Захрипев, я вновь дернулся и повернул голову к земле. Прежде чем Лени вновь развернул меня на спину, я успел увидеть, что рыжий и правда взбивал подушку. Вот только в роли подушки выступал сугроб! Да и все мое тело лежало наполовину зарытое в снег.
– Не волнуйтесь, господин. Все хорошо. Сейчас укроем вас, укутаем, – успокаивающе забормотал Лени, обеими пригоршнями, зачерпывая с земли снег и кидая его мне на грудь!
– Лени! Что ты делаешь?! – просипел я, дерганными движениями стараясь сбросить с груди комья снега. – Ты что?!
– Не волнуйтесь, господин, – вновь заладил рыжий свою песню. – Все хорошо.
– Лени! – уже в голос завопил я, с ужасом смотря на спятившего спутника. – Ты же меня убиваешь! Твою мать!
Поняв, что слова на рыжего не действуют, я попытался оттолкнуть его в сторону, но не смог пошевелить руками. С хрипом опустив голову, я взглянул на свое тело и обнаружил, что руки плотно прикручены к бокам веревочными кольцами. Судя по ощущениям, ноги тоже были связаны.
Безумие продолжалось и стремительно наращивало обороты.
– Лени! – уже заклинал я, чувствуя, как на меня накатывает волна страха. – Остановись! Приказываю!
К моему невыразимому облегчению, подействовало. Рыжий прекратил хоронить меня в снегу, но не замолк:
– Господин Корис, так надо, тут уж ничего не поделаешь, – выговорил он, глядя на меня подозрительно заблестевшими глазами, словно с трудом сдерживал слезы. – Иначе никак.
– Что иначе никак? – несколько успокоившись, переспросил я, переводя взгляд на подошедшего Тиксу. Всегда жизнерадостный коротышка на этот раз выглядел, словно придавленным непосильной тяжестью. Даже борода поникла, а глаза смотрели в снег под ногами, избегая встречаться со мной взглядом.
– Без снега никак, господин, – непонятно пояснил Лени, кулаками утирая бегущие слезы. – Ежели в снег не укутывать, то вам совсем худо становится. В крике заходитесь, судороги бить начинают. Эх, не уберегли мы вас, господин, не заслонили от беды страшной…
– Хватит! – взорвался я, когда мой мозг с трудом переварил услышанный бред. – Для начала развяжите меня! Приказываю!
Лени потянулся было к обвивающим меня веревкам и едва успел отдернуть руку из‑под стремительно опустившегося лезвия меча. Ниргал двумя выверенными ударами избавил меня от пут и столь же быстро вернул оружие в ножны, вновь превратившись в железную статую.
Оказавшись свободным, я сразу почувствовал себя гораздо лучше. Панический страх отступил и, успокоившись, я начал размышлять более трезво. Сидящие в снегу Тикса с Лени не сводили с меня глаз, в которых я читал обреченность, смешанную с безумной надеждой. Странные, взъерошенные – да, но на сумасшедших, вздумавших похоронить меня заживо, они никак не походили. Значит, они знают то, чего не знаю я, и определенно, эта новость не из приятных. Поэтому торопиться с выводами и обвинениями не стоит. Первым делом надо разобраться в происходящем.
Не пытаясь встать, я напряг мышцы и оторвал руки от земли. В первую очередь, чтобы убедиться, что тело мне подчиняется. Руки послушались, и я поднес вялые кисти к голове – хотел ощупать занемевшее лицо, но забыл об этом намерении, когда увидел свои предплечья. Плотная меховая куртка исчезла без следа, равно как и рубашка. Руки до плеч покрывали многочисленные повязки, между которых виднелась мертвенно белая кожа.
Создатель милостивый… что со мной?
Вновь нахлынуло последнее воспоминание – мерзко извивающиеся ветви‑щупальца втыкаются в мое тело и проникают все глубже в плоть. Щупалец самое малое несколько десятков, я ничего не могу поделать и лишь отмахиваюсь и захлебываюсь в крике боли…
– Дело плохо, господин, – бесцветным голосом произнес Лени, глядя мне в глаза. – Очень плохо.
Обессиленно откинувшись в снег, я уставился в усыпанное звездами небо и мягко поинтересовался:
– Насколько плохо? Раны? Повреждены внутренние органы? Лени, только говори по существу. Меньше хныканья, больше информации.
– Раны?.. Да, господин, ран много… очень много, – выдавил рыжий. – Слишком много для одного человека. Эти прутья… ветки… понаделали в вас кучу дырок, одна другой больше. Что с внутренностями натворили, то не ведаю. Но в животе самое малое дырок пять будет. Ноги, руки, грудь, спина – все изранено. Только на лице всего одна рана – видать, вы успели руками заслониться. И это… господин… раны глубокие. Даже и не знаю, почему вы живы до сих пор.
– Так… – пробормотал я, – если я еще жив и даже говорить могу, значит, ты преувеличиваешь мои беды. Крови много успело вытечь? Повязки вроде чистые, да и боли я не чувствую.
– Крови сколько потеряли? – Лени вновь начал отвечать вопросом на вопрос. – Если только пару капель, господин. Не знаю. Из ран кровь не шла. Вообще.
С немым изумлением я уставился на рыжего, затем перевел взгляд на молчавшего Тиксу, который не замедлил кивнуть в подтверждение и даже добавил пару слов:
– Да. Кровь – совсем нет.
Из ран не сочилась кровь? Да это попросту невозможно! Ведь я живой человек, в чьих венах течет целая река крови, готовая хлынуть наружу даже при небольшом ранении. Сколько раз Рикару приходилось с ругательствами накладывать тугие повязки, чтобы остановить кровотечение! Уж я‑то знаю!
Чувствуя, что у меня в голове все смешалось, я усилием воли заставил себя успокоиться и как можно спокойней произнес:
– Я ничего не понял из ваших путанных объяснений. Давайте поступим так – не буду вставать, но вы отнесете меня к костру, чтобы я наконец мог согреться. У меня зуб на зуб не попадает. – Я приподнял руку, чтобы показать, как сильно трясутся пальцы. – Может, поэтому и кровь не течет – я же заледенел! Того и гляди дух испущу. Кстати, какого Темного вы вообще меня в снег закопали? Смерти моей хотите?
– Нельзя вас к костру, господин, – мрачно буркнул Лени. – Никак нельзя. Говорю же – от тепла корчи вас бить начинают, от боли с ума сходите. Нешто мы звери какие, родного господина живьем в снег закопать?! Да только по‑другому никак…
Все… Лени еще что‑то бубнил, но я уже не слушал. Мой мозг просто отключился, не в силах воспринимать бессмысленный набор слов – из ран не идет кровь, меня корчит от тепла, меня надо укутывать снегом и держать на морозе…
Теперь я твердо был уверен, что я еще без сознания и мне все это только кажется. Плод воспаленного воображения. Последствие ранений. На самом деле я лежу сейчас у костра, под толстым одеялом, а верный Лени поит меня горячим отваром. Скоро я очнусь и буду со смехом вспоминать привидевшиеся бредни. А пока надо постараться отрешиться от кошмара, чтобы окончательно не свихнуться.
