отступится, — Джилс повернула голову, и их глаза встретились. — Раз она использовала собственного ребёнка, как разменную монету, то я для неё — лишь маленькое препятствие на пути. А умирать мне не хочется.
— И они смогут тебя защитить?
— Надеюсь. Меня и тебя.
— Меня-то им с чего защищать? Я же не ведьма.
— И не колдун, — улыбнулась Джилс. — Но я втянула тебя в это и не могу оставить теперь. Я в ответе за тебя. Поэтому попросила Кеторин защищать ещё и тебя.
— Да уж, ведьмы меня ещё не защищали… Даже не знаю, что чувствовать по этому поводу.
— Надеюсь, тебе понравится, — усмехнулась Джилс, а Элиот лишь хмыкнул, продолжая перебирать её волосы.
К этому времени Кеторин уже распрощалась с невзрачным мужчиной и, закрыв за ним дверь, принялась ходить по бару, собирая всё необходимое для обряда. Она разобрала несколько досок в полу, под которыми скрывалось выложенное в земле своеобразное кострище или же очаг. Элиоту, наверное, стоило бы удивиться, но он был морально вымотан и, пожалуй, по-настоящему хотел лишь одного — сесть в «Рольфа» и уехать отсюда. Однако по ему самому непонятным причинам, он продолжал сидеть на ступенях и гладить Джилс по волосам.
Волков выволокли из клеток, чему они нисколько не сопротивлялись, и посадили на цепи в очаге. Элиоту стало немного не по себе, и он заметил, с каким ужасом смотрит на животных Джилс. Она глубоко дышала, пытаясь успокоиться, что у неё не особо получалось.
— Как же я это ненавижу, — пересохшими губами произнесла она, не сводя глаз с Кеторин, которая умелыми движениями продевала цепи в специальные кольца, вмонтированные в бетонные плиты, на которых раньше лежали доски пола.
Такие кольца могли удержать и кого-то посущественнее, чем больных волков, и Элиот даже боялся думать, зачем этой женщине нужны такие вещи. Он даже мысленно начал анализировать все бары, в которые ходил с друзьями пропустить по кружечке пива. Вдруг их хозяйками тоже были ведьмы? Вдруг это целая подпольная организация, которая спаивает мужчин, а потом использует их слюну с кружек для каких-то своих магических целей?
От подобных мыслей Элиота всего передёрнуло, и он постарался отмахнуться от них. Так недолго и параноиком стать.
Кеторин подошла к ним, сжимая в руке деревянную ручку огромного старого ножа, всё лезвие которого было в рытвинах и ржавчине. Элиот с опаской покосился на нож. Он сомневался, что им можно резать кожу человека. Он вообще сомневался, что человека можно резать хоть чем-то, что не было предварительно простерилизовано, не боясь при этом получить столбняк.
— Сцена готова, — выпалила женщина, похоже, даже не замечая, насколько нелепыми могли показаться её слова. — Пора погреться в лучах рампы.
Джилс кивнула, явно не разделяя энтузиазма Кеторин, и поднялась на ноги. А Элиот остался сидеть на ступенях, следуя указанию Кеторин — не приближаться к месту обряда. Вскоре к нему подошёл Коул, заняв место Джилс. Он молчал, и Элиот тоже — говорить им было совершенно не о чем.
Марта с Роем сидели на барных стульях и во все глаза смотрели за действом, разворачивающемся на земле очага. Кеторин же, скрестив ноги, разместилась на самом краю кострища, в то время как Джилс, Джослин и Алистер с маленькой сестрой Роя спустились вниз, к волкам. Бедные животные даже не смотрели в их сторону, положив головы на лапы и тяжело дыша.
Джилс сделала несколько глубоких вдохов и её лицо лишилось всяких эмоций. Она словно смотрела перед собой, но при этом ничего не видела. Элиоту было странно и дико смотреть на то, как Джилс шагнула к одному из волков и, схватив того за холку, приподняла голову. Животное не успело издать и звука, прежде чем единое плавное движение старого ножа перерезало ему глотку. Второй волк протяжно завыл, опустившись на брюхо; воздух наполнился тошнотворным запахом сырого мяса, а шерсть на груди волка стала мокрой от крови.
Коул выругался сквозь зубы. Джилс, не теряя времени и не отпуская холку волка, схватила с пола чашу и подставила под рану на горле животного. Элиот видел, каких усилий ей стоило оставаться на месте, удерживая умирающее животное.
Наверное, Элиоту стоило бы испытывать отвращение — умом он это понимал, — но он испытывал только жалость к бедной девушке и животным.
Казалось, это длилось несколько часов. Затем — пульсирующий поток крови и болезненный, полный страдания вой второго волка.
Но вот тело животного обмякло, а кровь больше не вырывалась толчками. Джилс отпустила холку, и туша безвольно упала на пол. Не дав себе времени на раздумья и даже не обтерев нож — что уж говорить о кипячении лезвия, — Джилс полоснула себя по незабинтованной ладони. Кровь закапала в чашу, смешиваясь с волчьей.
Затем настала очередь мистера Рудбрига, и Элиот уже не удивлялся тому, что никому в голову даже не пришла идея хотя бы протереть нож спиртовыми салфетками.
Когда кровь мистера Рудбрига смешалась с кровью в чаше, Джилс положила туда несколько белых мутных кристаллов, и они вместе со слепой старухой, держа чашу между собой, принялись нараспев читать нечто вроде молитвы на незнакомом Элиоту языке. Он понимал, что сравнение с молитвой может быть неуместным, но это было единственным, что пришло ему на ум.
В какой-то момент странной песни — Элиот не запомнил, в начале, в конце или в середине, — Марта тихо воскликнула:
— Они светятся!
Кеторин шикнула на неё, приложив палец к губам. Но Элиот так и не понял, что именно светилось. Единственное, что он заметил, так это то, что, когда Джилс опрокинула чашу, кристаллы, оказавшиеся на полу в луже разлившейся крови, стали красными, словно рубины, и слегка подрагивали, как стрелка компаса.
Затем всё повторилось ещё раз лишь с небольшими отличиями. Перепуганный насмерть волк ползком на животе пытался отползти от Джилс, борясь за свою жизнь, тихо поскуливая. В этот момент Джилс вновь начала плакать. Крупные слёзы скатывались по её щекам. Перерезая горло, она судорожно всхлипывала и причитала: «Прости… прости… прости…» Элиоту показалось, что, будь у неё свободная рука, она принялась бы гладить животное, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания.
Когда маленькой сестрёнке Роя пришлось резать ладонь, она выглядела ничуть не лучше. Бледная, чуть ли не зелёная, она хватала губами воздух, стараясь сдержать рвотные позывы.
И снова странная песня-молитва.
Когда кристаллы оказались на земле, Джилс вылетела из очага и со всех ног понеслась в сторону туалета, зажимая рот перебинтованной ладонью. С другой руки капала кровь, оставляя за ней своеобразный след.
Элиот поднялся и
