. Одна смерть со мной, а сколько их осталось на том берегу?
Вот и наш лагерь в лесу.
– Нирра! – заорал я, вышедшей встречать Правой Кнара, – Собирай всех, кто дошёл! Прочесать дорогу к реке – могут быть отставшие! Готовь снадобья! Много раненых.
– Поняла! Не дергайся – весь в крови! – быстро посмотрев на меня, отозвалась Нирра.
– Целый я. Не моя кровь.
– Потом разберёмся! Жди!
Оседая от усталости и пережитого на землю, я слышал, впадая в оцепенение, удаляющийся топот десятков ног.
Время перестало существовать. Час, год или секунда? Не знаю… Кто‑то трясёт за плечо, натруженным голосом и свистя лёгкими от перенапряжения, пытаясь докричаться до меня:
– Тень! Тень! Все прибыли!
Дерркит‑Орр… Поднимаю глаза и вижу её перекошенное лицо с глубоким порезом во всю щёку.
– Тень! – не унимается она, – Все, кто мог, прибыли!
– А? Извини!
Рассудок приходит в норму.
– Доложить о потерях!
– Много…
Она садится рядом, глядя в пустоту.
– Пожгли практически все обозы и половину коней разогнали… Девяносто шесть… Остальные не вернулись…
– Раненые?
– Уже отправили на лечение. Нирра там суетится.
– Как сама?
– Как и ты…
– Понял.
Внезапно душу наполнила ярость и желание жить. Вскочив на ноги, я поднял за плечи свою заместительницу и практически проорал ей в лицо:
– Строй всех! Тех, кто может стоять! Сейчас нельзя быть поодиночке! Говорить буду! Каждой!
Не прошло и пяти минут, как Дерркит, исполнив мой приказ, построила диверсанток.
– Вы живы! – тихо сказал я им, – Не должны, но живы. Такая наша работа была на сегодня – умереть. Поэтому с вами и пошёл, чтобы остаться там – это было бы правильно. По мужск… По‑человечески! Каждой из вас сегодня Сёстры подарили вторую жизнь. Оплакивать умерших будем после, а сегодня я хочу просто сказать вам спасибо! Не вините себя за тех, кого не смогли уберечь. И живите за них, не позоря имена наших павших героинь! Завтра будет битва, где крови прольётся ещё больше! Сейчас отоспитесь, а с утра продолжим наше тяжёлое дело! Отбой! И всем вина! Разойдись!
Уставшие женщины молча покинули строй, беря в руки протянутые кружки. Уверен, сегодня все спали без сновидений.
